О роли российских лесов в поглощении СО2 и российской лесной политике корреспондент “Ъ” поговорил в Париже с главой Рослесхоза ИВАНОМ ВАЛЕНТИКОМ.
Фото: rosleshoz.gov.ru
— Почему для РФ было так критически важно включение российских лесов в текст нового соглашения?
— Тот факт, что сейчас в парижском соглашении упоминаются леса, дает большие возможности как для учета доли российских лесов в поглощении выбросов парниковых газов, так и для разработки дальнейших механизмов, например, лесных проектов. Скажем, потенциально одним из первых международных проектов могла бы стать программа восстановления защитных лесополос на границе степной и лесной зон в европейской части страны. Тема важнейшая, так как лесополосы выполняют целый ряд функций, включая защиту почвы от эрозий и выветривания, поддержания водных ресурсов. Однако тех средств, которые сегодня выделяются на лесовосстановление, для таких системных преобразований пока недостаточно.
Кроме того, есть определенное непонимание проблемы со стороны производителей сельхозпродукции, которые должны были бы заниматься поддержкой лесополос. В реальности во многих случаях они оказались бесхозными. Где-то регионы берут на себя эти функции (как в случае Воронежской или Ростовской областей), но в целом такие мероприятия требуют достаточно серьезного финансирования. Сейчас мы прорабатываем возможность поиска финансирования для реализации комплексного плана воспроизводства защитных лесополос по линии Всемирного банка для реализации комплексного плана воспроизводства.
Леса играют крайне важную роль в вопросе поглощения выбросов парниковых газов в РФ. Так, в среднем в период с 2000 по 2013 год РФ выбрасывала в среднем 3,59 млрд тонн в СО2-эквиваленте, притом что лесное хозяйство выделяло около 580 млн тонн (из-за лесных пожаров, лесозаготовок, осушения торфяников). Российские леса поглощали в среднем около 1,15 млрд тонн. То есть сальдо по лесам — 570 млн тонн, 35,7% выделяемого СО2 в РФ компенсируется его поглощениями (в том числе лесной сектор поглощает 32% выбросов).
— Но при этом, как говорят последние исследования, объем поглощения парниковых газов российским лесным сектором продолжает снижаться.
— На протяжении последних нескольких лет мы наблюдаем динамику прироста площади лесов — по сути дела, изъятие лесов (учитывая рубки и пожары) всегда меньше прироста. Так, сейчас показатель лесистости составляет в среднем 46,6% территории, с 1993 года площадь лесов в РФ выросла на 79 млн га, площадь ежегодных сплошных рубок составляет около 1 млн га, а лесовосстановление происходит на территории около 800 тыс га, с будущего года мы этот баланс будем делать нулевым.
Проблема с поглощением скорее связана с возрастной структурой российских лесов — с угрозой накопления перестойных насаждений. Пока лес молодой, он поглощает СО2, когда он становится старым, начинает выделять. С этой точки зрения лесные пожары — это благо для отдаленных и труднодоступных территорий. В тех местах, где нет антропогенного воздействия, природа сама регулирует эти процессы. Старовозрастные леса выгорают, вырастают новые, образуются новые биотопы. Мы против того, чтобы пожары возникали по вине человека, угрожали объектам экономики и инфраструктуры, уничтожали качественные древостои, но если пожар происходит к северу от Якутска, он никакого вреда не приносит, природа сама регулирует эти процессы.
— Незаконные рубки также продолжаются оставаться одной из важнейших проблем российского лесного сектора. Какова политика Рослесхоза в этой области?
— Действительно, проблема есть, во многом она является частью проблемы борьбы с бедностью. Сразу с ней не справиться. Люди рубят и для себя (чтобы отапливать дома), и для последующей продажи, например, на китайский рынок, который не так прозрачен и не так легитимен. Многие китайские компании охотно покупают древесину сомнительного происхождения, легализуют ее и экспортируют в Китай для дальнейшей переработки.
Мы пытаемся действовать системно. Так, в 2014 году была внедрена единая государственная система учета древесины и сделок с ней, которая ввела госучет всей заготовленной древесины. Кроме того, мы ввели обязанность сопроводительного документа, так чтобы любая партия древесины была документально подтверждена. Затем мы запретили сделки граждан с древесиной, во многом формировавшие так называемый серый рынок. С 1 января этого года мы ввели обязательную маркировку ценных пород (дуб, бук, ясень). То есть мы идем по пути регулирования рынка и исключения попадания нелегально заготовленной древесины на рынок, уже сейчас видно, что возможностей куда-то сбыть нелегальную древесину стало значительно меньше.
К сожалению, надзор в этой области не целиком попадает в нашу зону ответственности, в основном он относится к сфере региональных полномочий. На мой взгляд, решение о передаче и надзора, и управления на региональный уровень было неправильным. Регионам можно было бы передать в ведение вопросы, связанные с лесной охраной, оставив вопросы, связанные с лесным надзором, на федеральном уровне. Мы уже подготовили законопроект, забирающий у регионов и наделяющий Рослесхоз полномочиями на осуществление функций лесной охраны и надзора. Мы внесли его в правительство, надеюсь, что нас поддержат. Вряд ли можно ожидать прорывов в системе надзора за управлением лесами, когда регионы сами управляют и надзирают за собой.
— Общественные организации и экологи довольно часто говорят о неустойчивой системе управления лесами в РФ, призывая перейти к интенсивной модели ведения лесного хозяйства. Какова позиция Рослесхоза в этом вопросе?
— Мы как раз начинаем внедрять концепцию интенсивной модели системы лесного хозяйства. Это современный и оправданный опытом реализации во многих странах механизм лесоуправления, основанный на адекватном изъятии лесного ресурса и качественном лесовосстановлении. Новая интенсивная модель лесопользования, которая обсуждалась и с WWF, и с «Гринпис», и с бизнесом, предполагает работу бизнеса в основном во вторичных лесах, близких к лесосеке, не затрагивая старые, малонарушенные леса. Преимущества при этом получают выборочные рубки. По сути дела, речь идет о лесоуправлении, в котором сбалансированы экономическая, экологическая и социальная функции.
Концепцию разрабатывал НИИ лесного хозяйства из Петербурга, принимая во внимания опыт Финляндии и Швеции и других северных лесных стран. В данный момент ведутся пилотные полевые работы на четырех участках (три в Северо-Западном регионе и один в Сибирском) на основе государственно-частного партнерства (средства Минприроды и лесопромышленных компаний). Это сдвиг парадигмы в лесном хозяйстве РФ, когда от захвата новых территорий мы переходим к многолетней работе на вторичных участках, проводя качественные лесовосстановительные работы.
— Каковы этапы введения концепции устойчивого лесопользования и какова будет мотивация бизнеса к переходу на другую систему?
— В конце этого года и начале следующего мы заканчиваем полевые работы и к концу 2016 года планируем утверждение нормативных актов, устанавливающих возможность реализации интенсивной модели лесного хозяйства. В дальнейшем выбор модели лесопользования будет добровольным для компаний. Плюсы для бизнеса мне видятся в том, что компании получают гарантии изъятия той древесины, которая им требуется, при условии выполнения жестких требований по качеству лесовосстановительных работ, в том числе использования более дорогих способов (например, посадочного материала с закрытой корневой системой). Бизнес также сможет изымать древесину, не дожидаясь достижения определенного возраста, что, как нам кажется, станет стимулом инвестирования в лесовосстановление. Если дерево можно вырастить за 40 лет вместо 80, используя методики лесовосстановления, удобрения, и т. д., почему бы не разрешить компаниям это делать?
Если компании используют традиционный (экстенсивный) метод лесопользования, они получают около 1 кубометра продукции с 1 га, интенсивный — 4–6 кубометров. Так что в результате для бизнеса площадь рубок будет меньше, а объем продукции значительно больше. В целом мы оцениваем, что потенциал интенсивной системы лесопользования в РФ составит около 1,5 млн га (из 1,2 млрд га).