Премьера балет
В Кремлевском дворце труппа Кремлевского балета представила новый балет своей афиши — классическую "Баядерку" в редакции Андриса Лиепы. Социальную значимость этого приобретения ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА оценила выше художественной.
"Баядерка" Мариуса Петипа (хоть первоначальная, 1877 года рождения, хоть позднейшая версия 1900-го) до наших дней дожила не целиком. Канонической считается ленинградская редакция 1941 года, в которой Вахтанг Чабукиани поставил искрометное Grand pas второго акта и которая заканчивалась "Тенями" — признанным шедевром "белого балета" XIX века, не уступающим по величию знаменитому "лебединому" акту. Косметические изменения этой редакции, сделанные последующими поколениями постановщиков по разным, преимущественно малохудожественным соображениям, существенной роли не играют, однако балет, как правило, портят. Версия Андриса Лиепы, значившегося также редактором исторического либретто, портит однозначно.
Постановщик объединил первые два акта в один, непомерно долгий, а для удлинения второго (бывшего третьего) перенес туда знаменитый танец Золотого Божка, сочиненный в советские годы ленинградцем Николаем Зубковским. В Кремлевском балете этот номер (Егор Мотузов исполнил его с должным пафосом и статуарной отчетливостью), вообще-то идущий под аккомпанемент кордебалета в присутствии многолюдной массовки, кажется золотым зубом в пустой челюсти. После полной вырубки света Божок возникает сидящим по-турецки на диване, на котором только что забылся наркотическим сном Солор (в этот момент куда-то исчезнувший), и заканчивает свою одинокую пляску там же — и так же впотьмах (хотя, согласно новому либретто, именно он должен был открыть Солору "дверь в царство теней"). Претензия, казалось бы, частная, однако этот нелепый ляп — единственный вклад постановщика Лиепы в многолетнюю историю "Баядерки".
Остальные утраты — изъятие старинного танца Ману с кувшином, исчезновение дюжины девушек с попугаями, факиров с плошками, половины солистов в Grand pas, танца Никии с рабом, многолюдных шествий и т. д.— вынужденные: труппа Кремлевского дворца ни по численности, ни по качеству на "Баядерку" вообще-то не тянет. Хорошо хоть с "Тенями" выручила Московская академия хореографии, прислав восемь выпускниц, дабы дотянуть количество призраков до необходимых тридцати двух.
Стоило ли затевать постановку балета, заранее зная, что потери неизбежны,— вопрос отнюдь не риторический. И в данном случае корреспондент "Ъ" склонен ответить утвердительно. По двум причинам. Во-первых, несомненна польза для самой труппы: "Баядерка" дает прекрасный повод для профессионального роста. Даже сейчас почти все — от кордебалета до премьеров — посильно, но тщательно следят за выворотностью и аккуратностью позиций ног. Внимания на руки (жесткие и кричащие), корпус (солдатски-несгибаемый), на ракурсы и повороты плеч (позы большинства танцующих развернуты фронтально на зрителя) пока не хватает, но, возможно, со временем труппа одолеет и эти премудрости.
Трое главных исполнителей картины в целом не портят. Американка Джой Уомак, успешно делающая карьеру в кремлевской труппе, оказалась убедительной принцессой Гамзатти: надменной, властолюбивой, жестокой голливудской красавицей. Недостатки танцовщицы — ее основательная неповоротливость, тяжелый прыжок, нездешняя постановка корпуса и рук — неожиданно сыграли на образ, а стабильное итальянское фуэте и дисциплинированная музыкальность (несмотря на садистские темпы, подчас задаваемые маэстро Кондрашевым) вызвали искреннее уважение. К воину Солору (Михаил Мартынюк, невысокий, ловкий прыгучий танцовщик и опытный кавалер) технических претензий вовсе нет. По амплуа он, конечно, не романтический герой, скорее плут, но других виртуозов в Кремлевском балете, похоже, нет. Подходящая ему по росту компактная баядерка, храмовая танцовщица Никия (Ирина Аблицова), увы, не способна потрясать сердца, к тому же ее предсказуемые мимические и телесные реакции часто (как в знаменитом танце со змеей) не совпадали со смыслом хореографии. Да и в акте "Тени" технических недочетов оказалось предостаточно, за что стоит винить и репетиторов, позволивших балерине отрезать большую часть диагонали "блинчиков" в арабеск и не отработавших большие туры в вариации с шалью. Однако есть надежда, что на эту роль в труппе найдутся претенденты: третья тень, юная Жанна Губанова, исполнила свою сложную вариацию с детски удивленным личиком и по-взрослому уверенными ногами.
Вторая причина для благодушия заключается в социально-культурологической значимости премьеры. Небогатой широкой публике (а в доступный Кремль ходит именно она) смотреть классический шедевр (хоть и покалеченный) все равно полезнее, чем имеющиеся в репертуаре труппы современные постановки или сомнительные фальшивки Андриса Лиепы, которые он выдает за спектакли дягилевских "Русских сезонов". И лучшее подтверждение проникновения высокой балетной поэзии в сердца неискушенных зрителей — тот искренний восторженный аплодисмент, который после массового вальса теней вспорол глухую тишину Кремлевского дворца. Воистину после подобного народного признания профессиональные претензии к кремлевской "Баядерке" выглядят высокомерным снобизмом.