Премьера кино
Фото: outnow.ch
"Шпионский мост" вышел в российский прокат, когда самое время поговорить об обмене заложниками, регистрации иностранных агентов и уничтожении самолетов, нарушивших суверенное пространство. Идя на фильм Стивена Спилберга, никак не рассчитывал наткнуться на художественный шедевр АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Это правда было неожиданно. Спилберга знаю как облупленного — начиная с его ранних опусов типа "Дуэли" и вплоть до оскаровских вершин. "Шпионский мост" впечатлил вовсе не политической актуальностью, хотя и она тоже дорогого стоит. А тем, что это образец совершенства, безупречный во всех своих компонентах. Говорят, что краткость — сестра таланта, нет, напротив: фильм длится два с половиной часа, и нет ни одной минуты, чтобы зевнуть или вспомнить о важной завтрашней встрече. Нет ни одного лишнего кадра (а все нелишние сняты оператором экстра-класса Янушем Каминьским), словно это произведение Хичкока. Нет не то чтобы сексуальной сцены, даже ни одной женщины (жена и дочь героя не в счет), отвлекающей внимание от главного — от того, как тихий, часто простуженный и почти невзрачный страховой юрист Джеймс Донован, став адвокатом советского шпиона Рудольфа Абеля, переиграл всех: и лучшее в мире американское правосудие, и три не последние спецслужбы, а именно ЦРУ, КГБ и "Штази".
Донована, героя холодной войны и человека на все времена, играет Том Хэнкс, относящийся к разряду редких звезд без харизмы. Но Спилберг и это его качество обращает во благо. Недаром Абель, со скупой мощью сыгранный театральным артистом Марком Райлэнсом, рассказывает своему адвокату о внешне неприметном человеке, которого он знал в детстве: его били преступники, но тот после каждого удара вставал. И преступники оставили его в живых, сказав напоследок: "Стойкий мужик". Хэнкс, взявшийся защищать "красного шпиона", становится сначала врагом американского народа, охваченного массовой паранойей (не пора ли пригласить Спилберга снять кино про сегодняшнюю Россию?). Потом он буквально посылает на три буквы агента ЦРУ, пытающегося убедить его, что есть вещи поважнее конституции и закона, например — патриотизм. Наконец, он, не будучи профессиональным дипломатом или разведчиком, проводит сложнейшую операцию в Восточном Берлине по обмену Абеля на сбитого над Советским Союзом пилота Пауэрса и вдобавок ухитряется вызволить еще и американского студента, подло плененного властями ГДР. Уже из финальных титров мы узнаем, что Донован впоследствии стал переговорщиком с режимом Фиделя Кастро и вывез больше тысячи человек, которых насильно удерживали на Острове свободы.
Зная, что сценарий "Шпионского моста" шлифовали Джоэл и Итан Коэны, я ожидал их фирменных насмешек, но, разумеется, почти не дождался: "зануда Спилберг" не дал им особенно развернуться. Однако коэновское начало с присущей ему парадоксальностью и тотальной иронией все же проникло в картину, сообщив ей то волшебное качество, которое и делает ее шедевром,— удивительное равновесие всех компонентов: оно проявляется как на идеологическом, так и на формальном уровне. При желании можно доказать, что фильм прославляет американскую демократию и показывает мир реального социализма как порочный и деградантский. Но ровно столько же свидетельств обратного — что за фасадом демократической американской системы прячутся и агрессия, и равнодушие, и корыстные интересы.
Фильм выдерживает полный паритет и уважение к противнику: не говоря о "стойком мужике" Абеле, даже хитрый служака-кагэбэшник Шишкин (Михаил Горевой) наделен вполне человеческими и в чем-то симпатичными чертами. Хочется избежать затертого слова, но тут его никак не выкинуть: Спилберг — великий гуманист нашего времени, продолжатель почти забытой российским кинематографом традиции, которая была поднята на щит русской литературой и оставалась жива еще в советское время (вспомним хотя бы "Мертвый сезон", сюжетно близкий "Шпионскому мосту"). Согласно этой традиции, каждый "маленький человек" бесценно дорог, потому что он важнее идеологии и системы. Но, как показывает Спилберг, не закона, потому что когда закон попирается, это и означает, что "маленького человека" размалывают жернова молоха — государства или патриотически зомбированного народа.
Если же говорить о стиле и жанре, картину Спилберга уже назвали жизнеутверждающей мелодрамой и шпионской сказкой, оба определения принимаются. Чего в ней все же не хватает — это загадки, не сюжетной, а эстетической: не последняя характеристика в искусстве. В этом отличие от Хичкока: никакой анализ не объяснит, как это кино сделано. Но Спилберг-монументалист делает шедевры определенности, словно вырубленные в скале и прибитые гвоздями к стене. Их незыблемость ничто не способно разрушить.