Как лечат книги

Книги вслед за рукописями, увы, не только горят: они плесневеют, их разрушают насекомые, время и люди. Что такое современная книжная реставрация и реально ли после пожара в библиотеке ИНИОНа в Москве создать современный центр по "лечению книг" в России, "Огонек" выяснял там, где книги не умирают

Никита Аронов, Лейпциг

Можно подумать, что старые странички с готическим шрифтом просто наклеены на бумагу, но если приглядеться, то понимаешь: мы смотрим на них изнутри книжного листа. Только перед этим его подвергли уникальной операции — обработали специальным составом, приклеили с каждой стороны по куску плотной бумаги и аккуратно расщепили. И вот на столешнице из белого гранита лежат его половинки: каждая страница сама по себе.

— У нас так умеют, наверное, два или три человека. Я, например,— говорит содиректор "Академии сохранности" в Лейпциге Анья Грубич.

Что дает этот метод? Он позволяет реставраторам починить страницу в буквальном смысле слова изнутри — заполнить все прорехи в листе тщательно подобранной по цвету бумажной массой, проложить посредине слой тончайшей, но очень прочной реставрационной бумаги. После этого лист можно снова соединить в единое целое и читать, не боясь, что ветхая книга рассыплется в ваших руках.

Космос как просушка

В "Академии сохранности" скромно подчеркивают: это не самая простая процедура, но она из разряда вполне себе рядовых. Расщепление листов тут проделывают по 6 тысяч раз в год.

Кстати, слово "Академия" не должно вводить в заблуждение. Перед нами коммерческое предприятие, хоть и организованное выходцем из академических научных кругов — Вольфгангом Вехтером. Сейчас он уже на пенсии, а в 1980-х был начальником реставрационной мастерской Немецкой национальной библиотеки в Лейпциге. Он первым понял, что книжная реставрация должна выйти за рамки кустарного производства.

— Понимаете, книжная реставрация сродни искусству: один мастер, одна книга, недели и месяцы труда. Когда выяснилось, что спасать надо тысячи и даже миллионы книг, подход пришлось поменять,— объясняет "Огоньку" еще один содиректор "Академии", Александр Гершке.

Реставраторы поначалу сопротивлялись. Трудно было убедить их участвовать в полуавтоматизированном производстве, где специалистов десятки, а книг — тысячи. Но в середине 1990-х Вольфганг Вехтер и его ученики (в том числе и Анья Грубич) покинули библиотечную мастерскую и создали частный реставрационный центр.

От картотеки до Баха

Производство специально вынесено из центра, поближе к пересечению двух проходящих через Лейпциг автобанов. Так проще подъезжать грузовикам, ведь доставлять нужно до 120 тонн книг в год. Это примерно 250 тысяч томов.

Реставрационные мастерские занимают тысячу квадратных метров. Еще 500 отдано под склад. Внутри "Академии" книги, расфасованные в пронумерованные с немецкой аккуратностью ящики, перемещаются на тележках. Иначе с такими объемами запутаться немудрено.

Сейчас проходит первичную подготовку огромный заказ от Международного Красного креста — полтора миллиона учетных карточек из фашистских концлагерей. С самой верхней на нас смотрит эстонка Тууни Мари 1917 года рождения. Судя по пометке, ее судьба сложилась относительно удачно — женщина выжила.

Эти документы давно оцифрованы, но перед нами тот случай, когда важна не только информация, но и ее носители — свидетели одного из главных преступлений прошлого века. А они, сделанные из дешевой бумаги, неуклонно разрушаются от времени.

Вообще, у книг и документов врагов множество — плесень, насекомые, влага. Но главный враг — внутри. Дело в том, что в середине XIX века тряпичного сырья для бумаги стало отчаянно не хватать и в массовых сортах начали использовать древесину. А в дереве помимо нужной в бумажном производстве целлюлозы еще от 20 до 50 процентов лигнина — вещества, из-за которого стенки растительных клеток деревенеют. Его примерно с 1850 года научались расщеплять, вываривая будущую бумажную массу с диоксидом серы и солями сернистой кислоты. Лигнин победили, но внутри бумаги сохранялась повышенная кислотность, постепенно разрушающая целлюлозу. Такая бумага с годами коричневеет, становится хрупкой, а потом и вовсе рассыпается. Спасение здесь одно — нейтрализация кислоты. К этому процессу сейчас и готовят лагерную картотеку: заклеивают бумажками библиотечные штампы и всякие пометки, которые могут потечь и запачкать бесценный документ.

— Были такие синие химические карандаши. Вот эти-то надписи очень опасны, легко могут оставить пятна,— объясняет Александр Гершке.

Арсенал книжного реставратора сродни врачебному: тут и скальпели, и стоматологические шпатели, и пинцеты

На нижнем этаже "Академии сохранности" отчетливо пахнет спиртом. "Столичная",— шутит Гершке. На самом деле это не этанол, а пропанол, но кто же их отличит по запаху? Спирт нужен, чтобы растворить карбонат магния и доставить его внутрь бумаги. Происходит это в специальной камере нейтрализации. Когда дверца установки открывается, над томами клубится дымка — это испаряется спирт. В помещении поддерживается сухая атмосфера, даже входить внутрь полагается очень быстро, через герметичную дверь.

Окончательно тома досыхают на полках. А оставшийся магний выступает на них серой пылью. Дальше архивные карточки ждет обычный набор процедур. Надо отогнуть загнутые уголки, залатать дырки, укрепить слабые места реставрационной, так называемой японской, бумагой. "Японская" — это историческое название по месту происхождения технологии и сырья. Ее делают из кустарника мицумата, гампи или козу, а используют в книжных реставрационных мастерских по всему миру.

Сейчас идет работа с папками Гамбургского государственного архива, кислоту в которых уже победили. И реставратор Лорэнс, тоже ученица профессора Вехтера, ловко работает над очередным архивным делом своим стоматологическим шпателем. Вообще, арсенал книжного реставратора сродни врачебному, тут и скальпели, брюшные и глазные, и стоматологические шпатели и зонды, и пинцеты. Еще, конечно, всевозможные кисточки, резиновая крошка, которой очищают страницы от грязи, как ластиком. И всякие хитрые приспособления, вроде листодоливочной машины, в которую можно положить лист с недостающими фрагментами, добавить бумажной массы и получить на выходе лист целенький, без единой дырочки.

На соседних столах работают со старинными томами в кожаных переплетах. Рядом стопка кожаных обрезков, чтобы реставратор мог подобрать кусочек нужного цвета. В углу стену украшают увеличенные фотографии страниц из архива Баха: их спасали именно здесь. Анья Грубич до сих пор вспоминает эту работу — таких ценных и таких поврежденных рукописей ей больше встречать не приходилось.

Но будь то старинный фолиант или архив полувековой давности, технологии схожие. Те же кисточки, те же шпатели, та же реставрационная бумага разных цветов и плотности. Если ее правильно подобрать и наклеить поверх разрыва листа, ни на вид, ни на ощупь дефекта заметно не будет — до того эта японская бумага тонкая и прозрачная.

На выходе книги только что отпечатанными, конечно, не выглядят. Но закрываться и открываться они будут как новенькие — это признак правильной реставрации. Листы отмыты от грязи и разглажены с помощью пресса, заломов нет, порванные страницы склеены. Там, где раньше не хватало бумаги, белеют кусочки новой, реставрационной. Вместо поврежденных букв — чистые пятна. Ничего вписывать от себя реставраторы не вправе.

Реставрационная машина

Вылизанные дочиста помещения, серый и синий пластик снаружи, оцинкованный металл внутри. Если в "Академии сохранности" еще можно было встретить приметы ремесленной мастерской, вроде старинных книжных прессов, то "Центр по сохранению книг" в промышленном пригороде Лейпцига — Мокау больше похож на завод. Это и есть завод: книги и документы здесь спасают в промышленных масштабах.

Основали "Центр" тоже ученики профессора Вехтера, чьи пути разошлись с "Академией сохранности" в 1997-м. Теперь через их руки проходит примерно каждая вторая реставрируемая в ФРГ книга.

— У нас энергоэффективное производство. Например, тепло от морозильных камер закачивают в грунт с помощью теплового насоса. И этого хватает, чтобы обеспечить отопление на всю зиму,— директор "Центра" Манфред Андерс устраивает небольшую экскурсию.

Он ведет нас через ряды столов, где укрепляют, наклеивая на лист японской бумаги, подробный план линейного крейсера "Гинденбург" — "Центр" выполняет большой заказ от национального военного архива. Заказы, впрочем, не только немецкие. Сюда везут нуждающиеся в восстановлении тома из национальных библиотек Франции и Чехии. А бывает, и из-за океана.

— Долгое время лучшим способом хранения информации с ветхих бумажных носителей считалось микрофильмирование. В Библиотеке Конгресса США дело поставили на поток — старые газеты переснимали, оригиналы выбрасывали. А позднее в микрофильмах обнаружили массу погрешностей: уникальные издания были потеряны. Осознав проблему, Библиотека Конгресса решила укрепить оставшиеся издания. Их и прислали нам,— рассказывает "Огоньку" коммерческий директор "Центра" Оливер Мессершмидт.

То был триумф идеи промышленной реставрации: газеты решили расщепить и укрепить изнутри не вручную, а на недавно разработанной лично Манфредом Андерсом бумагорасщепительной машине. Работа этого 30-метрового агрегата впечатляет: между валиками едут одна за другой старые газетные полосы. На них автоматически наклеивается плотная основа. Далее автоматы разделяют ветхие листы, проклеивают их изнутри японской бумагой и снова собирают воедино. Действие происходило со скоростью 240 листов в час — как если бы работал десяток первоклассных реставраторов, вроде Аньи Грубич.

Но после начала войны в Ираке денег у американцев поубавилось, и проект с Библиотекой Конгресса закрыли. Машина простаивала, и при переезде в новое здание с ней пришлось расстаться.

— Для меня это было тяжелое решение,— признается Манфред Андерс.— Но мы работаем над системой, которая будет занимать меньше места.

— Что поделать, немецкие библиотеки предпочитают тратить деньги не на восстановление совсем ветхих книг, а на нейтрализацию кислоты в тех, которые пока еще не рассыпаются,— поясняет Оливер Мессершмидт.— И логика тут понятная. За 10 евро можно нейтрализовать кислоту в одной книге или восстановить одну страницу.

В "Центре" все уже посчитано. Если только что напечатанную книгу сразу нейтрализовать, она гарантированно проживет 600 лет. Без этого — максимум 150. Если учесть, что древесную бумагу используют примерно с 1850 года, то срок для самых старых изданий пришел.

— В стране уже много книг, которые даже отсканировать сложно из-за их состояния,— рассказывает Оливер Мессершмидт.— Это около 5 млн томов, которые сейчас просто лежат и разрушаются. И их все равно понадобится восстанавливать.

Но большая часть заказов так или иначе приходится на нейтрализацию кислоты. Прагматичные немцы предпочитают профилактику лечению. И в этой области пропускная способность "Центра" до 100 тонн книг в год.

Нейтрализационные камеры здесь спиртом не пахнут. Когда они включены, лучше вообще не дышать рядом с ними, поскольку в качестве средства доставки солей магния к книжным страницам используют ядовитый газ гептин. Но сейчас газ выключен, так что можно посмотреть на установки вблизи.

Камеры в "Центре" совсем не такие, как в "Академии сохранности". Во-первых, они капитально больше — низкие широкие цилиндры разработал все тот же Манфред Андерс (он, к слову, доктор химических наук). Сверху в этих цилиндрах открываются люки, в которые опускают книги в металлических клетках. Технология долгая — один цикл работы вместе с высушиванием занимает сутки. Зато за раз можно нейтрализовать полтонны книг!

Катастрофическая зависимость

В соседнем помещении стоят камеры для сублимационной сушки книг, пострадавших от воды. Об этой технологии "Огонек" уже писал (см. N 10 за 2016 год) — ее собираются применять для спасения книг из пострадавшей от огня и пожаротушения библиотеки ИНИОНа. Если вкратце, суть в том, что книга замораживается и постепенно нагревается при сверхнизком давлении. В итоге вода изо льда переходит сразу в пар, не разрушая бумажных волокон.

Собственно, Германия тоже пережила свой ИНИОН в миниатюре. В 2004 году сгорела веймарская библиотека герцогини Анны Амалии, и большая часть книг пострадала от воды, когда тушили пожар. А сушили их здесь, в "Центре по сохранению книг": сублимационные камеры работали с полной нагрузкой полтора года подряд.

— Пришлось даже увеличить мощности по сушке книг раза в четыре. Но тут катастрофы прекратились, и работы стало мало,— рассказывает Манфред Андерс.— А мы зависим от катастроф.

Кстати, из ИНИОНа сюда тоже приезжали за консультацией. Дело в том, что на базе сгоревшей библиотеки собираются строить центр книжной реставрации к 2020 году, когда отремонтируют здание, выделенное ИНИОНу под фондохранилище. Подробностей пока мало, но известно: до 2021-го планируется закупить пять сублимационных камер для сушки книг.

— Судя по всему, этот центр будет решать довольно узкие задачи. Хотя проблема кислотной бумаги в России стоит не менее остро, чем в ФРГ. Если взять крупнейшие библиотеки страны, то речь о 10 млн книг, которые надо спасать в первую очередь,— констатирует директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы Вадим Дуда.

Сейчас в России делают ставки на микрофильмирование и оцифровку. От той же Иностранки в рамках министерского задания среди "мероприятий по обеспечению сохранности" требуют оцифровки и микросъемки книг, как в Библиотеке Конгресса США 20 лет назад. Любопытно, кстати, что в самих Штатах тенденция разворачивается: продажи электронных книг падают (минус 13 процентов за прошлый год), а вот бумажных растут. Мало того, исследование Американского университета за 2016 год и вовсе показывает: 92 процента студентов при наличии выбора предпочитают бумажные книги электронным. Впрочем, разговор о хранении — тема отдельная.

— Конечно, цифровые копии нужны,— признает Вадим Дуда.— Но я занимаю консервативную позицию — мы обязаны сохранить и сами книги. Если ничего не сделаем, то через 20-30 лет потеряем огромную часть фондов.

Свой отдел хранения, консервации и реставрации фондов, конечно, есть и у него, в Библиотеке иностранной литературы. Здесь реставрируют около тысячи книг в год. В основном самые ценные: по каждой книге приходится проводить реставрационный совет. Что поделаешь — в России книжная реставрация по-прежнему не индустрия, а искусство.