В субботу в своем доме в Лос-Анджелесе на 78-м году жизни умер Майкл Чимино. Он останется в истории как последний из режиссеров, замахнувшихся на эпическую трагедию о гибели «американской мечты». «Мечта» ему этого не простила: режиссерская катастрофа Чимино сравнима с катастрофами таких гигантов классического Голливуда, как Эрик фон Штрогейм и Орсон Уэллс.
Режиссер Майкл Чимино
Фото: Robert Pratta/File Photo, Reuters
Как Штрогейм, он ни в чем себе не отказывал на съемочной площадке. В легенду вошла история изнурительных съемок эпизода «Райских врат» (1980). Чимино успокоился на 52-м дубле, от которого при монтаже сохранил одну секунду.
Как Уэллс, он без стеснения наводил тень на плетень. «Охотника на оленей» (1978) ругали за фантасмагорический образ войны во Вьетнаме (после «Апокалипсиса» Копполы никому бы подобные упреки и в голову не пришли): дескать, не заставляли вьетнамцы пленных янки играть в русскую рулетку. Чимино, проведший в жизни полгода на армейских сборах, в ответ наврал, что сам служил врачом у «зеленых беретов» и «не-учите-меня-жить».
Как у Уэллса, невоплощенных замыслов (включая экранизацию «Преступления и наказания») у него осталось в разы больше, чем снятых фильмов. Можно только скорбно грезить, как Чимино экранизировал бы «Условия человеческого существования» Андре Мальро и «Источник» Эйн Рэнд, относящиеся к числу главных идеологических и моральных манифестов ХХ века. Вполне возможно, что эти фильмы оказались бы катастрофами, но, безусловно, катастрофами блестящими.
Главное, что роднило Чимино с великими лузерами прошлого,— вдохновенная мегаломания и гигантомания, нонконформизм и вера в кино как аватар древнегреческой трагедии. Как любой большой американский художник, он страстно выяснял отношения с «американской мечтой» и, подобно многим великим предшественникам, знал: злые люди украли, подменили великую мечту, но с этими Кощеями стоит помериться силами.
Чимино не за себя болел душой — за «чужих». Нью-йоркский италоамериканец из артистической семьи идентифицировал себя с пасынками Америки — восточноевропейскими иммигрантами. Со сталеварами из Пенсильвании, сгоревшими в аду Вьетнама («Охотник на оленей»). С фермерами, которым — покусившись на их скромные наделы — протопили кровавую баню скотоводческие «бароны», ославившие своих жертв скотокрадами и анархистами («Райские врата»). С полицейским-поляком, который выжил в том же Вьетнаме лишь ради того, чтобы превратить в поле боя улицы нью-йоркского Чайна-тауна: боя, заметим, с такими же «чужими», как и он сам,— с китайскими иммигрантами («Год дракона», 1985).
Схватка Чимино с похитителями мечты закончилась предсказуемо. Три последних фильма Чимино — «Сицилиец» (1987), «Часы отчаяния» (1990), «Ловец солнца» (1996) — даже неудобно смотреть. Их снимал режиссер если не мертвый, то превратившийся в тень самого себя. Это ведь только в голливудских фильмах лузеры становятся звездами. В жизни Голливуда все происходит ровно наоборот.
Перебравшись в Голливуд, успешный режиссер телевизионной рекламы (начальство восхищалось фантазией Чимино, но рвало на себе волосы от его немыслимой медлительности) составил себе репутацию первым же фильмом. Плутовская гангстерская баллада «Громобой и Быстроножка» (1974), стоившая 4 млн, принесла в прокате 25 млн. «Охотник на оленей» — первый фильм, в котором Чимино обрел свой голос,— завоевал пять «Оскаров»: Чимино получил карт-бланш, чем и не преминул воспользоваться. Такого масштабного режиссерского самоубийства, как «Райские врата», Голливуд давно не видывал.
Во всех смыслах слова превосходя «Охотника на оленей», политический вестерн варьировал его трехчастную структуру: праздник—резня—похмелье. Но если наличие у себя «вьетнамского синдрома» и необходимость врачевать его Америка признавала, то пересмотр Чимино священного жанра вестерна с точки зрения классового братоубийства был воспринят как святотатство.
Авторскую версию немыслимой длины (219 минут), выдержавшую в прокате неделю, Чимино пришлось для повторного выпуска резать — на час — по живому. Резал он с нескрываемым отвращением к этой процедуре, что фильму, мягко говоря, не пошло на пользу: лишь в 2012 году на Венецианском фестивале показали оригинальный вариант.
Критика фильм растоптала еще до выхода в прокат: следующие десять лет Чимино, навечно укрывший свои глаза от мира за черными очками, с прессой вообще не общался, да и позднее общался считаные разы. Публика фильм презрела. Стоившие немыслимые 40 млн «Врата» выручили 3,5 млн. Студию United Artists, одну из священных коров Голливуда, Чимино просто-напросто обанкротил. Пять бесконечных лет он ходил как зачумленный, пока не получил возможность снять «Год дракона», на который обрушились лицемерные упреки в расизме. На большее сил у Чимино уже не оставалось, и «американская мечта» до сих пор ждет того, кто освободит ее из «Кощеева яйца».