Премьера опера
Фото: Дамир Юсупов/Большой театр
В Большом театре прошла одна из самых долгожданных оперных премьер сезона — комический шедевр эпохи бельканто "Дон Паскуале". Гаэтано Доницетти в режиссерской интерпретации Тимофея Кулябина (дирижер-постановщик Михал Клауза, сценограф Олег Головко, художник по костюмам Галя Солодовникова), вопреки возможным ожиданиям, оказался полностью лишенным радикализма. К умному и невеселому размышлению о трудностях комизма на современной оперной сцене прислушивалась ЮЛИЯ БЕДЕРОВА.
Текущий оперный сезон богат на важные события, но с новым "Доном Паскуале" Тимофея Кулябина на сцене Большого были связаны особенные ожидания. Не первый раз в оперу приходит драматический режиссер, что всегда немного нервирует оперную аудиторию, но довольно давно на эту территорию не заходил режиссер совсем нового поколения. К тому же Кулябин — не только один из лидеров нового драматического театра, но и автор самого знаменитого российского оперного спектакля последнего десятилетия: новосибирский "Тангейзер" мало кто видел, но все, кажется, знают, что не смотревшие постановку верующие были оскорблены, из-за чего был снят с должности директор театра Борис Мездрич, героически защищавший не просто качественную продукцию собственного театра, но и вообще свободу интерпретации. Примерно тогда же стало известно о приглашении Кулябина для постановки в Большой театр, хотя его переговоры с директором Большого Владимиром Уриным начались задолго до этого.
Теперь посторонняя публика могла ждать от "Дона Паскуале" ниспровержения основ, но, во-первых, Кулябин вообще не принадлежит к тому типу режиссеров, который занят спором с традицией, во-вторых, даже из немногочисленных интервью было ясно, что ничего сокрушительного по отношению к жемчужине бельканто в спектакле не планируется.
"Дон Паскуале", однако, получился все-таки неожиданным и нетрадиционным. Самое главное, что в новой сценической версии последней комедии Доницетти (она наследует традициям комедии dell`arte, полна очаровательной музыки, легкого дыхания и предсказуемо забавных ситуаций) не нашлось места дежурному комизму. И если у Доницетти все персонажи абстрактны (старый глупец, молодой любовник, субретка, плут), то у Кулябина они становятся реальными героями квазиреалистичной истории про Президента вымышленного Римского университета (пока звучит увертюра, нам показывают кино о его жизни и подвигах, так становится понятно, почему он такой странный человек), про его окружение, про некое юбилейное торжество и розыгрыш, поводом для которого становится не только собственный идиотизм главного героя, но и вообще конфликт поколений. Новый сюжет непринужденно накладывается на доницеттиевский контур, ничего в нем не ломая и не скрывая. Постановщики больше, чем это принято, обращают внимание на то обстоятельство, что в образе полоумного старикашки Доницетти видит едва ли не себя, по крайней мере сочувствие герою определенно слышно в музыке, когда буффонные скороговорки отступают и партитуру вдруг наполняет нежная и горькая печаль. Михал Клауза вслед за постановщиками доносит партитуру Доницетти тщательно, дотошно и несколько гиперреалистично. Хотя оркестр в премьерный вечер не в каждый момент звучал совершенно, в целом баланс и качество подкрепляли характер замысла.
Все действие нового "Дона Паскуале" происходит в величественном университетском интерьере, где красота обыденна, а у стен есть уши и глаза (за героями ежеминутно кто-то наблюдает, вообще много важного происходит между прихотливо придуманными немыми персонажами, которыми густо населена эта история). Только однажды зритель оказывается в другом месте: это комната Норины, темпераментной юной тусовщицы, полностью собранная из традиционных икейских вещей — от мебели до игрушек, с большим портретом Курта Кобейна на фанерной стенке. Можно усмотреть легкое несоответствие кобейновского портрета шелковому халату героини, скрашивающей будни шампанским, но оно, наверное, непринципиально. Даже комната появляется на легкой платформе, не скрывая полностью тяжеловесного римского великолепия.
На его темном, давящем фоне практически все персонажи оказываются довольно противными людьми — Дон Паскуале (актерски гипертрофированно комичный Джованни Фурланетто звучит не слишком ярко, однако козыряет образцовым буффонным стилем) ожидаемо смешон и жалок. Но и племянник Эрнесто (крепкий тенор Сельсо Альбело) не ангел — как минимум он, кажется, непроходимо туп. И милая Норина (блестящая игра и хорошая вокальная отделка сложной партии у Венеры Гимадиевой) не так мила, как могла бы казаться, и довести старика до бешенства у нее получается с подозрительной легкостью и естественностью. Единственный, кто тут кажется симпатичным,— главный плут доктор Малатеста, по крайней мере Игорь Головатенко в премьерном составе обезоруживает публику ласковым обаянием, к тому же старателен в скороговорках.
Вся эта сомнительная компания разыгрывает не слишком веселую ситуацию конфликта поколений и социальных положений, в которой жесткости и мрачности заметно больше, чем юмористического очарования. Старый мир социальных иерархий, потертых портфелей, униформ и образовательных стандартов, как это бывает с современными горожанами в праздник, надевает на себя смешные ушки и рожки, но смотреть на то, как новый мир свободы и гламура смеется над ним, не гомерически весело. Лаконичные фантазийные трюки, скупо вставленные в действие, только подчеркивают общую драматургическую горечь спектакля. Публика в зале то и дело рискует почувствовать всех этих героев и их поведение намного ближе к себе и роднее, чем она может позволить себе запросто над ними посмеяться. Поэтому даже особенно ироничные сцены третьего акта сопровождают лишь сдержанные смешки.
Постановщики сообщают опере тщательное в деталях и ясное в целом драматическое измерение, что добавляет ее звучанию дополнительный объем, хотя от этого спектакль и не становится комедией. Комедийность предстает скорее качественно выстроенной рамкой, внутри которой веет невеселый ветер. Действительно, какие тут комедии, когда уже совсем никому не смешно.