«Исламское государство» вновь угрожает Пальмире. На подступах к городу отряды запрещенной в России организации сумели существенно потеснить правительственные войска. Обозреватель газеты «Коммерсантъ» Максим Юсин задумался о том, какие последствия может иметь падение Пальмиры — в том числе, для России.
Более года назад, еще до взятия Пальмиры «Исламским государством», я беседовал с западным экспертом, специалистом по Сирии. Одна его фраза мне запомнилась: специфика Пальмиры состоит в том, ее относительно легко взять, но очень сложно удержать. Прошло совсем немного времени, и жизнь подтвердила эти слова. В мае прошлого года ИГ без особого напряжения захватило Пальмиру (и ее современную часть, город Тадмор). А спустя десять месяцев, когда в результате вмешательства Москвы в сирийский конфликт соотношение сил принципиально изменилось, войска Башара Асада Пальмиру отбили.
Многие восприняли это событие как самую эффектную, самую символическую победу цивилизованного мира над джихадистами и их халифатом. Именно символизм этого момента должен был подчеркнуть концерт симфонического оркестра Мариинского театра в античном амфитеатре, где еще совсем недавно исламские фанатики отрезали головы пленным. А сейчас там звучит классическая музыка.
Но вот проходит всего несколько дней, и тональность сообщений с сирийского фронта резко меняется. «Исламское государство», которое, казалось, уже почти разгромлено, которое после потери Пальмиры потерпело серию болезненных поражений, вдруг напомнило о себе. На подступах к Пальмире его отряды перехватили инициативу, появилась информация о перерезанных коммуникациях, которые связывают город с Хомсом, нарушены пути снабжения правительственных сил, развернулись бои за два крупных газовых месторождения, под угрозой — военный аэродром в Тиясе. Исламисты все ближе подступают к Пальмире, причем с разных направлений, а на одном из них находятся уже в 10 км от города.
И вновь вспоминаются слова моего собеседника-эксперта: Пальмиру легко взять, но сложно удержать. Это фактически оазис в пустыне, который несложно отсечь от коммуникаций, а для обороны прилегающего района требуются слишком большие силы. А таких сил у Башара Асада нет. Его войска, и так обескровленные за пять лет войны, рассеяны по всей стране, сражаются с бесчисленными группировками, противостоящими правительству — в том числе под Алеппо, где ситуация опять обострилась. И вполне может оказаться, что в момент решающего штурма Пальмиры оборонять ее будет некому. И в итоге ее снова сдадут, как и год назад.
Для Москвы такой сценарий станет катастрофой. Не с военной точки зрения — судьба сирийского конфликта решается не в Пальмире. А с точки зрения политической, психологической, пропагандистской. Потому что после концерта в Пальмире для России это уже не чужой город. И не чужая война. Слишком много вложено именно в Пальмиру, связано с ней — и авиация, прикрывавшая наступление, и спецназ, помогавший сирийским войскам, и гибель старшего лейтенанта Александра Прохоренко, пожертвовавшего собой тоже под Пальмирой.
Хорошо или плохо, что античный город у всего мира отныне столь плотно ассоциируется с Россией — особый вопрос. Может быть, не стоило проводить там концерт, может быть, не стоило вообще вмешиваться в сирийскую войну. Ответов на эти вопросы ни у кого пока нет. Их даст только время. Но как бы то ни было, назад пути уже нет. После концерта Мариинского театра Пальмира в какой-то степени уже и российский город. И если Москва не сможет предотвратить ее падение, если боевики под черными знаменами джихада снова вернутся туда и снова примутся отрезать головы перед телекамерами, и в арабском мире, и во всем остальном это будет воспринято как поражение России, как ее унижение.
Думаю, это понимают и в Кремле, и в министерстве обороны. Спасение Пальмиры для Москвы — главная задача.