Реконструкция Тверской улицы в Москве в рамках программы «Моя улица» спровоцировала скандал: московские власти столкнулись с обвинениями в повреждении памятников археологии в ходе земляных работ. Руководитель археологической части программы «Моя улица» на Тверской, замдиректора компании «Археологические изыскания в строительстве» ВЛАДИМИР БЕРКОВИЧ рассказал “Ъ” о последних находках на Тверской и о том, как они могут вписаться в жизнь улицы после окончания реконструкции.
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ / купить фото
— Подтвердились ли данные, что найдены остатки башни Тверских ворот Белого города на Пушкинской площади и фрагменты подклета храма Димитрия Солунского?
— Насчет башни Тверских ворот — это уже не предположение, по поводу подклета Димитрия Солунского я бы не спешил с выводами. К сожалению, храм Димитрия Солунского был взорван и застроен, там был подземный переход. То, что найдено непосредственно рядом с его историческим расположением,— очень небольшой фрагмент. Судить сейчас о том, что это подклет храма, сложно. Городской слой очень насыщен постройками и перестройками. Для утверждений нужно более крупное раскрытие, детальная проработка архивов исторических планов — как минимум там должны быть найдены какие-то углы. Нашей задачей было максимально сохранить этот кусочек, обмерить, зафиксировать, сфотографировать, получить данные для дальнейшего анализа, что и было сделано. А по поводу участка есть разные мнения: например, что это была усадьба или пристройка к храму. Но может быть и нечто третье, безусловно.
— Действительно ли были найдены уцелевшие конструкции у дома 15 на Тверской?
— Тверская улица заметно расширилась, был такой процесс — дома разъезжались (для расширения московских улиц, в частности Тверской, в 1930-е годы проводились масштабные работы по передвижению зданий: дом укрепляли по линии будущего среза фундамента специальной рамой, после среза под раму помещали балки и рельсы, поднимали здание на домкрате и буквально отвозили по рельсам до нового места.— “Ъ”), а фундаменты остались. Там, под землей, осталось очень много той старой Тверской улицы, в том числе и подвалов. Остатки арки найдены в центре Тверской.
— Видимо, самая интересная находка — старинные деревянные мостовые?
— Самое интересное — комплекс находок Тверской улицы! И мостовые, и фундаменты, вне зависимости от времени их возведения. Эти фундаменты закрепляют историческое направление улицы. Строительные работы в рамках «Моей улицы» дали возможность археологам увидеть все воочию: и ограды Страстного монастыря, и укрепления Белого города.
— Какие еще интересные находки сделаны?
— Самый богатый археологический материал в рамках программы «Моя улица» дали работы в Замоскворечье. Там, на улицах Якиманка и Полянка, так же как и на Тверской, были открыты ярусы деревянных мостовых. В худшей сохранности, чем на Тверской, но, слава богу, они оказались в бортах траншеи, вне зоны работ, и мы посмотрели эти два-три яруса. Среди находок — монеты, нательные кресты, пуговицы. То, что человек теряет на улице, в толчее. Вы же знаете об интереснейшей находке на Тверской? Об инструменте фальшивомонетчика? Человек, видимо, скинул его, уходя от погони (речь идет о так называемом маточнике, инструменте для изготовления фальшивых монет, найденном под мостовой XVIII века.— “Ъ”).
Как вы знаете, фрагменты башен Белого города были найдены и на Тургеневской площади. Думаю, еще что-нибудь найдем при реконструкции бульваров.
— Насколько неожиданными были найденные объекты?
— Мы, безусловно, знали о существовании этих объектов — они хорошо известны по письменным источникам, многочисленным планам археологического зонирования, которые есть в Мосгорнаследии. В этом месте в Москве издавна велось крупное строительство — новых домов, переходов, метро, коллекторов. Вся Тверская площадь пронизана коллекторами. Поэтому не очень было понятно, какова сохранность археологических объектов. Если говорить об укреплениях Белого города на Тверской, мы увидели, что они сохранились презентабельно,— это мощные кладки, находятся они совсем неглубоко, в 70 сантиметрах от асфальта. Когда было благоустройство сквера на Страстном бульваре, мы тоже видели остатки стены Белого города. Но это был небольшой «негатив» — отпечаток, самый низ стены из известковой проливки. А на Тверской сохранилась кирпичная кладка на хорошем известковом растворе, то есть это тело стены, вполне пригодное для музеефикации.
— Когда под землей обнаруживается объект, пока идет общественное обсуждение и инженерная проработка, он обратно закатывается под асфальт? Как это все выглядит?
— Самое главное — должны быть приняты меры, чтобы объект не повреждался. На Хохловской площади сооружен навес, то есть каменное сооружение можно и прикрыть, а не только повторно погрузить в грунт. Но Хохловская не такая ходовая, как Пушкинская площадь. Поэтому каждый случай индивидуален.
— Что будет с объектами, пока вопрос об их будущем решается? Насколько они защищены?
— Понимаете, стене 300 лет. Чтобы ее существенно повредить или разбить, нужны очень большие усилия. Если речь идет о деревянной конструкции, то ее надо быстро закапывать, чтобы не был нарушен режим влажности, чтобы воздух не начал попадать. Что касается каменных конструкций, я бы тоже не рекомендовал долго держать их открытыми, особенно если это подземная часть. Лучше всего — вернуть в первоначальное состояние, а дальше уже архитектор, реставраторы при музеефикации должны закреплять эти кладки. Главное, чтобы наши кислотные дожди и другие осадки не оказывали влияния на кладки. Пространство сейчас надолго закрыто от работ по благоустройству, все засыпано, и вряд ли в ближайшие сто лет туда кто-то будет лазить, кроме как с целью музеефикации.
— Сколько занимает процесс подготовки к музеефикации?
— Давайте вспомним про Хохловскую площадь: там были открыты кладки стены Белого города. Много разных путей, что дальше с этим делать. Было принято решение сохранить кладки в объеме подземного пространства. Сейчас разрабатывается проект, а это процесс сложный, зависящий от множества факторов. Все вопросы по сохранению объектов культурного наследия не терпят суеты, решение должно быть взвешенным, а не спонтанным и директивным. Кроме того, вопрос должен широко обсуждаться москвичами.
— Какие сценарии музеефикации возможны?
— Процесс музеефикации — это не просто раскопали, новые камни положили, табличку повесили, фонарики включили. Мы находимся на территории мегаполиса со сложной инфраструктурой, непростой транспортной ситуацией. Поэтому проект музеефикации должен быть не только зрелищным, чтобы стать городской достопримечательностью, но и иметь мощную инженерную проработку. В Европе много объектов музеефикации. Например, в Австрии на Михаэльплац перед королевским дворцом есть забетонированная яма, внутри которой лежат кирпичи. В путеводители написано, что это остатки конструкций римского времени. Смотрится это как незасыпанная канализация. Объект вроде бы сохранен и демонстрируется. Но я не считаю, что это удачный пример музейного показа. Так часто бывает: сохранено, но не интересно. Чтобы сделать интересно, надо обсуждать и разрабатывать проект. Кстати, к сожалению, такого юридического понятия, как «музеефикация», у нас нет, музеефикация не введена как вид работ по сохранению культурного наследия.
— Ну а в итоге какие есть варианты?
— Давайте посмотрим, какие бывают методы музеефикации. Первый метод — сигнация, или трассировка, контуров сооружений. Например, если это плитка, то другим цветом плитки. Впервые это было опробовано на Историческом проезде на месте Воскресенских ворот в 1988 году, потом, правда, все уже было воссоздано. И многие сейчас, подходя к этим воротам, наверное, думают: старинные ворота. А то, что они были воссозданы в конце XX века, большинство не знает.
Второй вариант — экспонирование в подземном пространстве. Это метод открытого экспонирования с укреплением кладок. Есть много примеров за рубежом — в Барселоне, в Стокгольме, других городах. Например, Варварская башня в переходе у Варварских ворот, Воскресенский мост, храм Троицы в Старых Полях, Царицыно и кормовой двор в Коломенском. Насколько это можно сделать на Тверской, на проезжей части, я сомневаюсь.
Здесь, скорее всего, лучше всего подойдут два вышеназванных метода. Но надо смотреть в контексте инженерных коммуникаций: там очень близко метро, и в свое время, когда планировалось подземное пространство (типа ТЦ «Охотный ряд»), от него отказались. Мое мнение, метод сигнации — самый оптимальный в данном месте. Но есть другие специалисты, которые могут сказать по-другому. Например, архитектор Аида Мелихова выступает за музеефикацию в подземном пространстве.
Что касается ограды Страстного монастыря, возможно, ее действительно можно приподнять, чтобы обозначить, и она не будет мешать проезду, ведь ограда идет вдоль бульвара.
Сейчас есть интересное предложение от департамента капремонта правительства Москвы — взять под стекло деревянную мостовую, создать там режим с подсветкой, с нужной температурой. Можно будет идти по современному тротуару и видеть сквозь стекло старые деревянные мостовые. Это сложный проект, скажу вам честно.
— Музеефикация в данном случае не означает, что это будет извлечено из земли, чтобы экспонироваться где-то в другом месте?
— Музеефикация — это превращение объекта археологии в объект музейного показа. Конечно, если речь идет об архитектурных объектах, предполагается «инсито» — на месте.
— Что вы можете сказать по поводу обвинений в разрушении археологических находок?
— В городе ведется огромная работа по благоустройству, археологи говорят об интересных находках. А как поучаствовать в этом процессе другим археологам? Как они могут себя реализовать? С лопатой они ходить не могут, а значит, надо говорить, что «что-то не так».
Археологические работы ведутся по-разному, в охранной археологии мы работаем вместе со строителями. На тех участках, где разрушены слои, где есть завалы, там, конечно, работают экскаватором, чтобы все выгрести. Выбираются такие трассы, чтобы не задеть памятники. Всегда очень важен итог — отчет, который дает понять: что раскрыто, а что нет. Это главное. А результаты у нас уже достаточно интересные и важные для города.
— Что значит археологическое сопровождение? То есть вы как-то курируете строителей?
— Нет, есть несколько вариантов присутствия археолога, но два основных — наблюдение и раскопки. Раскопки, как правило, предшествуют строительству. Но они интересны там, где есть сохранный культурный слой (слой земли на месте поселения, сохраняющий следы деятельности людей.— “Ъ”), который простоял лет сто и никто его не копал, именно там стараются делать раскопки. И есть режим наблюдения.
— Выходит, на Тверской выбрали режим наблюдения, потому что не надеялись найти сохранный слой?
— Там культурный слой был, но непонятно было, где он сохранился, а где нет. Когда на участках обнаруживались сооружения, земляные работы шли в другое место, чтобы не задеть. Режим наблюдения в этом и заключается.
— Когда идет наблюдение, как вы контролируете работу строителей?
— Мы смотрим культурный слой, у нас появляются какие-то находки.
— И если видите что-то ценное, а строители это ломают бульдозером, то можете это предотвратить. Так?
— На это есть органы охраны памятников. Кроме Мосгорнаследия есть общественный надзор — «Архнадзор», Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. Я считаю, у нас сильный архитектурный надзор. Как только где-то начинаются земляные работы, тут же начинаются звонки. Люди звонят, пишут. Скрыться от глаз — нереально! Для нас большое значение имеет эта помощь общественности. Разумеется, работы приостанавливаются, строители переходят на другие площадки. Например, на Тургеневской площади менялись трассы проходки. На Тверской нашли инструмент, зафиксировали, где он лежал, сделали фотографии. А дальше — копайте, пожалуйста, работайте!
— Когда шла подготовка к работам по благоустройству, вы принимали в этом участие?
— Наша организация подключается только на этапе работ. В рамках научно-методического совета Мосгорнаследия, конечно, мы обсуждали эти вопросы. Ордер и все остальное — лишь одна из ступеней процедуры. На самом деле процедура подготовки большая и сложная, от проектирования до воплощения. Это — к органам охраны памятников, а мы ведем натурные исследования.
— Как происходит процедура подряда?
— Мы занимаемся спасательными археологическими работами (работы по сохранению археологических объектов путем их изучения, регламентированы 73-ФЗ.— “Ъ”) с 2003 года, к нам, как к частной компании, обращаются застройщики для проведения работ. Для того чтобы вести в городе земляные работы, надо получить разрешение. Это разрешение выдают органы московского правительства. Для того чтобы обратиться в административно-техническую инспекцию за получением ордера, им нужно получить согласование в различных службах московского правительства. Например, есть отдел подземных сооружений — Мосгоргеотрест, который контролирует, где идут кабели и т. д. Бывает, надо согласовать с метро.
Строительные или земляные работы осуществляются только при отсутствии на участке объектов археологического наследия. Если выявлен археологический объект, необходимо провести спасательные археологические работы, деятельность которых регламентируется ФЗ-73. Разрешение на них выдает департамент культурного наследия Москвы, который говорит: «Вот на этом месте необходимы спасательно-археологические работы». Или: «Необходимы разведки». И выдает описание, что надо на этом участке земли делать. Тогда застройщик должен обратиться в любую фирму (в Москве есть несколько), с которой заключается договор на спасательные археологические работы. И, имея на руках договор о том, что будет сопровождаться нашей деятельностью, он (гензаказчик программы «Моя улица» — департамент капремонта.— “Ъ”) идет получать этот ордер.
Наша фирма занимается охранной, или спасательной археологией. Научная археология ведется на гранты научных фондов с исследовательской целью, наша же деятельность ведется именно в связи со строительными работами, то есть чисто научного интереса у нас нет. Тем не менее научная значимость этих работ не меньшая, нежели собственно научных,— в масштабах города выявляется уникальная информация.
— Какой опыт ярких находок есть у вас помимо «Моей улицы»?
— Будучи студентом истфака МГУ, я застал археологический бум в Москве, который начался в 1988 году. Так же как и сейчас, были открыты деревянные мостовые на Красной площади. Затем проводились раскопки на Разинском спуске, раскопки Казанского собора. Кстати, Воскресенские ворота и объекты на Историческом проезде открыли в 1988 году. И Казанский собор, и Воскресенские ворота сейчас восстановлены. Крупномасштабные работы были проведены на Манежной площади (международный конкурс «Обустройство Манежной площади» был заявлен в 1989 году.— “Ъ” от 10 сентября 1994 года), в них я также участвовал. По их результатам в подземном пространстве (Музея археологии Москвы.— “Ъ”) сохранены и выставлены на обозрение остатки устоя Воскресенского моста. Совсем недалеко находится башня, воссозданная на месте снесенной башни на Китай-городе. А еще чуть дальше, на Третьяковском проезде,— фундамент храма Троицы в Старых Полях. Если пройдем еще дальше, увидим в подземном переходе остатки Варварских ворот. На Варварке в подземном пространстве сохранены палаты Романовых и остатки печей. Все эти открытия происходили в рамках масштабных работ по благоустройству. Сейчас программа «Моя улица» дает нам такую же возможность — получить представление об объектах, о которых в ином случае не получилось бы.
— То есть все основные находки связаны с благоустройством Москвы?
— Абсолютно правильно! Такова диалектика, что земляные работы, строительство, которые вроде волей-неволей должны быть связаны с разрушением археологического наследия, способствуют его приобретению, потому что археологический объект — это объект, скрытый сам в себе. Пока его не раскроешь, не переведешь его в информационную плоскость, пока находки не будут извлечены из земли, а объекты не будут сфотографированы и включены в научный оборот, он — археологический объект. А строительство, которое развертывается в Москве, оно и дает эти новые материалы.