Обсуждая допинговый кризис в легкой атлетике, мир сейчас, по ощущениям, гораздо больше симпатизирует организациям, наказывающим Россию, чем самой России. Но не будет ничего странного, если ситуация скоро изменится — не благодаря усилиям Виталия Мутко или тех российских спортсменов, которые страдают из-за чужих грехов. Для того чтобы вектор симпатий сдвинулся, достаточно простого вопроса. И даже странно будет, если его не зададут теперь, когда Всемирное антидопинговое агентство в лоб заявило о своих возросших и административных, и финансовых амбициях. И еще более странно, что ни WADA, ни Международный олимпийский комитет до сих пор не посчитали нужным загодя ответить на него — хотя бы внятным абзацем на главной странице своего сайта. Вопрос звучит так: "А зачем вообще бороться с допингом?"
Фото: Сергей Михеев, Коммерсантъ / купить фото
Как-то так вышло, что допинг признан таким злом, которое не требует дополнительных объяснений, злом бесспорным,— ну примерно таким, как терроризм. Но у тех, кто захочет доказать, что это не так, красивые аргументы найдутся моментально.
Сражение с допингом в его каноническом, что ли, значении, то есть сражение со средствами, обеспечивающими спортсменам неоправданное преимущество, имело безусловный практический смысл в прошлом веке. Запрещенные препараты и методики и в самом деле создавали неравенство. Их систематическое применение было уделом государств с большим спортивным бюджетом и легким доступом к эффективной фармакологии.
Но спортивный мир, в котором некоторых из таких государств уже и нет на карте, давно стал другим. Африканские и азиатские атлеты имеют возможность тренироваться в США и Западной Европе, а доступ к фармакологии — и разрешенной, и запрещенной, и своей, и заграничной — есть абсолютно у всех. Важное уточнение — к разной по продвинутости фармакологии и разным по продвинутости, по качеству методикам. И расширение черного списка, и ужесточение контроля — это ведь, если разобраться, снова подарки богатым, способным финансировать создание новых, пока "невидимых" препаратов, собственные лаборатории, да в концов концов просто подмазывать проверяющих.
Эти благие меры лишь разогревают допинговую гонку, но принципиально на конкурентности среды никак не сказываются. Разве не правильнее было бы отказаться от ограничений? И разве замечание о вредности допинга не наталкивается на решительное возражение: во-первых, не все препараты из списка WADA так уж вредны (там присутствуют, например, кофе и алкоголь), а во-вторых, речь идет о взрослых людях — и так сознательно рискующих своим здоровьем, которых как-то глупо лишать права выбирать, идти на дополнительный риск или нет?
Они, эти доводы, поданные правильно и ярко, будут выглядеть убедительно. И если основываться именно на ноябрьской антидопинговой риторике, то с ходу противопоставить им нечего, кроме тезиса о "бесспорном зле" и эмоций.
Между тем с допингом надо бороться. Суровая правда заключается в том, что прекращение этой борьбы, какие бы формы она ни принимала, какой бы ни была ее "результативность" и какие бы побочные эффекты она ни вызывала, возможно, означает катастрофу для спорта. У этой катастрофы видны по меньшей мере два аспекта. Первый — чисто медицинский, потому что бог с ними с профессионалами, олимпийцами, но что делать с детьми, которые идут в спорт, чтобы добиться того же, чего добились их кумиры-чемпионы? После снятия запретов они будут знать, что кумир сделал себя и тренировками, и таблетками. На бумаге можно ввести возрастной лимит для употребления опасных — в данном случае как раз смертельно опасных — препаратов и методик, но вряд ли он будет действовать.
Второй аспект — экономический. Есть ли уверенность в том, что в свободной для допинга спортивной сфере атлет будет восприниматься так же, как в спортивной сфере, в которой он вне закона? Иными словами — как живой человек, обладающий уникальными способностями, мужеством и упорством, а не как накачанный чудесными инъекциями мутант? И будут ли востребованы публикой эти состязания? Это в фильме "Живая сталь" поединки боксеров-роботов собирают полные трибуны, а в реальной жизни проводящиеся среди машин чемпионаты мира по футболу и шахматам — местечковые турниры для группы энтузиастов. И будет ли востребован такой спорт у нынешних спонсоров, которые, даже если занимаются фастфудом или производством газировки, все равно акцентируют внимание на здоровом образе жизни?
Говорят, что в конце 1990-х, когда допинг приобрел статус проблемы глобальной, грозящей не разовыми скандалами, а грандиозными кризисами, в олимпийском движении уже столкнулись две точки зрения. Тогда победили сторонники войны с допингом, и было создано WADA, которое полтора десятилетия спустя, кажется, меняет имидж, трансформируясь из жесткого, но по большей части справедливого полицейского, обходящегося налогоплательщикам в разумные деньги, в судью и палача, услуги которого стоят дорого, а карательные полномочия — безграничны. Было бы прекрасно, если бы борцы с допингом четко объяснили: с ними спорту все-таки лучше, чем без них.