Большому театру — 240 лет. Как только 28 марта 1776 года императрица Екатерина II пожаловала князя Урусова соизволением "содержать... театральные всякого рода представления", на правом берегу реки Неглинки начали возводить театр, который только в следующем веке назовут Большим. В музей ГАБТа накануне юбилея заглянул "Огонек"
Большой гудит и в понедельник — свой законный выходной. У центрального входа переговаривается многоязыкая очередь туристов, а на главной сцене гулко отбивает ритм не дирижерская палочка, а молотки и тяжелые шаги рабочих за едва поднятым занавесом. С ролью зрителей пока свыкается только группа иногородних школьников, послушно глазеющих по сторонам.
— Зашибись, какая люстра!
— Спорим, чтобы ее почистить, вызывают альпинистов? И сетку натягивают...
— Ага, чтобы если кто сорвется, он бы для начала попрыгал на батуте?
Рассказ экскурсовода незаметно превращает путешествие по театру в аттракцион, который увлекает всех школьников сразу. Это здесь спектакли бесцеремонно нарушались взрывами плафонов на старинной люстре XIX века — они не выдерживали высокой температуры и, взорвавшись, осыпали осколками военных в партере. Жизнь театра не обходилась и без спецэффектов — за них отвечала старинная система пожаротушения в виде огромного бака с водой, взрыв которого в 1853 году разрушил театр едва ли не до основания. И по сей день в театре можно поломать голову над задачкой: вместо классических девяти муз — восемь и одна безымянная покровительница театральных художников, которая водится только на потолке Большого.
Но главное в театре — это все равно звук, который, как известно, у каждого зала свой. Встать в центр зала рядом с императорской ложей — все равно что подойти к микрофону, но стоит вернуться к стене — и звук скрадывают обтянутые тканью стены. Искусством "настраивать" зрительный зал как гигантский инструмент пришлось овладеть всем архитекторам Большого. В середине XIX века зал оформили плашками из акустической ели — из такой Страдивари делал свои скрипки. "И сейчас мы находимся будто бы в деке гигантского инструмента,— рассказывает своей притихшей группе экскурсовод Ольга Салмина,— где звук может нарушить любая мелочь — будь то неровная складка на портьерах или слишком мелкий орнамент на стенах лож".
Тачанка для Карабос
Вычислить точный возраст Большого театра — задача не из легких. Лидия Харина, директор музея, официально действующего при театре уже почти век, доказывает это наглядным примером. Она кладет на стол зеленую брошюру с надписью: "1825-1925: отмечаем столетие Большого театра". "Тогда возраст Большого театра отсчитывали от даты постройки здания Осипом Бове,— подчеркивает она.— Но вы только посмотрите на эту афишу: в 1951-м Большому исполнилось уже 175 лет!". Возможно, поэтому возраст театра проще мерить эпохами, о каждой из которых нагляднее всего рассказывают сами экспонаты из собрания театрального музея.
"Тачанка" — карета, в которой на сцену прибывала фея Карабос из балета "Спящая красавица" — такая же примета времени, как и подлинные иконы, которые в советские годы выносили на спектаклях "Бориса Годунова". Причем позже эти восемь икон, одна из которых датируется XVIII веком, Большой передал в Марфо-Мариинскую обитель. Или женский и четыре мужских костюма родом из того же века, которые считаются одними из самых ценных экспонатов в коллекции. Музей даже не сразу разобрался, как в его коллекции оказалась такая древность. "Их появление связано с пожаром 1853 года,— рассказывает Лидия Харина.— Он был таким страшным, что погибла вся коллекция музыкальных инструментов композитора Верстовского, весь гардероб... Но в 1855 году умер государь Николай I — и к коронационным торжествам в честь Александра II театр нужно было отстроить заново. Сшить костюмы для них не успели, обратились к москвичам — принесите кто что может. Как видите — принесли".
Сейчас все это находится в музее-хранилище Большого театра, который во времена конторы императорских театров существовал как библиотека, где хранили книги и нотный материал. В музей попадало все связанное со сценой. Если для спектакля придумывали историю о какой-нибудь заморской диковинке, то театр сначала снаряжал экспедицию, которая должна была эту редкость зарисовать, запротоколировать, и только потом готовили декорации и продумывали костюмы. В противном случае дело доходило до конфузов. "Мы же сейчас знаем, как выглядит дельфин, правда? — спрашивает Харина.— А вот художник Константин Коровин в конце XIX века этого не знал и придумал костюм очень смешного существа, только немножко похожего на рыбу, с большими глазами и горбом".
Впрочем, легких задач перед художниками Большого театра не ставили никогда. "Только представьте, что это значит — нарисовать для спектакля не меньше 500-700 костюмов. А еще в хоре 240 человек, в кордебалете человек 100! — всплескивает руками директор музея.— Самое дорогое искусство в мире — оперное". И все же времени мастерам Большого хватало не только на выполнение заказа, но и на эксперименты. Например, с художником Федором Федоровским на сцену театра пришел авангард. В этой стилистике он подготовил "Лебединое озеро" — увы, от того спектакля не сохранилось ничего, кроме единственного костюма. Авангардистские мотивы он расслышал в классической музыке Чайковского — во время работы Федоровский всегда слушал музыку того произведения, постановку которого ему доверяли. "Я просила Валерия Левенталя, который поделился со мной этой историей, записывать такие детали, но у него все не было времени, а потом и его самого не стало,— признается Харина.— Теперь пристаю с той же просьбой к Мессереру. Жаль, что жанр мемуаров остался в XX веке, ведь из крупиц воспоминаний таких людей выстраивается эпоха".
Пожарный случай
А еще историю театра можно отсчитывать пожарами. Пережив по меньшей мере три страшных пожара, на весь мир Большой прославился после трагедии 1853 года. Именно она подарила театру его современный облик, продуманный итальянским архитектором Альбертом Кавосом. Узнав о его заслугах перед театральным миром — на счету архитектора был не только Большой, но и Мариинский с Михайловским театрами в Санкт-Петербурге,— последний французский монарх Наполеон III пригласил Кавоса в Париж. Новость о покушении на императора еще не сошла с полос французских газет, как тот объявил "тендер" на строительство нового просторного и безопасного театра. Кавос, обремененный годами, был вынужден отказаться от высочайшей милости, но подготовил альбом с подробными чертежами Большого театра и подарил его французскому правителю. К слову, в соответствии с ними театр реставрировали и реконструировали в 2005-2011 годах. Возможно, его держал в руках и молодой Шарль Гарнье — будущий создатель знаменитого французского театра Гранд-опера.
Сегодня историю театра пишут не столько пожары, которые изрядно подкорректировали коллекцию декорационного искусства и театральных костюмов, сколько высокие технологии. Когда-то в коллекции музея было 500 экспонатов, сейчас — 3 тысячи, но некоторые их разновидности просто исчезают за ненадобностью. Художники, например, почти не рисуют эскизы декораций — достаточно компьютерной графики. "Но художник всегда сначала готовит макет, который должен быть передан в музей,— поясняет директор музея.— А такие экспонаты очень интересны: разглядывая их, мы можем "выйти" на сцену театра". Особенность притеатрального музея в том, что все экспонаты здесь тесно связаны друг с другом. Из экспонатов сразу выстраивается цепочка: эскиз, фотография и костюм. Палочка Чайковского, стоявшего когда-то за дирижерским пультом Большого, костюм Владимира Васильева из балета "Щелкунчик" или гребень оперной певицы Марии Максаковой, которым она закалывала волосы при исполнении партии Кармен,— эти ценности не существуют отдельно от сопровождающих эскизов, фотографий, партитур.
Историю Большого можно читать и по занавесам. "Ведь у нас хранится самый старый занавес в нашей стране, созданный в 1899 году художником Петром Ламбиным. Есть и эскиз занавеса, которым открывалась сцена Большого в 1856 году",— говорит Харина. Она объясняет, почему невозможно показать публике исторические занавесы. Отреставрировать два полотна, которые на протяжении 50 с лишним лет никак не чистились и не стирались — это полбеды. Главной проблемой остается отсутствие экспозиционного пространства высотой в 16 метров.
Театр для всех
Полумрак в бархатных ложах едва рассеивает дежурный прожектор парадной люстры. Школьники уже заняли пустующие стулья, чтобы отвечать на новые вопросы экскурсовода.
— Как вы думаете, почему после революции запретили многие оперы и балеты? Вот в "Щелкунчике" главный герой кто?
— Принц.
— А в "Лебедином озере"?
— Принц.
— Замечательно! А в "Борисе Годунове"...
— Тоже принц!
Пожалуй, лучше всего государственных правителей в Большом театре помнят стены парадных залов, на которые вернулись императорские монограммы и двуглавые орлы, и, конечно, ложи. Царская обычно пустует. "Сейчас в ней бывают либо крупные иностранные гости, либо сам президент,— поясняет Лидия Харина.— Раньше государи, конечно, чаще ходили к нам в театр и сидели чаще всего в литерных ложах (ложи, обозначенный не цифрой, а буквой.— "О") слева. Там же бывали советские правители". Иосиф Виссарионович очень любил театр, но императорскую ложу никогда не занимал. Вдруг что случится? А тут у него бронированная стеночка и стульчик высокий, чтобы удобно было сидеть. Ленин не часто ходил на спектакли, а Брежнев больше увлекался футболом и хоккеем.
По иронии судьбы за все столетия своего существования Большой прославился не как любимый театр государственных мужей, а скорее как едва ли не самый старый общедоступный театр. "У нас две столицы — Москва и Санкт-Петербург. Москва — театральный город, а Петербург — музейный, ведь родился театр здесь, еще при царе Алексее Михайловиче,— поясняет Лидия Харина.— Но главное, что в Петербурге первые театры — придворные. Наш театр — первый, открывший свои двери для всех зрителей".