В Москве начался фестиваль «Шекспир в летнюю ночь», организованный Британским советом как однo из ключевых событий программы «Shakespeare Lives», которая проходит в рамках празднования 400-летия памяти Шекспира и года языка и литературы России. По этому случаю в столицу прибыл легендарный актер театра и кино ИЭН МАККЕЛЛЕН, чтобы представить свой моноспектакль о Шекспире в Доме Пашкова и отреставрированный Британским институтом фильм «Ричард III» в «Гоголь-центре». В интервью ЕЛЕНЕ КРАВЦУН именитый актер рассказал о Шекспире, королях и блокбастерах, а потом превратил беседу в настоящий моноспектакль.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
— Вы получили широкое признание как мастер шекспировского репертуара, сыграв в 15 пьесах из 37 им написанных. Вы помните, когда вы впервые исполнили роль в пьесе Шекспира? И понимали ли вы тогда, что играете?
— Мне очень повезло: я не был знаком с творчеством Шекспира в школе. Это не тот предмет, который нужно проверять на экзамене, пьесы Шекспира предназначены для театра. Маленьким мальчиком я увидел игру любительского театра в Северной Англии, они показывали пьесу «Двенадцатая ночь». А несколькими годами спустя мне дали роль в постановке небольшого отрывка из этой пьесы. Я играл Мальволио — управляющего с пуританскими нравами, который выставляет себя посмешищем, влюбляясь в Оливию. Так что Шекспир очень быстро стал частью моей жизни. Мне стало ужасно интересно, как все устроено на сцене, и в итоге я стал играть сам. К счастью, творчество Шекспира вызывает реакцию независимо от возраста — неважно, молодой ли вы, среднего возраста или пожилой, во мне, например, всегда что-то отзывалось.
— Вы видите разницу, как сегодня воспринимают Шекспира и как воспринимали его 20–30 лет назад?
— Об этом вы могли бы написать целую книгу! Гамлет сказал актерам: «Говорите, пожалуйста, роль, как я показывал: / легко и без запинки. Если же вы собираетесь горланить ее, / как большинство из вас, лучше было бы отдать ее / городскому глашатаю» (перевод Б. Пастернака). Так что не выкрикивайте Шекспира, произносите его! Язык Шекспира невероятно сложен и прекрасен. Но существуют различные стили актерской игры, и они меняются. Становятся ли они лучше? Я не знаю, они просто меняются. Сотню лет назад, по крайней мере в моей стране, мир был очень понятным и определенным местом. Мы точно знали, в каком направлении двигаемся, и в таком же духе существовала манера играть Шекспира. Это делалось напоказ, это была демонстрация — огромные театры, широкие жесты, громкие голоса! (буквально выкрикивает последнюю фразу). На сегодняшний день у нас постпсихиатрические интересы и совершенно другое понятие нормы. Сейчас мы понимаем, что нельзя слепо верить чьим-либо словам. Мы не можем доверять тому, что у них на лицах,— мы должны понять, что скрывается за ними. Некий натурализм. Так что да, есть различные стили актерской игры. Даже Марлон Брандо на их фоне выглядит слегка старомодным, а его всегда считали великим актером современности! Лично мне нравится смотреть Шекспира в камерных театрах, чтобы его произносили негромко, легко и без запинки... (произносит отрывок из монолога Гамлета): «Быть иль не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль / Смиряться под ударами судьбы, / Иль надо оказать сопротивленье...» (перевод Б. Пастернака). Непосредственное общение со зрителем возможно только в небольших театрах. Я заметил, что в больших театрах многое может пойти не так, как надо.
— Если смотреть на шекспировских героев, кто из них вам ближе всего? С кем вы себя ассоциируете?
— Одна вещь, которую я понял из творчества Шекспира: люди способны на все. Мы можем быть невероятно великодушны в любви, в искусстве любить. Мы можем быть чудесными родителями, любящими детьми — и мы можем ненавидеть наших родителей, ненавидеть друг друга и даже дойти до убийства. Мы все способны как на прекрасные, так и на отвратительные поступки. Так что в каком-то смысле я во всех героях могу узнать себя. В частности, будучи актером, вам приходится порой представлять себя совершающим ужасные вещи.
Роль, которую я хотел бы сыграть, но для которой, наверное, уже слишком поздно,— это роль в «Венецианском купце» Антонио, который является геем. Вполне ясно, что он состоит в гомосексуальных отношениях, когда его бойфренд сообщает, что собирается жениться. И это причиняет невероятную боль Антонио. Мужчина в возрасте, он ставит на кон всю свою жизнь ради этого парнишки, которого он любит. Я никогда не был в подобной ситуации, но я тоже гей, и меня очень трогает, что Шекспир написал это во времена, когда люди не поднимали тему гомосексуальности. Даже признать себя гомосексуалистом было противозаконно. Шекспир наделяет этой чертой центрального персонажа пьесы, и вы не поймете всю важность этого, пока не осознаете, что речь идет о временах, когда общество жестоко относилось к евреям, рабам, чернокожим и не принимало геев. Вот о чем эта прекрасная, современная пьеса, и я в ней особенно заинтересован по личным мотивам. Шекспир был заворожен темой человеческой сексуальности, все эти постоянные переодевания и перевоплощения героев из мужчин в женщин и обратно, и это удивительно для его времени.
— Ваш моноспектакль, который вы показываете в Москве, называется «Шекспир на сцене, на экране, везде». По-вашему, Шекспир каким был человеком?
— Это представление было названо именно так, потому что я ломал голову, что мне включить в него, и в итоге решил включить все. Каким человеком был Шекспир? Он был совершенно непохожим на кого-либо еще — и это говорит о многом. Но он также был, как множество других людей,— он очень усердно работал, он был профессионалом, мальчиком он покинул отчий дом и отправился на поиски своего счастья. Он был мужчиной, который потерял маленького ребенка. Он был очень амбициозен. Все эти качества встречаются у обычных людей.
— Гэндальф во «Властелине колец» и супергерой Магнето, роли которых вы сыграли в голливудском кино— шекспировского уровня герои?
— Возможно, как персонажи, но не в сценарии. Вы знаете, что сценарий «Людей Х» основан на комиксах, которые, по сути, представляют собой просто иллюстрации. Слова не менее важны, чем картинки, и это относится к большинству фильмов. Толкин доносит некие глубокие мысли, но все равно основу составляет постоянный экшен. Ни один из них не раскрывается на том уровне близости, интимности, который дает Шекспир. В сцене из «Макбета», которая считается самой популярной у зрителей пьесой — возможно, потому, что она самая короткая (смеется),— когда Леди Макбет умирает, она держит свечу. И недолгое время спустя Макбет пытается определить, в чем заключается жизнь и смерть, и он говорит: «Конец, конец, огарок догорел!» — как будто наша жизнь — это свеча. Но почему он два раза говорит «угасай» (fade out)? «Угасай, угасай»... Он должен сделать это два раза, чтобы убедиться, что свеча погасла. Таков уровень утонченности, близости и точности у Шекспира. Он наблюдатель, он не упускает ни одной детали, и помимо того у него очень богатое воображение, но он один из нас. То, что мне нравится в Шекспире,— он всегда присутствует в моменте, здесь и сейчас. Одна из его пьес начинается словом «сейчас». Не «давным-давно», не «в далеком прошлом», а «сейчас»! И в этом «сейчас» — весь Шекспир.
— Иэн, насколько тяжело интеллектуальному актеру с громадным бэкграундом решиться на съемки в блокбастерах?
— Вы не подозреваете, что люди ходят на блокбастеры, пока сами не снимете один. Вы просто снимаетесь в нем так же, как и в любом другом фильме. Ну только стоить это будет дороже, но в целом это все одно и то же. Я солгу, если скажу, что есть разница между завтраком и ужином, чашкой чая и чашкой кофе. Конечно, они отличаются, но по факту представляют собой одно и то же: оба в чашке, оба горячие, просто один светло-коричневый, а другой темно-коричневый. Они разные, но в то же время одинаковые. Это схоже с актерской игрой в театре и игрой в кино, игрой в раскрученном фильме и в независимом кино — по сути, это все одно и то же, хотя свои различия есть.
— В 1996 году вы сыграли роль императора Николая II в фильме «Распутин», которая принесла вам премию «Золотой глобус». Ваше мнение о России тогда и сейчас?
— Оу, вы хотите неприятностей для меня. (Смеется.) Я не эксперт в мировой истории, но зато мне очень интересна политика. Возможно, благодаря Шекспиру, ведь мне очень интересно: каково это — быть членом королевской семьи. Мне нравится наблюдать за королевой Англии, за тем, как она себя ведет, за ее передвижениями. Святой Николай, как мне кажется, считал, что получил свой статус от Господа, как и Елизавета I, как и другие короли-правители, все время разговаривают с Богом. Ричард II верил, что ему было даровано божественное право. Все их истории приходят вот к чему: их обманули. Основная мотивация в их жизни была ошибочной, они не были представителями Бога. Можно относиться к этому как к трагедии, а можно так: «О слава Богу, хоть перед смертью они это поняли», и я спрашиваю себя: а думали ли они в тот самый момент, что перед лицом смерти они равны со всеми остальными людьми. Что касается современной российской политики — так же, как и британской, американской, африканской политики,— мне нравится, когда политики не мешают жить другим людям. До тех пор, пока я не причинил никому вред, в том числе вербальный, государство не имеет права указывать, как мне жить,— это дело мое, моих друзей и семьи.