Президент России Владимир Путин 13 мая встретился в Сочи с сотрудниками ВГТРК, у которых в этот день был 25-летний юбилей их компании. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ обратил внимание на то, что президент в этот раз, что является чрезвычайной редкостью, беседовал с журналистами как с родными.
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Президент России Владимир Путин встретился с сотрудниками ВГТРК, которой именно в этот день, 13 мая, исполнилось 25 лет.
Сотрудники ВГТРК начали слетаться в Сочи из разных мест разными самолетами за пару дней до назначенного на территории телерадиокомпании «Сочи» события. И к часу дня были почти все, кого позвали, и не хватало тут только, пожалуй, одного медийного лица, то есть Сергея Брилева, который в этот момент оказался на каком-то другом острие.
Все высшее руководство ВГТРК, вся его ударная группировка, состоящая и из Владимира Соловьева, и из Аркадия Мамонтова, и из других журналистов, с которыми принято ассоциировать пропагандистскую мощь государственного телеканала, были здесь, в небольшом, казалось, помещении, способном, как оказалось, выдержать эту мощь.
Более того, эту мощь, которой, казалось, был пропитан весь и без того пряный воздух во дворе компании, как я обратил внимание, не могли не оценить жители соседних помещений во дворе. Дело в том, что почти тут же, как все собрались и расслоились на группы по интересам (а они тут были у людей разные и даже противоположные), приветливо распахнулись окна и двери салона тайского массажа, который буквально нависает над двором ГТРК «Сочи» (как они и новости-то тут умудряются выпускать в такой невыносимой обстановке, когда думается прежде всего, конечно, о вечном), там началось на первый взгляд хаотичное брожение массажисток — то они цветы все вместе бросались поливать на улице, а на самом деле просто уже заливали их, бедных, безжалостно, то перила начинали драить самоотверженно, словно демонстрируя свои великие, а может, и беспредельные возможности в такого рода делах…
Этих героических усилий, конечно, не могли не оценить не только такие непреклонные, прошедшие не через одну и две войны люди, как Александр Сладков или Евгений Поддубный, которые мужественно курили внизу друг с другом, но даже и председатель ВГТРК Олег Добродеев, не растерявший, судя по всему, репортерского пыла,— его эта деталь, без сомнения, вдохновляла.
Бойцы между тем не тратили времени и вспоминали, как положено, минувшие (хоть и не совсем еще и не для всех) дни. Андрей Кондрашов вспоминал тот Сочи, где в те времена, когда он работал корреспондентом в кремлевском пуле, Владимир Путин работал не покладая рук два и три летних месяца, выезжая только на пару дней в командировки во Францию и Германию. И корреспонденты, жившие в Дагомысе, тащились за ним, конечно, и туда, и рождались тогда по итогам таких поездок великие заголовки в газете, например, «Труд»: «И в жару кипит работа!» («А что, Ольга Борисовна, надо ведь поддержать президента…»,— объяснял главный редактор корреспонденту).
И я обращал внимание, что ведь много среди людей в этом дворе прошедших через, не побоюсь этого слова, горнило этого так называемого пула: и Маргарита Симоньян, и Евгений Рожков, и Игорь Кожевин.
Первый замглавы администрации президента Алексей Громов вспоминал другой Сочи, 1996 года, когда он, по его признанию, ворвался в ТРК «Сочи», истеревший по пути две пары ботинок и ошеломленный тем, что у него в руках бетакамовская кассета с синхроном первого президента России Бориса Ельцина, который вдруг высказался в тот момент, когда главной новостью дня на первой полосе “Ъ” был заголовок «Ельцин жив!». И ворвавшись, обнаруживал, что на бетакамовскую кассету здесь глядят подозрительно, если не враждебно, так как таким чудесам тут места еще было…
Для Дмитрия Киселева и праздник был, кажется, не в радость: все решал какие-то рабочие то ли пропагандистские, то ли агитвопросы или по крайней мере пытался, хотя вроде и не было тут его подчиненных, кроме Маргариты Симоньян, да и то все относительно…
И конечно, все очень трепетно относились к Марии Ситтель, которая по всем внешним и тем более внутренним признакам глубоко беременна уж в который раз (как бы и сама со счету не сбилась эта без преувеличения великая женщина, и, конечно, это был ее праздник: кто-то новости рожает, а кто-то — тех, кто рожает новости). Да и сама она могла позволить относиться к себе трепетно, то есть в основном посиживала сначала на лавочке в окружении подружек, таких же культовых ведущих телеканала, а потом, когда кому-то показалось (а такое могло только именно что показаться), что приближается Владимир Путин, перебралась с ними в холл телекомпании на первом этаже, и оттуда я уже через минуту слышал девичье щебетанье о том, что не надо, да не надо же отдыхать на Кап-Ферра, потому что там отвратительные жгучие медузы…
— А где же надо, где же?..— задавали девушки себе и друг дружке единственный по-настоящему мучивший их вопрос.
— А в Имеретинке,— объясняла им Маргарита Симоньян и рассказывала во всех этих ослепительных подробностях, которыми так славятся ее колонки на такие темы в журнале «Русский пионер».
Потом кто-то нечаянно интересовался, а что же лучше кушать — и тут наступал и вовсе звездный час Маргариты Симоньян, и начинался сказ про Молдовку, от которой тут вообще недалеко, и про армянский ресторан «Жарко», в котором еще предстояло убедиться всем присутствующим немного попозже, после всех этих протокольных, можно сказать, недоразумений… И девушки ахали и щебетали дальше…
Евгений Поддубный собрал свой кружок по интересам и докладывал его участникам о ситуации в Сирии, и выходило не очень хорошо: далеко еще до победы, ох как далеко…
Владимира Соловьева заботило, что будет с холдингом РБК (в этот момент еще не было известно, что все, что с ним могло быть, уже случилось), и прогноз его был таким верным и неутешительным, что казался приговором.
Олег Добродеев призывал всех быть раскованней, потом призывал быть еще как можно раскованней, а потом призывал быть совершенно раскованными и задавать президенту любые вопросы, какие только придут в голову. От этого лица людей, конечно, каменели. А Олег Добродеев хотел ведь как лучше, причем не только президенту.
Наконец выяснилось, что президент и в самом деле подъезжает, и все собрались в самой большой студии, а для Владимира Путина провели небольшую экскурсию по телекомпании, где он увидел и старорежимные телефоны правительственной все-таки связи (и город, и телекомпания были в свое время всесоюзного подчинения), и катушечные магнитофоны, и кассеты VHS, и много еще такого, от чего у поживших и живущих сотрудников ВГТРК слезы на глаза наворачиваются, так больше и не сворачиваются, а для Владимира Путина — это экспонаты, которые он, кажется, уже видел в Ельцин-центре…
Он быстро прошел через все помещения, задержавшись только в одной, новостной студии, где прямо сейчас как будто бы готовились к эфиру, а может, и правда готовились, по крайней мере я даже успел на бегу прочитать телесуфлер со словами «В эфире “Вести”. В студии Анна Свалова. И вот о чем». Мне даже захотелось узнать, о чем же, собственно говоря, но не успеть было.
— А что-то жарко у вас,— только и пробормотал Владимир Путин. И весь трудовой коллектив, человек то есть 10–12, хором заверил его, что нет, какое там жарко, Владимир Владимирович, нам очень хорошо, а вам?..
Ему, похоже, тоже было совсем неплохо.
Интересно: через минуту он разговаривал примерно с двумя сотнями журналистов, стоя посреди большой студии с зеркальным полом (см. фото), совсем не так, как обычно говорит с журналистами, когда точно не знает, от кого тут чего ждать, хотя и догадывается, но все равно. С этими людьми он разговаривал как со своими если не товарищами, то уж соратниками-то точно, хотя мало с кем, конечно, был знаком лично, но многих знал в лицо (как, впрочем, и они его, работающие с этим лицом и даже, я бы сказал, этим лицом),— это были те, с кем он идет в этот бой, ежедневную рубку не на живот, а на смерть со всем миром. Здесь были проверенные во всех отношениях люди. И он благодарил их. Он мог даже ничего не сказать: и так все было ясно. Но он говорил.
— 25 лет — это как посмотреть: это и большой срок, и маленький. Для жизни человека, наверно, большой, не наверно, а точно очень большой срок,— поправлял он сам себя. — А для крупной компании, такой как ВГТРК, это, в общем, и небольшое время — 25 лет. Но за это небольшое время, за этот небольшой срок компания превратилась в один из крупнейших медиахолдингов Европы… Но что мне хотелось бы особенно отметить — во-первых, ваши новостные ленты. Они, безусловно, пользуются большим доверием и интересом у людей прежде всего потому, что они являются правдивыми, и очень содержательными, и интересными.
И что, разве он мог сказать им что-то другое?
— Представляю,— продолжал Владимир Путин,— насколько это сложно: работать в таком режиме, постоянно печь эти информационные блины у печки. Сейчас зашел, кстати говоря, сказал вашим начальникам, что жарковато в комнате сидеть (вот оно и возникло.— А. К.), там, где делают новости. Они говорят: нет, хорошо! Я говорю: сидите сами тогда, вам будет там хорошо.
То есть они даже и не поняли, что он тогда же хотел применить свой президентский ресурс и добавить мощности в кондиционер…
— Уже исправили!..— донеслось жизнеутверждающее из зала.
— Уже исправили? — он искренне удивился, как будто так обычно не относятся к его замечаниям.
Вспомнил он и еще про одну историю:
— И Олег Борисович (Добродеев.— А. К.) знает, были случаи, когда я ему прямо говорил: уберите, пожалуйста, из такой-то горячей точки таких-то ваших корреспондентов… Да, Попова — на кого я обратил внимание. Должен честно сказать, даже не я. Я сидел, смотрел одну из ваших программ — это было несколько лет назад — с одним из своих хороших друзей, коллег из Европы. И он мне сказал: вот эту девушку уберите оттуда как можно быстрее. Я говорю: «Почему?» — «Они точно привыкли к пулям, это может закончиться не очень хорошо, лезут прямо туда, это опасно».
И убрали Попову…
И он снова благодарил их всех, потому что сейчас чувствовал к этим как раз вот это: благодарность. Именно они делают, хочется это им самим или нет, общее с ним дело. Конечно, хочется.
— Благодаря вашей работе в значительной степени мы преодолеваем тот информационный монополизм, который используют некоторые наши оппоненты,— имею в виду монополию на средства массовой информации…— с большим неравнодушием рассказывал Владимир Путин.
Напротив него стояли люди, плечом к плечу вместе с ним сражающиеся против их монополии за свою,— да как же он мог не благодарить их?
— Но, как только вам удается это сделать, сразу видим мы ответную реакцию,— продолжал президент,— которая заключается в том, что все что угодно, что не очень кому-то подходит с точки зрения обеспечения нашей внешнеполитической деятельности (вот она — еще одна цель, к которой надо стремиться,— не до конца еще, видимо, отработанная, не идеально… Так как, видимо, и сама цель все время мигрирует, да и средства ее поражения, как те вчерашние тачанки с гранатометами и минометами на гражданских с виду пикапах, плотным строем занявшие оборону вокруг президентской резиденции… И это ли не модель той обороны, которую ежедневно без устали держат люди в этом зале…— А. К.) или просто с точки зрения подачи информации так, как вы считаете нужно это сделать,— сразу это критикуется самым жестким образом нашими оппонентами, называется чуть ли не пропагандой!..
От этого слова, такого родного, никто в зале даже не вздрогнул (даже я).
— Монополия всегда вредна, а в информационной сфере тем более. Даже если мы в чем-то ошибаемся, но мы имеем право об этом сказать, и люди должны услышать, увидеть альтернативную точку зрения.
Владимир Путин говорил о праве на одну ошибку, а на самом деле это было и о праве на другую, прямо, можно сказать, противоположную.
И он снова поблагодарил их.
Давно столько не доставалось журналистам. А может, и никогда. Потому что война, и на ней как на войне. И слово — пуля, и ранения бывают смертельные, и все тут сейчас были по одну сторону фронта, конечно. А пули свистят, пули.
Вышли официанты с подносами с шампанским.
— Кто с утра пораньше пьет шампанское, тот, как известно…— оживленно прокомментировал Владимир Путин.— Ну ладно!
И он выпил.
Обошел всех, кто стоял в первом ряду, и с нескрываемым интересом остановился возле Марии Ситтель. Олег Добродеев рассказал, что она беременна уже пятым ребенком, и Мария Ситтель вдруг стала благодарить Олега Добродеева за заботу и поддержку, которую он оказывает ей в этом непростом положении… Олег Добродеев необдуманно кивнул в какой-то момент.
— Олег Борисович, а вы-то что примазываетесь? — холодно взглянул на него Владимир Путин.
Президент уехал в «Бочаров ручей» опять совещаться с военными, а в студии наступила тишина, как перед мгновением начала съемок.
— Ну, включите хоть музыку,— в этой тишине раздался голос Владимира Соловьева.
— А ты спой, Володя,— предложил кто-то приятным дамским голосом.