17 декабря президент России Владимир Путин провел большую итоговую пресс-конференцию. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ считает, что после того, как Владимир Путин инициировал вопрос про отношения с Турцией и ответил на него, пресс-конференция для него самого потеряла настоящий смысл. Специальный корреспондент “Ъ” — о тех всплесках интереса к происходящему, которые демонстрировал российский президент в течение трех следующих часов.
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Все традиции на большой пресс-конференции Владимира Путина были соблюдены. Журналистов в Центре международной торговли, в зале, где кроме ежегодных пресс-конференций проходит еще форум ВТБ «Россия зовет!», было больше тысячи, то есть столько, сколько этот зал смог вместить. Тот же длинный стол, ровный видеофон, голубой с розовым, и ничего личного или лишнего… Та же термочашка… И наконец, те же журналисты с теми же вопросами… И та же Ксения Собчак, например, к которой все успели привыкнуть за один раз, как будто она никогда никуда и не уходила… Правда, на этот раз в костюме с черно-белыми полосами.
Я сначала подумал, что это должно означать тюремную робу, что же еще, но ошибся. Все оказалось сложнее. И это выяснилось из анекдота, который Владимир Путин рассказал в самом начале, отвечая на вопрос корреспондента «Комсомольской правды» Александра Гамова.
Он был задан, видимо, для того, чтобы президент не читал длинного вступительного слова об устойчивом состоянии российской экономики, а произнес все то же самое, но в виде ответа на вопрос о вероятности выхода из экономического кризиса за два ближайших года (на прошлой пресс-конференции он сказал, что так и будет).
Тут-то Владимир Путин и вспомнил анекдот:
— Встречаются два приятеля, один другого спрашивает: «Как дела?» Тот говорит: «Как в полоску: черное, белое…» — «Сейчас какая?» — «Сейчас черная». Проходит еще полгода. «Ну как дела? Знаю, в полоску. Сейчас какая?» — «Сейчас черная».— «Нет, тогда же была черная».— «Нет, выясняется, что тогда была белая». Вот у нас примерно такая ситуация.
Если бы Владимира Путина не увлекло желание рассказать сразу же после вопроса вспомнившийся ему анекдот (и президент, как часто бывает, не смог побороть желание поделиться им), уверен, он удержался бы от того, чтобы цитировать его.
Потому что анекдот был точно не в его пользу. Анекдот, в честь которого, сама об этом не подозревая, оделась Ксения Собчак, был о том, что президент не справляется со своими собственными прогнозами. И оказался не в силах даже предположить падение цен на нефть.
Отвечая на этот и другие вопросы, Владимир Путин ни разу не отметил влияние санкций на плохое, а скорее отвратительное, развитие ситуации. Это при том, что пресс-конференция была все-таки итоговой, то есть должна была так или иначе проанализировать события всего 2015 года, а он чуть не весь состоял снова из санкций.
Либо президент считает, что влияние санкций на экономику России ничтожно, либо сбитые А321 и Су-24 настолько в его сознании изменили картину мира, что санкции в этом сознании перестали существовать (однажды только на несколько секунд по касательной возникла тема полезности импортозамещения).
А в целом в экономике все оказалось неплохо, потому что пик кризиса, по мнению Владимира Путина, пройден. Он при этом зачитал большое количество цифр в поддержку этого тезиса, но гораздо важнее было то, что он при этом чувствует.
А то, что чувствует, исчерпывающе ясно из анекдота.
Президент одобрил политику Центробанка и правительства, впрочем, сделал это без большого удовольствия. Не потому, что недоволен, а потому, что мысли не об этом занимают его разум сейчас. И он сам очень быстро дал это понять.
Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков хотел дать слово корреспонденту «Первого канала», но Владимир Путин перебил его: в первом ряду он увидел вопрос «от татар», а во втором — «от Турции». Держателям обоих плакатов он дал слово.
Журналистка из Татарстана спросила, рвать ли им у себя в Татарстане теперь, после расстрела бомбардировщика, связи со всем тюркским миром, а главное, надо ли упразднять должность президента Татарстана и вводить должность главы Татарстана — а то «это может стать ударом по национальным чувствам всех, собственно, татар мира» (а уж тем более по чувствам непосредственно Рустама Минниханова, тем более что по закону это надо сделать уже 1 января 2016 года).
Президент России дал понять, что если уж с тем, что Рамзан Кадыров престал быть президентом Чечни, смирились чеченцы, то татары всего мира тоже смогут смириться тем, что Рустам Минниханов перестанет быть президентом Татарстана.
После этого Владимир Путин дал еще высказаться корреспондентам турецких агентств Anadolu и Cihan и, собрав все вопросы по поводу Турции, заговорил.
Это произошло в самом начале пресс-конференции (сразу после ее ритуальной части, которой он не мог пренебречь). Это было, может быть, то, ради чего он сам пришел на эту пресс-конференцию. И это было то, после чего он, возможно, потерял к ней всякий интерес.
И эта пресс-конференция, сразу скажу, в результате, к общему, можно сказать, потрясению, просто оборвалась по его инициативе на его, можно сказать, полуслове.
— Что нас особенно возмутило? — произнес президент.— Если бы это был несчастный случай, как мы потом слышали, турецкие власти вроде бы даже не знали, что это российский самолет. Тогда что делают в этих случаях? Люди же погибли. Сразу снимают трубку и объясняются друг с другом. Вместо этого сразу побежали в Брюссель, кричать: «Караул, нас обижают!» Кто вас обижает? Мы кого-то трогали там?! Нет. Начали прикрываться НАТО… А это нужно для НАТО? Вроде бы выяснилось, что тоже нет…
Вот что до сих пор беспокоит больше всего: не позвонил. Поступил не по-людски. Не по-божески.
И тут начались новости:
— Я в последний раз был в Анталье, мы разговаривали со всем руководством Турции. И турецкие коллеги поставили перед нами очень чувствительные вопросы и попросили о поддержке. Несмотря на то что у нас сейчас испортились отношения… я не буду говорить, о чем шла речь, это совсем не мой стиль… но поверьте мне, перед нами были поставлены очень чувствительные для Турции вопросы, не вписывающиеся в контекст международного права по тем решениям, которые турецкой стороной предлагались. Представляете, мы сказали: «Да, понимаем и готовы вам помочь».
То есть нарушить международное право. По-другому это никак нельзя назвать. Владимир Путин сам об этом сказал. Такие на самом были кулуары «двадцатки» в Анталье.
Владимир Путин говорил сейчас с журналистами так, как никогда не говорил на таких пресс-конференциях и почти никогда — вообще с журналистами. Так не всегда на кухне за рюмкой водки говорят друг с другом близкие друзья. Вот чего удостоились присутствующие. Такая это для него была тема.
И при этом он говорил, без сомнения, то, что думал. Он готовился это сказать. Он хотел, чтобы его поняли. Чтобы стала ясна всем мера его обиды на турецкого президента, да что там обиды — презрения к нему после всего этого. И он не собирался и дальше ее скрывать:
— Понимаете, про так называемых туркоманов я слыхом не слыхивал. Я знаю, что туркмены живут, наши родные туркмены, в Туркменистане, а здесь не понять ничего… И неужели трудно было предварительно снять трубку или по имеющимся каналам сотрудничества между военными сказать: знаете, там мы разговаривали, а по этому участку границы не разговаривали, но здесь тоже есть наши интересы… Имейте в виду: просим то-то, или — не наносите удар. Никто же даже не сказал ничего!
Снова он говорил про эту чертову телефонную трубку. Она засела в его голове. И он ее уже никогда не выкинет. И не поднимет.
И вот именно сейчас он, кажется, говорил не с журналистами, а с самим господином Эрдоганом, который, без сомнения, не раз прочтет еще эти адресованные ему строки (и может, прямо сейчас снова читает).
— Зачем надо было это делать?! Я не понимаю: зачем?!! А чего добились? Они что, думали, что мы оттуда убежим, что ли? Нет, конечно. Россия — не та страна. Мы свое присутствие увеличили, количество боевой авиации увеличено. Там не было российской системы ПВО, теперь С-400 там стоит. Мы приводим в нормативное состояние систему ПВО Сирии, отремонтировали уже ранее поставленные системы ПВО «Бук», весьма эффективные. Если раньше Турция там еще летала и постоянно нарушала воздушное пространство Сирии, теперь пускай полетают! Зачем?!!
Реджеп Эрдоган должен, видимо, все-таки когда-нибудь ответить ему лично на этот вопрос. Да ведь была же причина. Не действовали же турецкие пилоты просто по инструкции.
— Вы спросили: «Может быть, там третья сторона какая-то есть?» Я намек ваш понимаю,— кивнул он турецкому журналисту.— Мы этого не знаем. Но если кто-то в турецком руководстве решил лизнуть американцев в одно место — не знаю, правильно они поступили или нет. Во-первых, не знаю, нужно это американцам или нет… В любом случае они всех поставили в очень трудное положение.
Вот и были сказаны слова, которые в очередной раз отодвинули «красную линию» в отношениях между двумя странами — на этот раз за горизонт; туда, откуда ее, кажется, уже никогда не разглядеть.
И уж история про обнаруженные воздушно-космическими силами (ВКС) 11 тыс. бензовозов, идущих в Ирак, не показалась даже занимательной.
Да и все остальное могло померкнуть на фоне того жадного интереса, с которым Владимир Путин говорил об отношениях с Турцией — тем более что его продолжали спрашивать об этом и Антон Верницкий с «Первого канала», и Сергей Брилев с телеканала «Россия»…
Но все-таки не совсем померкло — потому что, отвечая на вопрос украинского журналиста, Владимир Путин снова сообщил новость.
— В контексте ваших неоднократных утверждений о том, что на Донбассе нет российских кадровых военных, я хотел вам передать привет от капитана Ерофеева и сержанта Александрова, третья бригада, город Тольятти. Скажите, вы будете их обменивать на Сенцова, Савченко, Афанасьева, Кольченко, Клыха?..— спрашивал журналист.
У Владимира Путина было много вариантов ответа. Он мог выбрать любой из тех, которыми пользовался раньше. Но он выбрал новый — и тем самым дезавуировал все, что говорил раньше:
— Мы никогда не говорили, что там нет людей, которые занимаются решением определенных вопросов там, в том числе в военной сфере. Но это не значит, что там присутствуют регулярные российские войска. Почувствуйте разницу.
Вообще-то там до сих пор в изложении российского президента не было никаких российских военных. А так на следующей пресс-конференции может оказаться, что и российская танковая бригада по ошибке, секунд на 17, заходила на территорию Украины.
После этого президент долго рассказывал, почему с 1 января 2016 года Украина теряет преференции в торговле с Россией. Тут позиция является безупречной — возможно, поэтому она с годами и не меняется.
Президент рассказал, что расценивает операцию в Сирии для российских ВКС в том числе как элемент боевых учений (и деньги на операцию выделяются из денег на учения). Заверил, что эта операция обязательно закончится, вот только он не знает когда. Пока сирийская армия будет наступать — а это может продолжаться вечно, потому что перед тем, как наступать, она, как правило, отступает.
За моей спиной, ряду на шестом-седьмом, девушка давно уже махала платком в надежде быть замеченной Владимиром Путиным. Задавали вопросы другие девушки, Владимир Путин отвечал, но этот платок, которым, кажется, она махала прямо перед самым его носом, все время отвлекал его и, видимо, совершенно не давал сосредоточиться. Так что президент в какой-то момент не выдержал, прервался и повернулся к ней:
— Девушка, я вас вижу! Дам слово…
Она обрадовалась: президент дал слово, что даст слово,— и махать перестала.
Еще больше обрадовался, видимо, он. А то этот платок доконал его.
— Девушка, я обещал вам, так что пожалуйста,— произнес он и в самом деле через некоторое время.
Ну, тут он все и услышал. И про «налог Ротенберга», и про «сына Чайки», и про «молодого Турчака», и про «элитку» в целом… Девушка из Znak.com выговорилась про все это так же, как Владимир Путин — про Турцию.
— Что касается Чайки…— задумчиво произнес Владимир Путин.— Что касается Чайки... Что касается… кого еще?..
Он, наверное, готовился к ответу на вопрос о бизнесе семьи генерального прокурора и не готовился к ответу на вопрос о причастности губернатора Псковской области к избиению Олега Кашина. Но это красноречивое «Что касается Чайки… Что касается Чайки…» Да, пауза и в самом деле затянулась.
— Турчак и прочие,— кивнул наконец президент.— Я знаю, что в СМИ, в интернете появляется информация о том, что Турчак, допустим, причастен к избиению журналистов. Так он сам причастен либо его отец причастен?.. Хорошо, что вы обращаете на это внимание. Это правда хорошо. Это дает нам повод… Не дает повод, а мы обязаны на это реагировать.
То есть реакция теперь, надо полагать, будет. Хотя бы на допрос вызовут. Или публично расскажут об этом.
Выступление по поводу генпрокурора было витиеватым (потому что готовился):
— Если, например, говорить о генеральном прокуроре — это, конечно, очень важная инстанция… Нужно понять: дети генерального прокурора нарушили закон или нет? Есть в работе генерального прокурора какие-то элементы, связанные с конфликтом интересов? Он как-то содействовал и помогал своим детям? Но для этого есть контрольное управление президента. Мне не хотелось об этом говорить, но это не значит, что мы этим не занимаемся.
Владимиру Путину, наверное, действительно не хотелось об этом говорить. Но он сказал. И подтвердил, что здесь есть чем заниматься — раз контрольное управление президента уже, по его словам, занимается этим. И значит, в самом деле, возможно, как об этом говорили информированные люди еще до фильма «Чайка», новостей по этому поводу ждать до весны… Когда его полномочия истекут сами собой.
Дальнобойщики будут платить, хотя к ним Владимир Путин обращался как сын рабочих к «мужикам». Это была сложная для него история. Он не хотел их обижать, но и не хотел идти у них на поводу. В результате и возникла многотрудная формулировка: «Надо им помочь…» — в смысле выйти из серых схем, в которых они увязли…
Пенсионный возраст будет повышен, но не сразу.
Грузинской журналистке президент великодушно предложил новость:
— Мы думаем, мы готовы отменить визовый режим с Грузией.
Единственный западный журналист, которому в этот день удалось задать вопрос Владимиру Путину, оказался из Wall Street Journal. И вопрос был невинным: о приватизации госкомпаний (президент подтвердил, что возможна, например, продажа части «Роснефти», но сразу оговорил это большим количеством сомнений).
Потом иностранный корпус в Москве высказывал свое раздраженное недоумение тем, что никому не дали слова, в отличие от предыдущих пресс-конференций, когда схватка с каким-нибудь иностранцем становилась потом центром притяжения всеобщего внимания еще на пару дней.
На этот раз ничего такого не произошло. Но не стоит искать тут закулису. Корреспонденты федеральных изданий тоже могут взяться за руки и спросить, почему почти никому из них не дали слова.
И тут никакого умысла, увы, думаю, не было (уж лучше бы был). Просто в какой-то момент пресс-конференция стала жить сама по себе. То инициативу в свои руки брал Владимир Путин, то демонстративно выпускал ее и смотрел на Дмитрия Пескова: на, это же твоя работа… И тот руководил, пытался наладить потерявшиеся связи, в середине пресс-конференции вспоминал про НТВ, которому забыли дать слово в начале… А потом Владимир Путин в гуще плакатов и хоре скандирующих вдруг обнаруживал что-то заинтересовавшее его и восклицал:
— Ну что «оборонка»?! Ну давайте…
А Ксении Собчак вообще слова не давали.
И на самом деле, в какой-то момент я понял, пресс-конференция уже давно закончилась: после ответа на вопросы про Турцию, которые он собрал для себя в самом начале и преподнес себе как букет искусственных цветов.
И я даже поделился этим соображением со своим соседом, и он не поверил, но зато потом оценил…
Было, конечно, еще несколько моментов, которые вызвали оживление.
Владимир Путин предложил дать Нобелевскую премию мира Йозефу Блаттеру. По замерам аудитории агентства Bloomberg, это замечание («Вот кому надо дать…») вызвало самую мощную реакцию аудитории за всю пресс-конференцию.
Не так давно, после заседания президентского Совета по развитию физкультуры и спорта, я цитировал почетного президента Олимпийского комитета России Виталия Смирнова, который говорил, что есть только один человек, который может остановить системное употребление допинга в российском спорте, но что этот человек должен сказать об этом вслух, и главное — лично сам.
Вот он и сказал:
— Я буду требовать от всех чиновников всех ведомств и всех уровней, чтобы они открыто работали с международными структурами и ничего здесь не камуфлировали и ничего не прятали. Мы в этом заинтересованы и пойдем по этому пути.
Только экспериментальным путем выяснится, этим или своим путем и в самом деле пошел российский спорт.
По поводу того, его ли дочка Екатерина Тихонова, Владимир Путин, на мой взгляд, однозначно дал понять, что его.
Он окончательно скисал на вопросах о перспективах самолета Ил-96, а потом все-таки заставлял себя интересоваться окружающей действительностью:
— Как-как ваше издание называется?
— «Клопс.ру».
— «Клопс»?
— Да, блюдо немецкое.
— Ага. «Рулька.ру»…— и после паузы, после смеха аудитории, в котором было сомнение, да знает ли он немецкий язык так, как все, да и он сам, об этом думают, добавлял:
— Это такие котлетки? Да? Клопсы?
— Да, это котлетки,— отвечала журналистка, подтверждая его компетенции в немецких вопросах, и вспыхнувший было в его глазах огонь гас…
И по поводу расследования убийства Бориса Немцова.
— Я с ним был знаком лично,— сказал Владимир Путин,— у нас не всегда были с ним дурные отношения. Я-то вообще с ним никогда отношений не портил. Но он избрал такой путь политической борьбы — личных атак и так далее. Но я к этому привык, не он один. Но это совсем не факт, что человека надо убивать (То есть что, он согласен с версией, что Бориса Немцова убили именно по этой причине? Или, значит, у него есть такие данные.— А. К.) Я никогда этого не приму. Считаю, что это преступление, которое должно быть расследовано, а виновные — наказаны.
Между тем с Рамзаном Кадыровым он на эту тему, по его словам, никогда не говорил.
— Полагаю, что такие вещи обязательно должны быть расследованы, а виновные изобличены и наказаны. Таким образом, мы будем создавать устойчивую политическую систему внутри собственной страны. Это важнее, чем кого-то прикрывать, не дай бог. Никто никого прикрывать не собирается. Но нужно дождаться данных объективного следствия,— закончил господин Путин, предварительно приведя как образцовый пример расследование убийства Галины Старовойтовой.
И он еще ответил на вопрос журналиста из Севастополя и сказал, что «а кортики офицерам надо вернуть» (и отдавать, когда они выходят в запас, вместе с военной формой), прежде чем вдруг встал из-за стола со словами:
— Спасибо большое! Все, на этом закончим. Благодарю вас.
И пошел к выходу.
Так эта пресс-конференция оказалась одной из самых коротких за все последние годы. Произошло это в высшей степени внезапно для присутствующих. Обычно после того как сам президент предупреждает, что следующий вопрос будет последним, журналисты спокойно задают еще по крайней мере пять-шесть. В этот раз даже предупреждения о последнем вопросе не было.
Правда, уже у самого выхода, там, где служба безопасности в несколько рядов блокировала подавляющее большинство журналистов, один американский все-таки изловчился и спросил, кто, по мнению Владимира Путина, будет следующим президентом США.
Тот на первый взгляд ответил уклончиво. Мог бы и совсем не говорить: выкрикнули ему сразу несколько вопросов. Но, как и в начале, это был вопрос, который интересовал его, а главное, у Владимира Путина был ответ.
И он сказал, что абсолютным лидером президентской гонки в США является Дональд Трамп. Что это значило? Только то, что нравится ему этот человек. И он хотел об этом сказать.
И вот теперь Владимиру Путину совсем уж было нечего делать в этом зале.