Луис Бегли. Уход Мистлера / Перевод с английского Н.Рейн. М.: ООО "Издательство АСТ", 2001
Анатолий Найман. Сэр. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001
Возможно, живописание проблем становления пост-апартеидовской ЮАР так и напрашивается на получение Букеровской премии, но чтобы об этом читать в России — для этого нужны весомые аргументы. Южноафриканскому писателю Джозефу Майклу Кутзее (Joseph Michael Coetzee), чей роман "Бесчестье" (Disgrace) был в 1999 году удостоен Booker Prize, и не приходится ничего доказывать.
Во-первых, у него уже есть "диплом" об окончании "школы Достоевского" — роман "Осень в Петербурге" (как и "Бесчестье", переведенный Сергеем Ильиным, и вышедший в серии "Иллюминатор"). Кутзее удачно выполнил этюд на петербургскую тему и затронул какие надо русские вопросы. Во-вторых, руководствуясь все теми же заветами российской классической словесности, Кутзее выбирает для этнических и этических противоречий самое простое решение — композиционное.
Героиня "Бесчестья", молодая женщина Люси, волею судьбы оказывается одна, в малонаселенной местности в Восточном Кейпе. Здесь она пытается вести собственное хозяйство — дом, пять акров земли, вольер для собак. Но даже самые ее скромные колониальные претензии с неожиданной жестокостью пресекаются соседскими "коренными" жителями. Люси, не в силах ни сопротивляться, ни бросить все, решает забыть о совершенном насилии, оставляет ребенка и даже, ради обретения защиты, заключает брачную сделку с одним из "коренных", уже счастливым обладателем парочки жен. Такое повествование грозит превратиться в сплошную демонстрацию за права людей, в политический памфлет.
Чтобы что-то с этим сделать, Кутзее, что называется, клин выбивает клином: решительно добавляет другую главную сюжетную линию. Люси, оказывается, расплачивается за грехи своего отца, стареющего профессора Кейптаунского университета, уличенного в запретной связи с юной студенткой. Дэвид Лури, что-то среднее между совратителем Ставрогиным и обманутым Гумбертом Гумбертом, сначала порицается обществом, а потом сам оказывается в роли несчастного родителя, не сберегшего свою дочь. Он с легкостью разжигал огонь своей страсти, который буквально и опалил его: во время нападения на ферму, профессора обливают денатуратом и бросают спичку.
Сюжет "Бесчестья", что называется, крепко сбит — все линии закольцованы, все параллели старательно обыграны: белые и черные, "отцы и дети", "преступление и наказание". Неудивительно было бы, если бы и роман назывался как-нибудь вроде "Благородство и бесчестье". Или — "Униженные и оскорбленные".
"Если старики захапывают юных женщин, какое будущее светит человеческому роду?", — эти умозаключения персонажа "Бесчестья" подтверждает роман Луиса Бегли (Louis Begley) "Уход Мистлера" (Mistler's Exit, 1998). Американец Луис Бегли, задумав своеобразный римейк знаменитой "Смерти в Венеции", решил поддержать Томаса Манна: читая "Уход Мистлера", вспомнят и уход Ашенбаха. Добропорядочный семьянин, владелец рекламной фирмы, мистер Мистлер вдруг узнает, что он смертельно болен. Тут же он начинает собираться в Венецию, "единственное место на земле, где его никогда ничего не раздражало". Правда, вместо польского мальчика здесь девушка, соотечественница героя. Причем герою не приходится искать встречи с ней: она сама сразу заявляется в его гостиничный номер. Смерть в Венеции" становится чуть ли не туристическим маршрутом, и окончательно превращается в расхожую цитату.
Поэт Анатолий Найман, развивший в 1990-е годы небывалую романную активность, и новый век начал необычным прозаическим произведением — романом "Сэр". Он, наконец, предложил свою разгадку одной из таинственно-легендарных личностей — Исайи Берлина — того "гостя из будущего", которому посвящала свои стихи Ахматова и после встречи с которым в 1945 году вышла известная история. 36-летний советник британского посольства посетил полуопальную поэтессу, после чего она сделалась опальной. Не исключено, что роковую роль здесь сыграл сын Черчилля, который в пьяном виде увязался за Берлином, притащив за собой "хвоста" из НКВД.
Берлин прожил долгую жизнь и успел отозваться даже на события нашей перестройки. Многие недоумевали, что собственно, сделал Берлин — он не был ни оригинальным философом, ни выдающимся филологом или историком. По Найману, он был просто нормальным человеком и именно потому высказывал здравые, хотя порой непривычные мысли обо всем на свете: "Частных великих людей нет. Есть гении — но это не то же самое. Великий человек — тот, который меняет ход каких-то дел, так что после него нельзя делать то же самое. Меняет ход каким-то доскональным образом. В этом отношении Сталин — великий человек. Переменил историю России. Переменил. Ленин тоже. Де Голль тоже. Черчилль тоже". Набокова он называет "малоприятным господином", к поэзии Бродского относится разве что "не негативно". Может быть, аристократ, обладатель неплохого вкуса к жизни, и не может быть упертым профессионалом в какой бы то ни было области. Зато с ним приятно поболтать. В книге нет строгого сюжета, с любого места можно включиться в легкий светский разговор, ощутить себя своим в компании "сэров" и уйти от неприятных вопросов.
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА