Конспиролог всея Руси

Два варианта статьи про Сергея Нилуса, предназначенные для фундаментального справочника "Русские писатели", были изданы в составе двух различных сборников, а сам справочник так и остался без статьи. Отнестись с академической отстраненностью к литератору, которому принадлежит сомнительная честь публикации "Протоколов сионских мудрецов", у общества не получилось. Разве что Умберто Эко смог с легкостью и изяществом использовать факты биографии Нилуса в своем романе. Даже в двух.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Из анархиста и читателя Ницше Сергей Нилус превратился в монархиста и церковного писателя

Фото: Vostock-Photo

Николай II верил в близость монарха к верующему народу, и Саровские торжества 1903 года укрепили его в этой вере

Фото: Heritage Images/Fine Art Images/DIOMEDIA

АЛЕКСАНДР КРАВЕЦКИЙ

Обращение декадента

Людям, отстоявшим очередь на выставку Серова, фигура Сергея Александровича Нилуса покажется очень знакомой, хотя Валентин Серов и не писал его портретов. Вне всякого сомнения, Нилус прекрасно вписывается в галерею бородатых и благообразных лиц последней четверти XIX--начала XX века, на которые так любят смотреть наши современники. А про то, как эти персонажи метались между террористическими организациями и проповедью непротивления злу, спиритизмом и православием, анархическими кружками и Союзом русского народа, вспоминать не любят.

Начало биографии Сергея Нилуса — это уже не с картин Серова, а скорее из рассказов Чехова. Сын состоятельных родителей, чуть было не отчисленный из гимназии за вольнодумство, юридический факультет, беспорядочное чтение и любовь к Ницше, роман с замужней женщиной и появление незаконнорожденного сына, которого Нилусу в конце концов удалось усыновить. Карьера у молодого почитателя Ницше не сложилась, что объяснялось то ли неуживчивым и капризным характером, то ли бескомпромиссностью борца за правду, а скорее всего, и тем и другим.

Перессорившись со всеми, с кем только можно было, Сергей Александрович вышел в отставку и уехал в свою деревню. Здесь он начал экспериментировать в области сельского хозяйства, пытаясь сделать его эффективным и суперсовременным. Крестьяне уговорили равнодушного к религии Сергея Нилуса стать церковным старостой, рассчитывая, что в этом случае ему придется стать и спонсором местного храма. Нилус согласился, и теперь ему приходилось хотя бы внешне следовать церковным установлением. Это первое деревенское столкновение с церковной жизнью отчасти определило стилистику всей его последующей писательской деятельности. Не интеллектуальные построения, не чтение Владимира Соловьева или немецких философов, а крестьянский извод православия, не принимаемый всерьез большинством современников. Впрочем, патриархальная жизнь в деревне перемежалась вояжами с любовницей в Биарриц. Но в конце концов, совершив ряд поездок по монастырям и познакомившись с Иоанном Кронштадтским, Сергей Александрович круто меняет жизнь. "1900 год, когда я впервые посетил Саров и Дивеево,— вспоминал он впоследствии,— был годом внутреннего перелома всего, казалось, крепко установившегося на либеральных устоях 60-х и 70-х годов строя моей внутренней духовной жизни".

Анархист, читатель Ницше превратился в монархиста и практикующего православного. Нельзя сказать, что в таком перевороте было что-то особо оригинальное. Хрестоматийным примером подобного кульбита можно считать судьбу народовольца Льва Тихомирова, бежавшего после убийства Александра II за границу, а затем разочаровавшегося в революционных идеях и ставшего певцом монархической государственности. А название для такой перемены мировоззрения придумал в начале прошлого века Сергей Булгаков, издавший книгу "От марксизма к идеализму". Сам он в тот момент уже не был марксистом, но еще не стал священником (сан Булгаков примет в 1918 году).

Как это часто случается с образованными людьми, пережившими духовный переворот, Сергей Нилус стал резким противником светской культуры, из которой он вышел. В отличие от того же Сергея Булгакова, пришедшего в православие с грузом идей и теорий, Нилус хотел начать жизнь с чистого листа. В интеллектуальных изысках он видел зло и заблуждение, резко отрицательно относился ко всему тому, чему учили в духовных академиях, противопоставляя богословской науке "мужицкую веру".

Публикатор и реконструктор

Неофитским максимализмом в России трудно кого-то удивить. Сергей Нилус же интересен не тем, что стал первым бытописателем русских монастырей. Каждый, кому приходилось жить в монастырях, много раз слышал рассказы паломников о чудесных исцелениях, видениях, снах и пророчествах. Но за пределы довольно узкого социума эти рассказы не выходили. Большая литература этими темами если не брезговала, то и не сильно интересовалась. А когда интересовалась, не жалела сатирических красок. Все помнят хотя бы Феклушу из "Грозы" Островского, которая самозабвенно рассказывает про людей с песьими головами. Но еще хуже относились к подобным историям церковные власти, ориентирующиеся на академическое богословие и достаточно рациональное восприятие мира. В рассказах об исцелениях, предсказаниях и вещих снах Синод видел лишь опасное суеверие. Именно этот мир пытался описать Сергей Александрович Нилус, причем не со стороны, не отстраненным взглядом ученого наблюдателя, а изнутри, ощущая себя его частью.

Столкновение народной религиозности с официальной очень ярко проявилось в событиях вокруг канонизации Серафима Саровского. Скончавшийся в 1833 году Серафим был почитаем в России повсеместно, но среди его почитателей преобладали крестьяне, тогда как представители образованных сословий наблюдали за популярностью преподобного Серафима со скепсисом, а то и с иронией. Канонизация состоялась исключительно благодаря Николаю II, который, во-первых, был человеком глубоко религиозным, а во-вторых, считал, что террористов и борцов с режимом порождают только образованные классы, а простой народ не может испытывать к государю иных чувств, кроме любви. Народную религиозность император очень уважал и за несколько недель до очередной даты смерти Серафима попросил обер-прокурора Синода Константина Победоносцева подготовить к ближайшему Серафимову дню все необходимое для канонизации. Единственное, что удалось застигнутому врасплох обер-прокурору, так это перенести канонизацию на следующий год, поскольку за пару недель подготовить такое мероприятие было невозможно. Саровские торжества 1903 года, собравшие огромное количество паломников со всей страны, казалось бы, подтверждали убеждение Николая II о близости монарха и простого народа. Пресса реагировала на торжества примерно так же, как в 2011 году — на очереди к поясу Богородицы. Одни восхищались верой народа, другие ужасались, какой он темный и суеверный. Но количеством паломников были потрясены все.

В то время когда готовилась канонизация, Сергей Нилус подготовил к изданию один из наиболее значимых текстов, связанных с Серафимом Саровским. Незадолго до этого ему как человеку, умеющему рассказывать о жизни монастырей, был передан архив Николая Мотовилова, почитателя Серафима Саровского, который записывал свои разговоры со старцем. Нилус издал записанную Мотовиловым "Беседу о цели христианской жизни", это и сегодня один из наиболее читаемых русских богословских текстов. При этом неясно, в какой степени он соответствует исходной рукописи. Сам Сергей Нилус признавал, что почерк Мотовилова разбирает с большим трудом.

Кем Нилус не был, так это ученым, скрупулезно передающим особенности издаваемого текста. Он работал не как текстолог, а как медиум, доносящий до человечества сокровенное знание. Точность воспроизведения волновала Сергея Александровича мало. Для него в мире не было ничего случайного, а потому любая ошибка, любое совпадение, любое самое незначительное событие воспринимались им как знаки, которые следует истолковать. Сергей Нилус никогда не проводил точной границы между текстом, который он готовил к изданию, и теми мыслями, которые при этом приходили ему в голову. Но на выходе, как правило, получалось вполне яркое и убедительное произведение. Если же впоследствии обнаруживались какие-то совсем уж очевидные ошибки или несуразности, в следующие издания вносились поправки. Например, из "Беседы" Серафима Саровского при переизданиях были исключены пассажи, которые слишком уж отчетливо перекликались с идеями немецких философов-романтиков.

"Антихрист как близкая политическая возможность..."

Книги Сергея Нилуса не были событием литературной жизни, да и не могли ими стать. От сочинений мистического толка читающая публика ожидала совсем иной стилистики. Спросом пользовались оккультизм, спиритизм, восточная мистика, а не религиозные представления дворников и кухарок. Ехать за духовным опытом на Восток и, подобно Рериху или Блаватской, переносить на русскую почву увиденное в экзотических странах, казалось куда более понятным, чем поездка за тем же опытом в Калужскую или Нижегородскую губернию. Сергей Нилус пользовался способом описания жизни верующей России, который был создан Николаем Лесковым, но с существенным отличием. Лесковского чувства юмора Нилус был начисто лишен — он всегда серьезен и всегда чувствует себя пророком, несущим в мир последнюю истину.

Публикуя "Протоколы сионских мудрецов", Нилус, конечно же, не имел задачи провоцировать погромы, не говоря уже о газовых камерах. Он вообще хотел писать не о политике, а о борьбе человека со злом. При этом он подражал древним монашеским трактатам, посвященным внутренней борьбе человека с его нечистыми помыслами, слабостями и пороками. И здесь он совершил подмену, соотнеся описанных в аскетической литературе невидимых врагов, или попросту бесов, с политическими силами современности. Богословская и житийная литература не имеет обыкновения подробно говорить о врагах. Описывая преследования, которым подвергаются святые, авторы житий говорят не о гонителях, а о тех, кто гонения испытывает, о христианах. Нилус же решил исследовать силы зла, притом не просто исследовать, но соотнести их с политическими реалиями. В результате размышление о внутреннем состоянии человека превращалось в антисемитский памфлет, а антихрист оказывался реальностью политической, а не духовной.

Сбор материалов, свидетельствующих о том, что антихрист вот-вот придет в мир, стал одним из основных занятий Сергея Александровича. Он использовал все: и рассказы странников, и газетные публикации, и рекламные объявления, якобы содержащие неясные, но важные знаки, и всевозможные документы. Француз Дю Шейла, какое-то время близко общавшийся с Сергеем Нилусом, колоритно рассказывает про "музей антихриста" — сундук, в котором Сергей Александрович хранил эсхатологические артефакты.

В число свидетельств присутствия антихриста в мире Нилус включал весьма разнообразные материалы — от текстов пророчеств преподобного Серафима Саровского до отрывков из папских энциклик и сочинений Ибсена, Владимира Соловьева и Дмитрия Мережковского, различные значки и фабричные марки, в рисунке которых присутствовал треугольник либо два скрещенных треугольника. Даже в вензеле императрицы Александры Федоровны (стилизованное соединение начальных букв А и ?) ему удалось обнаружить антихристову символику. А в дизайне резиновых калош фирмы "Треугольник" печать врага рода человеческого читалась однозначно. В число подобных свидетельств он включал и рукописную тетрадь печально известных "Протоколов сионских мудрецов", для которой по его заказу был изготовлен специальный чехол.

Говоря языком интернета, опубликованные Сергеем Нилусом "Протоколы" были не только фейком, но и баяном. Сокращенная версия этого текста под заглавием "Программа завоевания мира евреями" была напечатана еще в 1903 году в издаваемой Павлом Крушеваном газете "Знамя". Эта публикация состоялась через четыре месяца после кишеневского погрома, унесшего около 50 жизней, в организации которого Крушеван принял самое активное участие. Но Сергей Нилус пользовался не черносотенной газетой, а рукописной тетрадью, содержащей несколько расширенную версию того же текста. Нилусовская версия "Протоколов" была написана на французском, причем, по свидетельству упомянутого Дю Шайла, на плохом французском.

Есть разные версии, каким образом эта рукопись попала к Сергею Нилусу. Да и сам он излагал историю ее приобретения по-разному, не придавая, по своему обыкновению, особого значения внешней событийной канве. Важнее подлинности было то, что "Протоколы" идеально соответствовали его убеждению: все зло этого мира коренится в сознательной деятельности глубоко законспирированных темных сил. Вездесущая могущественная тайная организация была для него той силой, которая готовила мир к воцарению антихриста. "Протоколы" были написаны в духе массовой агитационной литературы, но Нилус, обратившись к эсхатологической проблематике, ввел их в куда более респектабельный контекст. Нормальный человек возьмет в руки черносотенный листок разве что из любопытства, а вот книгу, содержащую размышления, как будет выглядеть человечество накануне конца света, охотно купит. В 1905 году Нилус выпускает книгу, на титульном листе которой значилось "Великое в малом и Антихрист как близкая политическая возможность", в которую он включил текст "Протоколов".

Литературной сенсацией это издание не стало, но влиятельных читателей Сергей Нилус приобрел. В 1906 году его книга попала к Николаю II и произвела сильное впечатление. В подлинности "Протоколов" император поначалу не усомнился. Однако Петр Столыпин инициировал расследование истории "Протоколов", в ходе которого была доказана их подложность. Сохранились воспоминания об этой истории, принадлежащие сыну российского премьера. "Данные, собранные комиссией,— писал Аркадий Столыпин,— были весьма вескими. Когда отец поехал с докладом по этому делу к императору Николаю II и сообщил, что на основании заключений комиссии намерен запретить распространение "Протоколов" в России, монарх был потрясен. Быть может, он верил в существование мирового еврейского заговора или допускал его возможность... Он одобрил доклад отца, содержащий запрет "Протоколов"".

"Странное содружество..."

В узкий круг, где Сергей Александрович Нилус получил широкую известность, входило немало людей из окружения императорской семьи. В 1906 году он познакомился с фрейлиной императрицы Еленой Озеровой, с которой вскоре обвенчался. А вот дальше начинается что-то совершенно невероятное. Предполагалось, что в ближайшее после венчание время Сергей Нилус примет священнический сан и, по одной версии, будет служить сельским священником на Волыни, а по другой, совсем уж фантастической, ему предназначалась роль царского духовника. Трудно себе представить, как только что рукоположенный, а значит, совсем неопытный священник мог бы сразу занять такое место. Но совсем уже невероятным кажется другое. Существуют жесткие правила, требующие, чтобы священником был "одной жены муж". Юношеская связь Нилуса, упомянутая в начале статьи, была непреодолимым препятствием к рукоположению, и не знать об этом Сергей Александрович просто не мог. Однако рукоположение готовилось. Лишь в самый последний момент появилась газетная публикация, характеризующая Нилуса как развратника, собирающегося принять священнический сан из карьерных соображений. Выяснилось, что архиерей, который должен был его рукополагать, понятия не имел о жизненных обстоятельствах кандидата. Разразился страшный скандал, в связи с которым новобрачные покинули столицу и в конце концов поселились около Оптиной пустыни.

Неподалеку от монастыря было несколько домов, где селились миряне, желавшие приобщиться к монастырской жизни. Большую часть дачи, где жили Нилусы, занимала богадельня для калек, юродивых и бесноватых, которую содержала супруга Нилуса. Елена Александровна как бывшая фрейлина получала пенсию от придворного ведомства и не была стеснена в средствах. Сергей Александрович продолжал литературную деятельность, публиковал материалы, связанные с Оптиной пустынью. Однако идиллия оказалась непродолжительной. Неожиданно к ним приехала Наталья Афанасьевна Володимирова, первая любовь Сергея Александровича. К этому времени она овдовела и, оставшись без средств к существованию, обратилась за помощью к Нилусам. В конце концов Наталья Афанасьевна поселилась в их доме. Со стороны Нилусов это была исключительно благотворительная акция, но можно себе представить, какую почву для сплетен давала живущая при монастыре группа граждан, состоявшая из мужа, жены и любовницы, пусть и бывшей. "Странное содружество,— вспоминал впоследствии митрополит Евлогий,— поселилось в домике за оградой скита, втроем посещая церковь и бывая у старцев". Ситуация была чревата скандалом, и Синод, решив действовать на опережение, вообще запретил мирянам жить при Оптиной. Нилусам пришлось уехать.

После этого начались многолетние скитания по монастырям и частным домам, они продолжались и после революции. От эмиграции Сергей Александрович категорически отказался. Несколько раз он был арестован, но умер на свободе, что удивительно, ведь в первые послереволюционные годы книга Сергея Нилуса с текстом "Протоколов" могла стать причиной очень серьезного наказания.

"Весьма современное чтение..."

Несмотря на августейших читателей и высоких покровителей, Сергей Нилус оставался маргиналом. Дореволюционная церковная печать не жаловала ни борьбу со всемирным заговором, ни резкие националистические высказывания. Респектабельные богословские журналы не печатали конспирологические эссе и одергивали любителей этого жанра. Например, журнал Киевской духовной академии опубликовал большую статью, рассказывающую про известную мистификацию Лео Таксиля, сочинившего леденящие душу рассказы про преступные замыслы масонов. Журнал призывал не плодить мифы и не цитировать "разоблачения" Таксиля, которые сам автор объявил мистификацией. В общем, борьба с мировыми заговорами и антисемитизм в дореволюционной России существовали, но особо не поощрялись.

Но после революции все изменилось. Революционные события обостряют интерес к эсхатологии. За четыре месяца до смерти Николай II записал в дневнике: "Вчера начал читать вслух книгу Нилуса об антихристе... весьма современное чтение". А после расстрела царской семьи следователь, составлявший опись имущества, оставленного в доме Ипатьева, отметил, что в спальне великих княжон "в левом заднем углу стоит высокая окрашенная черной краской полка для цветов, на которой три книги: "Великое в малом" Сергея Нилуса, "Война и мир" Толстого и Библия на русском языке".

Любая война порождает агрессивную и не брезгующую никакими средствами пропаганду. Гражданская в России не стала исключением. Антибольшевистские силы не смогли устоять перед соблазном объявить революцию тем самым заговором, о котором говорится в "Протоколах". На территориях, контролируемых белыми, "Протоколы" издавались многократно. Вот почему русской эмиграции была близка идея, что оказавшаяся в изгнании Святая Русь противостоит захватившему Россию "безбожному интернационалу". Через российских эмигрантов, к числу которых принадлежал и идеолог германского фашизма Альфред Розенберг, "Протоколы" попали в Германию и были переведены на немецкий язык. Идея ""Сионские мудрецы" — главный враг человечества" была близка германскому фашизму. Поменяв "Святую Русь" на "Третий рейх", можно было с чистой совестью приступать к строительству газовых камер. К 1939 году общий тираж немецкого перевода "Протоколов" доходит до нескольких миллионов экземпляров.

Эсхатология для чайников

Когда в начале перестройки стала возрождаться Оптина пустынь, а затем и Дивеево, произведения Сергея Нилуса, содержащие интереснейшие сведения о дореволюционной жизни этих монастырей, стали переиздаваться. А с появлением в России первых националистичских организаций (в те годы они ассоциировались с обществом "Память") получили хождение и "Протоколы". Подмена, сделанная когда-то Нилусом, превратившим внутреннюю борьбу человека со злом в себе в поиск внешних врагов, оказалась близка постсоветскому менталитету. Появились эпигонские сочинения, написанные в жанре эсхатологической геополитики. Мысль о том, что Россия — последний удел православия, окруженный антихристовым воинством, приятно щекотала нервы. Книги, рассказывающие про антихриста и Россию, превратились в коммерческий продукт, они хорошо продавались. В результате Нилус стал восприниматься не как публикатор бесед Серафима Саровского и не как автор хороших рассказов о почитаемых священниках и старцах, а как создатель каких-то безумных с долей мистики геополитических построений. Подобная репутация делает совершенно невозможным нормальный разговор о его текстах.

Когда в 1999 году вышел в свет очередной том фундаментального справочника "Русские писатели" со статьями на букву Н, планируемого материала о Сергее Нилусе там не оказалось. Текст был подготовлен, долго правился и рецензировался, но скандал, разразившийся при его подготовке, оказался настолько громким, что редакция предпочла статью снять. Однако вскоре о Сергее Нилусе вышло целых две статьи: одна в каком-то юбилейном сборнике, другая — в издаваемом Ириной Прохоровой журнале "Новое литературное обозрение". Получился своеобразный памятник обществу, которое не может прийти к согласию. Стоит также сказать, что в Большую российскую энциклопедию материал о Сергее Нилусе все-таки был включен, вполне добротный и нейтральный. И даже обошлось без скандала.

А ведь есть люди, которые могут писать о Нилусе и не вызывать общественного гнева. И даже не в сухой энциклопедической форме. Умберто Эко уже давно осознал нетривиальность событий, в которых участвовал Сергей Нилус, и вовсю эксплуатирует их в "Маятнике Фуко" и "Пражском кладбище". Так что ждем продолжения.