Федор Сваровский «Слава героям»
Первые три книги поэта Федора Сваровского вышли в конце 2000-х годов. Тогда он воспринимался прежде всего как главный идеолог "Нового эпоса" — стихов, уходящих от всякого "я", ставивших на место речи не растерянных современных поэтов, а кого-то совсем другого, далекого. Сам Сваровский писал сентиментальные стихи о роботах. Этот шлейф трогательного фантаста тянется за ним до сих пор. Кажется, к неудовольствию автора. Первая после большого перерыва книга вроде бы продолжает эту повествовательную линию, но не совсем. Тексты Сваровского — по-прежнему сюжетны, они по-прежнему выглядят архаично и фантастично разом. Но это уже не обязательно фрагменты эпоса. Скорее здесь притчи, наставления, парадоксы и, главное, речи. Речи произносят "герои", вынесенные в название. "Герои" — это не только участники разного рода войн, люди, способные на подвиг. Важнее — это персонажи. Возможность увидеть в любой коллизии, сочетании фактов жизни сюжет, задумку — так устроено в мире этих стихов откровение. Это откровение — фокус. Тоже в двух смыслах. Автор наводит на говорящего свет, выводит его на подмостки, дает ему шанс стать героем и сказать о себе. При этом он понимает: речь идет о трюке, небольшом мошенничестве. Этот трюк — военная уловка против хаоса, и он же — как в евангельской притче — сигнал желания, выдающий искреннего охотника за благодатью.
"в раннем детстве / была совершенно необходима // сверхнебольшая собака / размером с мизинец // и честно говоря / подобного же размера девочка / чтобы умещались в кармане // собаку звали Тигр / девочку звали Алиса // я любил их // еще хотелось владеть бассейном / странной формы / длинным с изгибами / чтобы внизу под водой были дома // и там / мы бы плавали между стен / в кристальной воде / преданные друг другу до смерти / абсолютно бессмертные"
НЛО
Ричард Макгуайр «Здесь»
Один из самых известных комиксов последних лет — из тех, что не про супергероев и приключения и даже не притворяется подростковым развлечением. Ричард Макгуайр — художник, мультипликатор, музыкант, младший друг автора "Мауса" Арта Шпигельмана. Последний в 1989 году напечатал в своем журнале первую, шестистраничную версию "Здесь". Место действия: один американский дом (прототипом был дом родителей Макгуайра), точнее даже — один угол. Взгляд ни разу не меняет направления. Меняется только время. В 2014-м родители переехали — и Макгуайр сел писать новую версию, уже трехсотстраничную. Здесь нет линейного повествования, более того: на одной странице, как окна в операционной системе, могут умещаться события 2014 года, 1989-го, 1933-го, XVIII века, доисторической эпохи, далекого будущего. Играют дети, кто-то умирает, кто-то уезжает, появляются новые жильцы, каждый день кто-то идет на работу, люди стареют, предают и прощают друг друга, кто-то признается в любви, затевается ремонт, идет строительство, индейцы продают землю, археологи ищут индейское кладбище, дедушка заболевает и переезжает на диван в гостиной, дети собираются на Хэллоуин, мимо пробредают динозавр, волк, Бенджамин Франклин, рубят дерево, осушают реку, начинается новое наводнение, люди будущего изучают по дому быт XX века, умывается котенок. И так далее. "Здесь" — книга, может быть, и не очень глубокая, но совершенно виртуозная. Как часто бывает с подобными завораживающими вещами, она зависает на тонкой границе гениальности и пошлости (это нечто вроде комикс-аналога фильмов Терренса Малика). У нас нет и не может быть полного сюжета, только мгновения. Иногда они растягиваются на несколько страниц, иногда на одной укладываются столетия. Главное — мы ни разу не переводим взгляд, и за счет этой пристальности появляется ощущение физического пребывания в толще времени. В комиксах такое, кажется, ни у кого не получалось.
Corpus
Анна Сергеева-Клятис, Олег Лекманов «"Высокая болезнь" Бориса Пастернака»
Написанная в 1923-м и переписанная в 1928 году "Высокая болезнь" — один из самых интересных текстов Пастернака, во многом выпадавший из серьезного внимания исследователей. Поэма, маркировавшая переход поэта к эпосу, к внимательному участию в политическом, к попытке найти язык для личной речи об истории, скорее, становилась примером для формального исследования приемов или же для разговора об амбивалентности интеллигентской позиции в 1920-х. В книге филологов Анны Сергеевой-Клятис и Олега Лекманова делается попытка как минимум внимательно прочитать этот сложный текст. Во-первых, здесь приводятся обе редакции — и при параллельном чтении многие казавшиеся темными места проясняются. Во-вторых, авторы дают подробный реальный комментарий, развинчивают историческую подоплеку пастернаковских метафор. И если с их оценкой "Высокой болезни" как текста, обвиняющего большевизм в бесчеловечности и ностальгирующего по теплым временам империи, согласиться крайне сложно, то как пример комментария эта книга, безусловно, очень ценна.
Европейский университет
Артемий Магун Демократия
Первая книга новой серии издательства Европейского университета "Азбука понятий". Это — книги карманного формата, очень удобные в обращении, с системой ссылок, просто и внятно разъясняющие основные понятия общественной и политической теории. Речь не о какой-то научной зауми, а о словах, которые мы ежедневно используем в речи, не очень-то понимая, что они на самом деле означают. Так, брошюра политолога Артемия Магуна посвящена "демократии". Что это, собственно, такое? Реальный политический строй? Принцип функционирования общества? Режим критики государства его обитателями? Риторическая формула, прикрывающая эксплуатацию? Утопический горизонт, обеспечивающий развитие современных государств? Чем демократия отличается от республики, от либерализма и от коммунизма? Почему и как термин, бывший в момент своего зарождения почти что ругательством, обозначавший хаос и угрозу постоянного бунта, превратился в обозначение идеального государственного устройства для людей с совершенно разными политическими ориентирами? Как боролись за монополию на демократию США и СССР? Работает ли демократия на самом деле, возможна ли? И является ли она столь уж желанной? Магун не то чтобы предоставляет однозначные ответы на все эти вопросы, но он дает возможность их осознать, увидеть запутанность положения, немного развеять туман, клубящийся вокруг этого будто бы рационального термина. А главное — вернуть стертому термину "демократия" по-прежнему таящуюся в нем угрозу и волнение, обнажить его — в хорошем, революционном смысле — демоническое содержание.
Европейский университет