Смерть Сталина: дата, покрытая мраком
Когда же все-таки умер Сталин? Расследование Леонида Максименкова
Согласно официальной версии, дата смерти Сталина в 1953 году — 5 марта. С той поры прошло уже 63 года, однако уверенности в том, что именно в этот день генералиссимус перешел в мир иной, по-прежнему нет. Зато оснований для сомнений с годами становится больше.
Архивные доказательства ухода Сталина из жизни не менее плачевны, чем история с пактом Молотова—Риббентропа, подготовкой убийства Троцкого или положением дел с главными документами Великой Отечественной войны. Сказать проще? Их просто нет.
В качестве авторитетных свидетельств смерти Сталина нам упорно предлагают на выбор три мемуарных свидетельства. Записки охранников Сталина. Мемуары Хрущева, надиктованные Никитой Сергеевичем в опале и на пенсии. И свидетельство генерала Павла Судоплатова, впервые изданное на английском Анатолием Судоплатовым и Леоной Шехтер в 1995 году.
Что касается записок охранников, то сразу надо понимать: архивы Федеральной службы охраны и ФСБ наглухо закрыты. Так что невозможно посмотреть даже на личные дела этих свидетелей. Мемуары Хрущева с подробностями прощальной тайной вечери на Ближней даче в Кунцево в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года могут умилить лишь не разбирающихся в историко-архивных нюансах. Девяностолетний Судоплатов и его соавторы утверждали, что видели Сталина в ложе Большого на балете «Лебединое озеро» 27 февраля. Напомним, что арестованный в том же 1953-м генерал-лейтенант МВД провел в тюрьме 15 лет. Но можно ли доверять свидетельству самого известного и титулованного сталинского разведчика?
А главное — где документы, подтверждающие эту информацию? Где отметки о перемещениях Сталина из Кунцево в Кремль и обратно, журналы посещения театров, списки и время просмотра фильмов в главном кинозале страны? Где дневники охраны? Меню прощального обеда (все эти «паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простокваша»)?
Тщетные вопросы. Как и большинство запросов руководству Федерального архивного агентства и ведомственным архивам.
Если все же принять за правду официальную версию болезни и смерти Сталина, то получится нестыковка. Агония наступила в ночь с 1 на 2 марта. Стране объявили о тяжелой болезни утром 4-го. Смерть наступила 5-го в 21 час 50 минут.
При этом последнее сообщение о протокольных мероприятиях Сталина было опубликовано утром 18 февраля. Налицо двухнедельная черная дыра.
Личные тайны
Тайны последних двух недель, да и месяцев, жизни и деятельности Сталина до недавнего времени были строго засекречены.
Лишь после многочисленных демаршей общественности Росархив недавно передал в читальные залы рассекреченные еще в нулевые годы протоколы заседаний Бюро Президиума ЦК КПСС и материалы к ним. Передал как обычно — с купюрами и изъятиями. Половину подлинников протоколов заседаний Бюро в архиве РГАНИ вообще скрыли. Вновь засекретили все особые папки Бюро.
Не менее тщательно скрываются документы, связанные с агонией и смертью Сталина. Из фонда 558, опись 11 в другом федеральном архиве РГАСПИ исследователям не дают шесть дел о здоровье, болезни и смерти Сталина. Это дела № 1481 («О режиме работы и об отпусках Сталина»), 1482 и 1483 («История болезни»), 1484 («Советы о лечении»), 1486 и 1487 «О болезни, смерти и увековечении памяти». На запрос отвечают: «Рассекречено, но доступ ограничен».
Когда-то их можно было полистать, они даже частично опубликованы, но лет 10 назад доступ к ним перекрыли. Под предлогом защиты «личной тайны». Сейчас — это самый популярный предлог для цензурных запретов. Тайны здоровья, болезней, смертей партийных, государственных и военно-полицейских деятелей, похождения членов их семей, имущество, компромат — причина для наложения табу на изучение политических биографий советской эпохи.
А где заведующий?
Что же мы точно знаем о последних днях жизни вождя?
Коллекция под нудным названием «Сводка на письма и заявления по разным вопросам, доложенным Сталину И.В., и списки на письма и заявления, направленные на рассмотрения» заканчивается декабрем 1952 года. Непонятно. А где же сводки за 1 января — 28 февраля 1953-го?
12 февраля 1953 года обрываются «Письма и заявления по разным вопросам, доложенные заведующему Особым сектором ЦК, с указанием о направлении на рассмотрение». Похоже, что до 28 февраля письма заведующему не докладывались.
Потому что исчез сам заведующий. Особый сектор ЦК был епархией Александра Поскребышева. По «Схеме организации» этой святой святых режима «работа зав. Особым сектором т. Поскребышева заключается в следующем: выполнение указаний тов. Сталина и членов Политбюро. Прием корреспонденции на имя тов. Сталина. <…> Просмотр корреспонденции и соответствующее ее направление».
Поскребышев ведал небесной канцелярией без малого четверть века, а пропал с экранов кремлевского радара в одно мгновение. Сначала его повысили в должности, назвав секретарем Президиума и Бюро Президиума ЦК. Затем он просто испарился. 13 или 14 февраля. (По одной из версий Поскребышева обвинили в том, что он потерял важные документы, и его отстранили от работы. Впоследствии сообщалось, что инцидент был инспирирован и сфабрикован Лаврентием Берией, а документы были найдены.)
И самое главное. Сталин руководил страной путем письменных резолюций и устных указаний. Например, 6 ноября 1937 года на записке Льва Мехлиса о положении в Объединении государственных издательств и о том, как Отдел печати ЦК «засылал туда врагов народа», Сталин оставил приказ наркому внутренних дел: «тов. Ежову. Нужно переарестовать всю огизовскую мразь. И. Сталин». Четче и внятнее не скажешь. Приказу дали № 1421 за 1937 год и немедленно привели в исполнение.
Последняя подобная резолюция Сталина, зафиксированная в уникальном кондуите под названием «Журнал регистрации отправленных документов с резолюциями Сталина» помечена 7 февраля 1953 года. Получается, что до последнего своего ужина на кунцевской даче в ночь на 1 марта он ни один документ не прочитал и свою резолюция на нем не оставил? Поверить в это трудно, но проверить постараемся. Напомним, что весь свод этих бесценных резолюций за 20 лет полностью засекречен (дела с № 419 по № 425).
Последние деяния Сталина
Вот краткий список деяний Сталина с пометой «последний».
14 октября 1952 года. Последнее публичное выступление Сталина. XIX съезд партии. Его речь записана на кинопленку. В век отсутствия телевизоров ее смогла увидеть и услышать вся страна. Это последняя известная запись голоса живого Сталина, а фотография на трибуне — последняя из известных фотографий.
26 декабря в «Правде» опубликовано последнее интервью Сталина. «Ответы тов. Сталина на вопросы дипломатического корреспондента “Нью-Йорк Таймс” Джеймса Рестона, полученные 21 декабря».
12 января 1953 года. Посещение театра. Вместе с Молотовым, Маленковым, Берией, Ворошиловым, Хрущевым и другими он присутствуют в Большом театре Союза ССР на концерте мастеров искусств Польской Народной Республики.
14 февраля. Последняя телеграмма направлена лидеру народного Китая Мао Цзэдуну по случаю третьей годовщины договора о дружбе.
17 февраля. Последние официальные встречи, в том числе с послом Индии в СССР и индийским борцом за мир.
После этого никаких следов деятельности живого Сталина на страницах «Правды» нет. Что же было после 17 февраля? Почему за 60 с лишним лет мы не получили ответа на этот вопрос?
Рассекреченные встречи
Сегодня можно с уверенностью сказать, что были и другие деяния с пометой «последние». Они обнаружились только после частичного рассекречивания архивных спецхранов в новой России.
6 января 1953 года Сталин проводит последнее совещание по руководству международным коммунистическим движением. В нем участвуют руководители китайской и индонезийской коммунистических партий. Разочаровавшись в славянском социализме, Сталин возлюбил азиатскую разновидность коммунизма. Ведь в китайском гимне поется: «Алеет Восток, в Китае появился Мао Цзэдун». В Корее репетицией третьей мировой шла кровавая локальная война. Сталину приглянулись и Индия, а особенно Индонезия. Почему-то он считал, что ключ к будущему прогрессу — индонезийский каучук.
Не позднее 13 января 1953 года Сталин в последний раз отредактирует директивную статью. «Шпионы и убийцы под маской врачей» авторства Дмитрия Шепилова — шедевр жанра. Главный редактор страны уточняет заголовок: «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». Программный манифест «дела врачей» опубликован в «Правде» передовицей, а значит, без подписи.
22 января в кремлевском кабинете Сталина проходит последнее производственное совещание. Обсуждаются сверхсекретные военные проекты «Беркут» и «Комета». Присутствуют П.Н. Куксенко (главный конструктор Спецбюро № 1 Министерства вооружения), И.М. Клочков (зампредседателя Спецкомитета № 1 при Совете министров), А.Н. Щукин (радиотехник, специалист по распространению коротких волн), М.И. Гуревич (один из создателей истребителей серии МиГ), В.М. Рябиков (начальник 3-го главного управления при СМ) и министр авиационной промышленности М.В. Хруничев. Спецкомитет ведал атомной промышленностью. На горизонте замаячил гриб взрыва водородной бомбы. Восток мог заалеть по-настоящему.
10 февраля получено последнее письмо от дочери. Пометы товарища Сталина о сдаче в архив на письме Светланы нет.
Последние беседы Сталина
Особый бюрократический интерес представляют две последние беседы Сталина. Известно, что поздно вечером 17 февраля в течение получаса, с 20 до 20 часов 30 минут, он беседовал с послом Индии в СССР К.П.Ш. Меноном и вторым секретарем господином Каулем. На беседе присутствовали замминистра Яков Малик и переводчик Владимир Павлов. Затем — получасовой перерыв. Сталин встречается с председателем Всеиндийского совета мира доктором Сайфуддином Китчлу. Встреча длится с 21 до 22 часов. Без свидетелей. Только в присутствии переводчика.
С текстами этих двух бесед — загадочная история. В архиве они отсутствуют. А ведь что требовала рутина делопроизводства? Переводчик (в данном случае Павлов) составлял машинописный отчет-стенограмму. Затем представлял ее на утверждение заместителю министра. Тот — министру. А министр направлял машинопись Поскребышеву для высочайшего утверждения. После этого текст сдавали на хранение в сталинский архив.
Но текста беседы с индийскими гостями в архиве нет. А может быть, некому было его посылать? Ведь главный архивист Поскребышев исчез. После 17 февраля безукоризненный в течение десятилетий архивный порядок не работал.
Последнее письмо
Исполняющим обязанности Поскребышева на очень короткое время становится его заместитель — Владимир Наумович Чернуха. Без оформления. Явочным порядком.
Все в тот же день, 17 февраля, Чернуха по поручению Сталина рассылает членам Бюро Президиума и секретарям ЦК КПСС ответ Сталина «товарищу Д.Н. Айдиту, главному секретарю компартии Индонезии». Все логично. Последнее совещание с Айдитом и письмо — тому же адресату.
Сталин предельно любезен и дает адресату подробные советы. В том числе соглашается с планом Айдита о том, как осуществить насильственный захват власти в далекой стране, где много каучука. Индонезийский ученик предлагал:
«Наша задача занять как можно больше постов в руководящих органах армии. Кроме того, <…> потребовать вооружения народа в целях самозащиты от нападения террористических групп и в особенности прихвостней феодалов».
Кремль был центром воскресшей на одной шестой части земного шара и доведенной Сталиным до совершенства византийской бюрократии. Письмо были обязаны рассмотреть и утвердить на Бюро Президиума ЦК. Внести в протокол. Разослать местным адресатам. Отправить шифровкой через 8-й отдел 2-го главного управления Генштаба Советской армии сначала в Пекин, а оттуда в Индонезию «главному секретарю» Айдиту.
Так вот, ничего этого не произошло. И новых писем за рубеж пока также не обнаружено. 17 февраля вновь оказывается рубежной датой.
Несостоявшийся арест
Последняя из известных на сегодняшний день резолюций Сталина может стать заголовком для краткого цитатника его руководящих мыслей. Сегодня читатели «Огонька» узнают о ней, а главное — увидят впервые.
16 февраля министр госбезопасности Игнатьев просит санкции на арест преподавателя Высшей военной академии Советской армии им. К.В. Ворошилова С.Г. Сапожникова (правильно: Бориса Сергеевича). И Сталин эту санкцию дает: «Арестовать».
Это — последний его приказ. А вот сведений о его исполнении и об аресте Бориса Сергеевича нет. Генерал-майора без шума перевели из Москвы на работу начальником военной кафедры Харьковского инженерно-экономического института. Но ведь он остался жив! После отставки вернется в Москву, защитит докторскую диссертацию и без малого четверть века, до самой пенсии, проработает научным сотрудником Института востоковедения АН СССР.
После финального «арестовать» следов работы сталинской мысли в открытых на сегодняшний день документах Президиума и Бюро Президиума ЦК КПСС нет.
В списках не значится
А есть ли вообще признаки каких-то аномальных для кремлевского делопроизводства явлений за период с 18 февраля по 1 марта 1953 года? Да. И их более чем достаточно.
Приближался светлый весенний праздник — Международный женский день 8 Марта. Обычно Политбюро принимало пафосное постановление, в котором дежурно отмечался рост статуса женщины в советском обществе. 20 февраля Секретариат ЦК одобряет такую реляцию. Ее отсылают на утверждение Бюро Президиума. Там проставляют дату: 28 февраля.
Спустя восемь дней. Заминка необычна.
Еще больше настораживает помета Маленкова: «т. Сталин за. 27/II. Г. Маленков». Невооруженному глазу видны следы работы с номером месяца. Так работал ли в субботу 27-го Сталин с документами?
Разумеется, что 8 марта никакого торжественного заседания в Большом театре не будет. А докладчица — министр здравоохранения РСФСР товарищ Мария Ковригина вместе с остальными потенциальными участниками и участницами фуршета окажется в Колонном зале Дома союзов у гроба вождя.
В этой связке «подлинных» (ой ли?) документов Бюро Президиума ЦК есть еще один важный список.
Если верить Хрущеву, что Сталин 28 февраля приезжал в Кремль смотреть американский вестерн, а потом встречался с ближайшими соратниками за обеденным столом в Кунцево (якобы сохранилось и меню этой тайной вечери), то почему же он не подписал свое финальное политическое меню? Речь о «Списке постановлений ЦК, представленных на утверждение Бюро Президиума ЦК». Была такая форма оперативного руководства сверхдержавой. Голосование животрепещущих вопросов списком и «вкруговую». Не глядя на сами документы.
В «Огоньке» публикуется этот последний прижизненный сталинский список вопросов (впервые!). Здесь Маленков со товарищи по будущему коллективному руководству уже не пытается соблюдать бюрократические приличия. Он утверждает список единолично. Без Сталина. Выводит: «За». Проставляет дату: «28 февраля». За ним на амбразуру исторической неизбежности уже безбоязненно бросаются Хрущев и Булганин.
При живом (живом?) вожде! Который «смотрит вестерн» или проверяет готовность блюд к прощальному обеду. Даже когда Сталин отдыхал на юге, в Сочи, перечни вопросов ему посылались для утверждения фельдъегерской связью и затем возвращались для оформления в Москву.
Эти два документа чем-то напоминают последние предперестроечные годы, когда Политбюро правило от имени умирающего Юрия Андропова или больного Константина Черненко.
«Телеграмма» без ответа
После смерти Сталина власть была обеспокоена, а судя по цензуре и закрытости архивов, и сегодня озабочена, созданием видимости того, что вождь был жив вплоть до официальной даты смерти. А главное — работал с документам до биологического конца, то есть до ночи с 1 на 2 марта.
А значит, макет последнего, 16-го тома собрания сочинений Сталина, подготовленный через пару лет после его смерти к печати, должен был заканчиваться 27 февраля. И не резолюцией Маленкова «т. Сталин за», а чем-то более весомым.
И такой документ был «найден». Это поздравительная телеграмма Сталина вождю монгольских коммунистов Юмжагийну Цеденбалу по случаю седьмой годовщины Договора о дружбе и взаимной помощи. Казалось бы, обычный дипломатический ритуал. Но как проходили эти протокольные любезности? Сталин посылал телеграмму лучшему ученику в стране народной демократии. Тот посылал ответную телеграмму Учителю. На следующий день переписка печаталась на первой странице в «Правде».
В подготовленной архивистами публикации особо отмечалось, что телеграмма от 26 февраля 1953 года была отправлена в 13 часов 45 минут.
Но она не была опубликована ни 27, ни 28 февраля, ни 1 марта. При живом вожде. Ни в Москве, ни в Улан-Баторе. И не была оглашена в Монголии на торжественном заседании партийной верхушки в театре. История с телеграммой наводит на мысль, что и она — миф.
Все это позволяет сделать вывод о том, что, после того как в 22 часа 30 минут 17 февраля 1953 года из кремлевского кабинета Сталина вышли Булганин, Берия и Маленков, следов деятельности, а значит, жизни вождя в доступных на сегодня архивах нет.
Пусть архивные начальники нас поправят, если мы не правы. Пока же они твердят о том, что на секретном хранении лишь 2–3 процента документов, то есть статистическая погрешность. В эту «погрешность» попадает и закат Сталина.
Что-то еще?
Да. Есть косвенные свидетельства о том, что в Кремле произошло что-то сверхъестественное. Следы этого номенклатурного взрыва фонят и сегодня.
После 17 февраля захлебывается инфернальная кампания вокруг главного сталинского проекта тех дней — разоблачения «еврейского националистического подполья».
Разумеется, что до начала марта ревизия стратегического курса была скрыта, но ее симптомы уже проступали.
До середины февраля все шло по наезженной колее. 4 декабря 1952 года была дана отмашка для МГБ: «Усилить работу по борьбе с еврейским националистическим подпольем, являющимся англо-американской агентурой, обратив особое внимание на выявление его связей с американской разведкой, сионистскими центрами и разведками других стран». (Из постановления Президиума ЦК КПСС «О положении в МГБ и о вредительстве в лечебном деле (т. Гоглидзе)». (Полностью постановление засекречено по сей день.— «О».)
Согласно поставленной задаче чекисты представляли в Кремль протоколы допросов, составляли обвинительные заключения, сводки и предложения по новым арестам. Все говорило о том, что судилища будут показательными.
Сталин визировал документы. Аппарат готовил от имени Секретариата и отделов ЦК предложения по их реализации министерствами и ведомствами. Принимались постановления, рассылались распоряжения, царило телефонное право, давались устные указания, которые спускались на места и воспринимались как руководства к действию.
После 17 февраля этот отлаженный механизм команд и контроля оказывается в каком-то оцепенении.
А в массовом сознании современников и потомков о тех днях томительного ожидания развязки осталось несколько мифов. Едва ли не главный из них — о планах депортации евреев. Имело это место или нет?
Известно, что существовало предложение МГБ: «Сослать на 10 лет членов семей участников еврейской националистической организации под прикрытием еврейского антифашистского комитета». Маленков расписывает эту инициативу: «На Секретариат». Доходит ли она до Секретариата ЦК? Нет. Следующая отметка на бумаге только от 8 апреля, когда кошмар уже кончится.
Но процесс уточнения, вплоть до конкретных фамилий и адресов, мест работы, шел полным ходом. К середине февраля слух о возможности и политической целесообразности депортации стал фильтроваться в околовластные структуры, а оттуда в общественные организации и в массовое сознание.
Одним из первых на дуновение времени живо и заинтересованно откликнулось руководство Союза писателей СССР. «Инженеры человеческих душ» предложили рецепт быстрого решения самого жгучего вопроса советской повседневности — жилищного. Сурков, Симонов, Тихонов, Твардовский, Федин, Леонов, Софронов, Грибачев и Кожевников просят «дорогого Иосифа Виссарионовича» «воздействовать» на Мосгорисполком в деле «переселения из домов Союза советских писателей, не имеющих к ССП никакого отношения» лиц. Фамилии предлагаемых к переселению не названы. Пока. Главное — получить согласие.
И письмо попадает в цель. Поскребышев докладывает вопрос лично Сталину и получает санкцию начать процесс подготовки к выселению. По альбому резолюций Сталина (как уже сказано, эти альбомы в архивах недоступны) почину писателей дан № 222 за 12 февраля 1953 года и ему присвоена высшая категория «С» («Сталин»). Заметьте: 12 февраля. Выселение лиц, «не имеющих к ССП никакого отношения» — вопрос почти решенный. Дальше остается только формальное визирование в Бюро Президиума ЦК. И что же решает Президиум? Притормозить: «Поручить т. Михайлову, Капитонову, Яснову с участием т. Фадеева и Суркова рассмотреть записку, принять необходимые меры и о результатах доложить».
Срок реализации не указан. Читатель поймет, что приказ был дан 12 февраля, а рассмотрен товарищами после 17 февраля. Соответственно потерял свою устрашающую силу. «Переселения» писателей и иже с ними не состоялось.
А Сталина все не было и не было.
Прошло празднование 35-й годовщины Советской армии. Армии, Генералиссимусом которой он был. Сталин на собрании отсутствовал.
Прошли выборы в местные советы. Сталин не отметился на избирательном участке. Так же, как и никто из его верных учеников и соратников. Ни один.
От чего же были спасены страна и мир? От геополитической авантюры в Азии. В направлении Индонезии, а возможно, и Индии. С коммунистическим Китаем в качестве опорной базы. От раздачи оружия индонезийским коммунистам. От разыгрывания азиатской карты в условиях горячей войны на Корейском полуострове и неминуемого обретения СССР водородной бомбы. Бомба будет взорвана в сентябре, когда война в Корее закончится перемирием, которое длится до сих пор.
Внутри страны мы избежали новой чистки. И не получили новых громких процессов (Маклярского, Шейнина, Сапожникова и иже с ними). Состоялась быстрая реабилитация Михоэлса.
Похоже, что избавление случилось не 5 марта. Его признаки становились все явственнее с середины феврали и приобрели форму тенденции в ночь с 17 на 18 февраля.
Уже 20 февраля секретарь ЦК Николай Михайлов (он был ответственным за идеологическое обеспечение «дела врачей») без объяснений не дает санкции на печатание плаката «Враг коварен — будь начеку». О каком враге шла речь, понятно.
Советские вожди уходили из жизни по-разному, но документально доказуемо. Даже уход Ленина документирован: за несколько часов до смерти Крупская читала ему «Мартина Идена».
И только Сталин оставил перед своим уходом черную дыру длиною в долгие две недели.