Премьера кино
"Франкофония" Александра Сокурова посвящена судьбе Лувра в годы оккупации. Самым интересным в этом франко-немецко-голландском проекте русского режиссера АНДРЕЙ ПЛАХОВ считает поиски жанра, приводящие автора в непосредственную близость к стихии комедийного.
В свое время я собирался написать для сборника, посвященного режиссеру, статью "Сокуров и юмор". Расхолодили коллеги, считавшие, что эти два понятия несовместны. Между тем, хотя Сокуров выглядит серьезным, даже сумрачным художником, мне всегда казалось, что своеобразный юмор, не говоря про иронию, ему не чужд — как не чужд он любимым им немецким романтикам. Немало смешного и в "Скорбном бесчувствии", и в "Тельце", и в "Солнце", где можно даже найти чаплиновские нотки. Да и в "Фаусте" есть чему улыбнуться, хоть и несколько нервной улыбкой. И вот теперь — во "Франкофонии".
Эта работа перекликается с ранним сокуровским фильмом "Союзники", где уже проявились навыки режиссера-историка и склонность к экспериментальной форме, не укладывающейся в привычный шаблон документалистики. История, какой она предстает во "Франкофонии", движима прежде всего культурными процессами, мало того, история — это, по сути, и есть история культуры, а не полководцев, армий и вождей. Последние годятся главным образом для того, чтобы стать объектами карикатуры: таковы Наполеон и Гитлер; Сталин, показанный мельком, еще, похоже, ждет своей очереди. В этой концепции нет места материализму, вернее, он выведен за скобки истории как неизбежное зло. Цементирующую роль приобретает музей — сакральное хранилище, которое живет своей особенной мистической жизнью. Музеи становятся главными героями фильмов Сокурова "Русский ковчег" и "Элегия дороги"; теперь вслед за Эрмитажем и роттердамским Музеем Бойманса--Ван Бенингена таким героем оказывается Лувр.
Фильм наполнен остроумной игрой с жанрами, форматами и технологиями. Есть в нем придуманный капитан Дерк, с которым Автор общается по скайпу: он перевозит на корабле музейные сокровища сквозь бушующую морскую стихию, многие из них тонут, но что-то остается. Морская стихия — метафора исторической, в которой, комментирует Сокуров, "нет ни смысла, ни совести". Ни Толстой, ни Чехов, к духам которых, почти ерничая, взывает режиссер, не способны указать кораблю спасительный маршрут в будущее. Как не способна и символическая француженка Марианна. Она носится по Лувру во фригийском колпаке, но вся какая-то неприбранная, и заученно твердит: "Свобода, равенство, братство". Опять карикатура — почти в духе "Шарли Эбдо". Главные идеи цивилизации дают явный сбой, а то, что свято для европейцев (скажем, искусство классического портрета), отвергается мусульманской традицией, и это противоречие нарастает.
Тем не менее Европа переживала и худшие времена — не там ли искать спасительный рецепт? Самый драматический момент настает для Лувра, когда нацисты захватывают Париж и существование музея оказывается под вопросом. Сохранить сокровище совместными усилиями отведено двум персонажам, которые по всему должны бы быть антагонистами. Но их связывает нечто большее, чем разделяет,— француза и немца, демократа и аристократа, директора Лувра Жака Жожара и графа Вольфа Меттерниха, отвечавшего в нацистской армии за судьбу культурных ценностей на оккупированных территориях. Сокуров инсталлирует в документальную ткань игровой мини-фильм (обоих персонажей изображают актеры). При этом сам Автор ни на миг не покидает "сцены", присутствуя больше, чем даже закадровым текстом. Знакомый прием, но вместо обычной сокуровской назидательности мы чувствуем не вполне безобидную усмешку в адрес французов, которые "купили мир" (контрастом идут документальные кадры ленинградской блокады). Что касается немцев, и те изображены без негодующего пафоса, его заменяет насмешка. Когда выясняется, что Меттерних был удивлен поражению Германии в войне, Сокуров парирует: "А когда она ее выигрывала?"
История предстает в виде спиралевидного абсурдистского фарса. В центре его — отношения двух вволю повоевавших сестер, Франции и Германии. Неявной, однако неизбежной героиней сюжета оказывается и третья сестра — Россия. Эта сестра в европейской семье сегодня нелюбима и не кажется родной. Однако в художественном мире Сокурова нет актуальной политики. Ценность, которая важнее сиюминутных интересов и способна скрепить недружное человеческое семейство,— это культура. Только она одна.
Я совершенно не удивился, когда наткнулся на сообщение о новых планах Сокурова. Он опять собирается снять фильм о Второй мировой, причем, по его словам, скорее всего, комедию. И это глубоко оправданно. После массовых истреблений, социальных и этнических чисток ХХ века само понятие трагического обесценилось. А новейшие акцентировки истории, которые предлагаются сегодня, строятся на старых конфронтационных стереотипах типа пресловутой русофобии. Сокуров помнит о том, что "против нацистской Германии не все страны воевали так самоотверженно, как Россия". Но вместо франкофобии или германофобии предлагает посмотреть на исторический процесс с точки зрения человека культуры. И тогда все попытки наживать на прошлом моральный капитал обнаруживают свою комическую ущербность.