Как можно оценить экономическую политику России в минувшем году? Чему будет посвящен грядущий Гайдаровский форум? С каким историческим периодом можно сравнить нынешнюю ситуацию в России и мире? На эти и другие вопросы ведущему «Коммерсантъ FM» Анатолию Кузичеву ответил ректор РАНХиГС при президенте РФ, член президиума Экономического совета при президенте Владимир Мау.
«С точки зрения эффективности экономической политики 2015 год был фантастически хорошим»
Владимир Мау об эффективности экономической политики России: «Самое простое — или сильных валить, или ругать. Надо видеть некий длинный исторический контекст. Я все-таки исторически занимался много экономической историей — поверьте, экономическая история ничего не доказывает, но многое поясняет. Вы знаете, у российской экономики много проблем, как у разных других, они достаточно обострились. Я не очень понимаю, что такое худшая экономика, сколько их должно быть, по какому параметру. В Саудовской Аравии бюджетный дефицит в этом году подскочил до 20% ВВП. По какому признаку мерить, по инфляции, по росту, по спаду? Вот моя оценка, я понимаю, что можно не соглашаться, наверное, многие не согласятся, я считаю, что прошедший год с точки зрения эффективности экономической политики был фантастически хорошим.
То, с чем столкнулась российская экономика, те два шока, я имею в виду цены на нефть и санкции, которых не ожидал никто, и не мог ожидать, в общем, обернулись очень адекватными мерами, которые позволили удержать ситуацию под контролем. Почти трехкратное падение цены на нефть — где это видано. Такое было в 1986 году, я хочу напомнить, что Советский Союз на это ответил быстрым ростом государственного долга и бюджетного дефицита, из сбалансированной экономики мы за три года пришли к экономической катастрофе, при этом начали в очень благоприятной, в общем-то, ситуации. Если посмотрите графики, там темп роста советской экономики несколько возрос, но ценой увеличения долга и бюджетного дефицита в разы. Вот цена краткосрочного экономического роста. В этом смысле мне представляется, что как ситуация виделась в декабре 2014 года, и какой она оказалась в декабре 2015, в общем, она оказалась гораздо лучше, чем могла бы быть».
О сходствах и различиях 1980-х и 2015 года для России: «Сейчас ситуация в значительной мере похожа на середину 1980-х годов, поскольку это отложенный кризис — на Западе он шел в 1980-е годы, мы же прошли благодаря высоким ценам на нефть, мы его отложили. Это аналогичное падение цен на нефть примерно в том же объеме, как произошло в 1986-м. Это двойной шок — тогда это были цены на нефть и антиалкогольная кампания, сейчас это цены на нефть и санкции. Ну, естественно с большим опытом, с большими резервами. Из того, что я говорю, что я думаю о 1985-1986 годах не следует, что последствия должны быть такими же, у нас накоплен большой опыт, у нас гораздо более гибкая экономическая структура».
«Россия всегда отставала от самых развитых стран примерно на 40-50 лет»
Владимир Мау о повторении структуры мирового кризиса: «Развитые страны проходят через структурный кризис, напоминающий кризисы 1930-х и 1970-х годов. Они связаны с появлением новых технологий, новых геополитических и геоэкономических балансов, новых глобальных валют, нового экономического мейнстрима, новой модели регулирования. Если мы посмотрим те же 1930-е годы, мы это легко увидим — идеологию большого государства, кейнсианство. Собственно, в результате 1930-х годов нагрузка бюджета к ВВП резко возросла: если до 1930-х, в 1920-е годы ведущие страны имели 10-15% бюджета к ВВП, то после 1930-х, после Второй мировой войны — 30-60% в развитых странах. Либерализация после 1970-х годов, неолиберальные экономические доктрины, бивалютная система доллара и евро, дойчмарка и евро — это примерно одно и то же после кризиса 1970-х. Однополярный мир фактически возник, дерегулирование как снижение бюджетной нагрузки к ВВП во многих странах.
Сейчас формируются контуры нового мира — можно только гадать, какими они будут, какова будет роль Китая, будет ли мир двуполярным или сложным, каковы будут роли региональных резервных валют, валютные конфигурации. Какова будет роль юаня, в какой мере рубль сможет играть роль региональной резервной валюты. С точки зрения регулирования поначалу многие делали акцент, что период либерализма прошел — возвращаемся к жесткому кейнсианству, к государственному регулированию. Вскоре выяснилось, что это не работает, что технологии слишком сложны для активного государственного вмешательства. Кстати, как парадоксально ни прозвучит, первым из политиков, кто сказал, что этот кризис не означает возврат к традиционному государственному регулированию, был Владимир Владимирович Путин в Давосе в 2009 году. Многие забыли это выступление, где он говорил, что этот кризис не означает возврата к грубым методам государственного регулирования, что мы это проходили, мы это знаем».
Владимир Мау об экономическом отставании России: «Экономическая история Китая и России, с точки зрения экономического развития, парадоксальна. Китай в XVIII веке был самой сильной мировой державой с высоким уровнем экономического развития. Потом упал, последние 50 лет догоняет, прежде всего по объему, но постепенно и по средненишевым параметрам. Россия, если мы посмотрим экономическую историю последних 200-250 лет, всегда отставала от самых развитых стран примерно на 40-50 лет, какие бы режимы здесь ни менялись — царский, советская индустриализация. Иногда разрыв немножко сокращался, иногда немножко увеличивался. Но стандартные 50 лет от современной Франции — это константа по среднедушевому ВВП. А дальше — в зависимости от динамичных показателей. По доле сельского населения, по грамотности, когда это было значимо — пока не произошел рывок. Но базово, конечно, по среднедушевому ВВП. Вы смотрите на Францию или Германию 50 лет назад и видите многое там — де Голль, республика, алжирские проблемы. Историю нельзя абсолютизировать, но динамика российская экономическая динамика примерно такая. Это не хорошо и не плохо, но это нечто, что можно отследить».
Владимир Мау о поколенческом восприятии истории: «Я понял, что каждое поколение должно переписывать историю. Каждое поколение пропускает историю через свой жизненный опыт. Cкажем, для людей 1970-х годов революция была чем-то непонятным, для людей 1990-х — просто одна из моих книг, она посвящена истории, сравнительному анализу революций. Я понимал, скажем, Кромвеля, или Керенского, или Ленина, или Марата гораздо лучше, проходя через этот период турбулентности, нестабильности, революционных потрясений, чем те, кто о них писал в мирные эпохи. В этом смысле каждое поколение привносит в описание истории свое. То, что одному поколению кажется глупостью, ошибками предков, другое воспринимает как мотивированное, очень понятное поведение. Английские историки удивлялись, почему Кромвель так странно раздавал ирландские земли за копейки, через ценные бумаги раздал армии, которая подавила ирландское восстание, а они почему-то продали все это банкирам Сити. Мы, пройдя через приватизацию, отлично понимаем, почему это было — потому что это была покупка политической лояльности через собственность. Понятно, что солдату революционной армии эта собственность совершенно не нужна, понятно, что им деньги сейчас важнее собственности после подавления ирландского восстания. Я надеюсь, что понятны эти аналогии. Мы совершенно по-другому можем прочитать историю, и поэтому каждое поколение должно писать свой учебник истории».
«Мы понимаем, что экспертный форум не установит ни курс доллара, ни цену на нефть»
Владимир Мау о Гайдаровском форуме: «Мы понимаем, что экспертный форум, какими бы эксперты там ни были, не установит курс доллара или цену на нефть на конец следующего года, это точно. Вы знаете, это как кризис — если кризис можно предсказать, то его не будет, если кризис можно предсказать, значит, его можно избежать. Аналогично и здесь — это сделало бы нашу жизнь скучной. Я прежде всего думаю, что мы должны будем обсуждать набор приоритетных действий в области экономической и социальной политики, который надо предпринимать в течение ближайших года, двух. Открывающая сессия форума будет о Стратегии-2030, но не о формальном документе, а о реальных проблемах и трендах, потому что в соответствии с действующим законодательством, законе о стратегическом планировании, правительство в этом году должно принять пятнадцатилетнюю стратегию — стратегию до 2030 года.
Среди экспертов и чиновников идет дискуссия, и я повторяю, открывающая сессия, в которой ожидается участие и министра экономики, и министра финансов, и министра открытого правительства и представителей бюджетного комитета Думы, ряда экспертов, будет как раз посвящена таким долгосрочным параметрам, которые дальше перейдут. И эти долгосрочные темы будут продолжаться весь форум. Скажем, в третий день, в пятницу, будет большая пленарная дискуссия с очень интересными уважаемыми участниками под названием "Будущее невозможного". Это о том, как технологические тренды повлияют на политическую, общественную, экономическую жизнь».