В Государственной Третьяковской галерее открывается выставка Валентина Серова
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Фото: Государственная Третьяковская Галерея
Выставке Серова гарантирован успех. Нам покажут самое-самое полное собрание: 250 произведений из 25 русских и 4 зарубежных музеев и 9 частных коллекций. Из Дании впервые приедет портрет Александра III, и также впервые покажут гигантский занавес к балету "Шехеразада" из собрания Ростроповича и Вишневской. Устроители уверяют, что это будет больше, чем выставка к круглой дате — 150-летию со дня рождения, что мы увидим совершенно другого художника.
Пункт про "совершенно другого" озадачивает. Какого же еще? Серов и так многолик.
С одной стороны, гедонист, который в пику предыдущему поколению художников-передвижников писал не социальный хоррор (арестантов, сирот и бурлаков), а, как сам формулировал, "только отрадное".
С другой — модный, высокооплачиваемый портретист, весьма критически относившийся к своим моделям. Он никогда никому не льстил и на этом сделал себе имя: олигархи, аристократы и творческая интеллигенция стояли к нему на позирование в очередь.
Вундеркинд: учился у Репина и первый свой шедевр "Девочку с персиками" написал в 22 года. Но формально человек без в/о: из Академии художеств его отчислили.
Реформатор стиля: начинал как реалист, развился в сдержанного русского импрессиониста, а на излете недолгой 46-летней жизни, совершенно без всякого внутреннего напряжения, перешел к условно-плоскостному языку символизма. Он с симпатией относился к экспериментам своих учеников-авангардистов. Было бы интересно узнать, как бы Серов включился (если бы включился) в кубизм и прочие "измы" 1910-х годов. Хотя сам он был поборником классического искусства и считал своим кумиром Веласкеса.
Серов отметился во всех видах арт-активности: в станковой живописи, в театре, книжкой иллюстрации, плакате. Один из соучредителей объединения "Мир искусства", участник Дягилевских сезонов, один из родоначальников московской школы живописи: с 1897 года преподавал в Училище живописи, ваяния и зодчества.
Человек с гражданской позицией: откликнулся на расстрел 1905 года карикатурой "Эх, солдатушки, бравые ребятушки, где же ваша слава?"
Примерный семьянин: в 24 года женился на Ольге Трубниковой и был с ней счастлив, воспитал шестерых (!) детей. В порочащих связях замечен не был, про себя говорил: "Я неразвратим!" Слухи приписывают ему увлечение только одной моделью — Генриеттой Гиршман.
О Серове написаны тома. Мать, дети, родственники, современники — все, кто встречался, работал, дружил, выпивал, путешествовал,— считали долгом запечатлеть его для потомков. При том что выглядел Серов неразговорчивым, сосредоточенным, почти хмурым господином, у окружающих он вызывал воодушевление.
Даже в жанре "осовременивания классики" о Серове уже писали, причем 100 лет назад. В 1913 году, после посмертной выставки, молодой критик Абрам Эфрос опубликовал зубодробительную статью. Серов, по его мнению,— страдающий гений, чей потенциал многократно превосходил все им созданное. И над публикой-де он издевался, и портреты его — собрание уродов. Горький — "мастеровой, выражающийся по-образованному", Ида Рубинштейн — кукла, раздетая с оскорбительным безразличием, великий князь Михаил — "отвороты красного генеральского мундира на старом тюфяке". Вряд ли какой современный арт-критик превзойдет Абрама Эфроса в полемическом задоре. Организаторы выставки именно эту эфросовскую тему — мучающегося рефлексирующего мастера — постарались поддержать и развить. Но очереди на выставку встанут не только затем, чтобы всеми этими идеями проникнуться.
В 1991 году автор этих строк водила экскурсии по предыдущей большой выставке Валентина Серова. Вместо положенного часа экскурсия длилась полтора, а то и два. За каждой картиной стояла история: или о необычном заказе, или о судьбе портретируемого, или еще что-то. На выставке Серова вы попадаете в "русский мир", о котором каждый мечтает: мир образованных, талантливых, пусть, может быть, не кристально честных, не всегда благородных, но людей с большой идеей и страстью, с делом всей жизни. Это была блистательная эпоха, и Серов оказался ее правдивым зеркалом.
Он в некотором смысле символ самого счастливого времени за последние 200 лет русской истории. С 1872 по 1917 год Россия накопила достаточно благосостояния, чтобы взалкать культуры. Серов не выдавливал из себя раба: родился в просвещенной семье музыкантов, рос за границей, а во взрослой жизни свободно по миру путешествовал, его талант почти мгновенно оценили, он был требовательным к себе профессионалом и порядочным человеком. И даже умер вовремя (хотя до обидного рано, в 46 лет, от приступа стенокардии) — в 1911-м, избежав эмиграции и нищеты или, того хуже, перековки в социалистические реалисты. Ему практически все удалось, он совершенно нетипичный русский художник.