Большинство москвичей выступили против переименования станции «Войковская». Участие в голосовании на портале «Активный гражданин» приняли около 200 тыс. человек. 55% из них считают, что в переименовании станции нет необходимости. Независимый аналитик Александр Клюкин уверен, что столичная мэрия зря подняла этот вопрос.
Есть такие истории, которые лучше не бередить, потому что потом непонятно, как из них выпутываться. Переименование «Войковской» — классический пример. Сам я, конечно же, считаю, что имена убийц и террористов не должны быть увековечены никогда и нигде. Что касается Войкова, многие, как выясняется, думают, что четких доказательств прямого участия Войкова в расстреле царской семьи нет. А вот подавляющее большинство, если бы не эта топонимическая дискуссия, никогда бы вообще не узнали, кто он такой.
Инициативные группы требуют переименования «Войковской» еще с 1990-х годов, но нынешнего накала спор достиг отнюдь не благодаря их усилиям. Я не знаю, кто именно предложил в 2015 году назвать «Войковской» новую станцию железной дороги, которая строится в составе транспортно-пересадочного узла. Она должна была зваться «Глебово». Разве не понятно было, что построенная в советские годы станции метро — это одно, а наименование в честь Войкова нового объекта, возводимого в наше время, — это принципиально другая история, которая будет вызывать уже не сожаления, а протесты.
Мэрия, похоже, не в восторге от перспектив массового переименования, поскольку еще ведь и целый район Москвы называется «Войковским». Мэрия прибегла к спасительной демократии — интернет-голосованию, которое почему-то всегда приводит к результатам, которые мэрию устраивают. Голосование пока что выходит против переименования. Если оно так и выйдет, его сторонники неизбежно начнут: во-первых, обвинять мэрию в подтасовках; во-вторых, упрекать москвичей, что они согласны мириться с именем палача и террориста на карте родного города. Причем всерьез.
Вот, например, в центре Лондона не так уж далеко друг от друга стоят памятники королю Карлу I и казнившему его Кромвелю. Означает ли это, что англичане в равной степени чтят палача и его жертву? Очевидно, что нет — для них это просто персонажи национальной истории, и далекая историческая дистанция позволяет не выяснять сегодня, кто на чьей стороне. От событий революции 1917-го нас отделяет почти столетие, но, судя по ожесточенности дискуссии о «Войковской», эта дистанция для нас не далекая.
Хотя и это не совсем так. На востоке Москвы есть площадь и два переулка, названные после 1917 года в часть некоего Журавлева. Москвичи к этим названиям абсолютно равнодушны. А историки, оказывается, спорят, кто такой был этот Журавлев и чем он знаменит. И не могут найти точного ответа, настолько все уже прочно забылось.
Так же равнодушны были бы москвичи и к «войковским» названиям, если бы им постоянно о них не напоминали. Это примерно то же самое, что с памятником Дзержинскому — пока он стоит в парке, все спокойно. Стоит кому-то призвать вернуть его на площадь — накаляются страсти.