В Варшаве в пятницу откроется двухдневный саммит НАТО, одной из ключевых тем которого станет «парирование угроз евроатлантической безопасности со стороны России» и будущее отношений с Москвой. Накануне встречи на высшем уровне постпред РФ при НАТО АЛЕКСАНДР ГРУШКО рассказал корреспонденту “Ъ” ПАВЛУ ТАРАСЕНКО, почему, несмотря на некоторое смягчение риторики, альянс продолжает укреплять свои восточные рубежи, а также какой может быть ответная реакция России.
Постпред РФ при НАТО Александр Грушко
Фото: РИА Новости
«Мы сделаем все, чтобы баланс сил в регионе не был нарушен»
— Глава МИД Франции Жан-Марк Эро на прошлой неделе пообещал работать над тем, чтобы саммит не обострил конфронтацию с Россией. Ваш прогноз, какими будут последствия встречи в Варшаве?
— Прогнозы — дело неблагодарное. Но по общим ощущениям и исходя из анализа той информации, которой мы располагаем, следует, что каких-то качественно новых решений в Варшаве ждать не стоит. Прежде всего я имею в виду философию подхода альянса к отношениям с Россией. На сегодняшний день она зиждется на двух столпах. Первое — необходимость «крепить оборону», чтобы сдерживать Россию. Второе — поддержание каналов для политического диалога.
— И в чем проявляется это сдерживание?
— На саммите окончательно утвердят композицию сил НАТО в том виде, в котором она обсуждалась на июньской встрече министров обороны стран альянса. Речь идет о развертывании на ротационной основе четырех батальонов — в Польше и трех странах Балтии. Видимо, НАТО будет продолжать делать акцент на повышенную частоту учений вдоль наших границ. Будут усовершенствованы системы командования и управления: сейчас завершается создание шести штабных ячеек в странах Восточной Европы. Продолжится реализация планов по созданию европейского сегмента глобальной ПРО США: недавно был открыт объект в Румынии, где размещены ракеты-перехватчики, а в 2018 году должно быть завершено строительство еще одного объекта в Польше. В этом, думается, и есть суть всех решений, которые могут быть приняты либо окончательно утверждены в Варшаве.
Кроме того, очевидно, что на саммите НАТО также попытается более внятно сформулировать свою стратегию на южной периферии, определить, как парировать риски, связанные с нестабильностью на Ближнем Востоке и Севере Африки, и какой вклад альянс может внести в борьбу с терроризмом. Создается впечатление, что пока верх берут сторонники концепции НАТО как «тренировочного альянса», который будет готов оказывать содействие становлению силовых структур государств, оказавшихся в «зоне турбулентности». Сегодня НАТО обучает военных в Иордании, Тунисе, Ираке. Объявлено, что альянс будет готов осуществить соответствующую программу и в Ливии.
— Возвращаясь к вопросу об активности НАТО на восточных рубежах. В ближайших планах альянса — усиление военно-морской группировки в Черноморском регионе. Какими могут быть ответные меры Москвы?
— Они вполне понятны. Мы сделаем все, чтобы баланс сил в регионе не был нарушен. Это касается воздушного компонента, морского, всех других средств, которые будут необходимы. Но мы всегда выступали за то, чтобы Черное море оставалось регионом сотрудничества. На прошлой неделе в Сочи прошло министерское заседание Организации черноморского экономического сотрудничества, и мы хотим, чтобы в отношениях стран региона как раз доминировали вопросы экономического, социального, культурного взаимодействия, туризма. Мы в течение многих лет работали над серьезными проектами, в частности по созданию транспортного кольца вокруг Черного моря. В регионе была создана Черноморская военно-морская группа оперативного взаимодействия (BLACKSEAFOR). Действовала уникальная система морских мер доверия. В общем, есть все предпосылки для того, чтобы и в будущем Черное море не превращалось в арену противостояния.
Сейчас нас больше всего тревожит присутствие там внерегиональных сил — прежде всего военно-морских сил США, которые теперь регулярно заходят в Черное море. Если говорить о таких кораблях, как эсминец Donald Cook, то они не только несут несколько десятков высокоточных крылатых ракет Tomahawk, но и оснащены системами противоракетной обороны Aegis. Об опасности приближения таких кораблей к российским берегам мы неоднократно предупреждали США. Это дестабилизирующие шаги, которые не только наносят ущерб региональной безопасности, но и подрывают стратегическую стабильность.
— А насколько Москву беспокоят учения НАТО?
— Конечно, беспокоят.
«Мы не можем себе позволить в нынешних условиях иметь трехмиллионную армию»
— В свою очередь, руководство альянса не устает бить тревогу по поводу российских учений — в особенности внезапных. Успокоите НАТО?
— Действительно, в последнее время представители НАТО много жалуются на наши внезапные проверки. Но они осуществляются в полном соответствии с обязательствами, которые мы взяли на себя в рамках международных документов. Более того, мы действуем очень прозрачно — в добровольном порядке информируем, в том числе по системе связи ОБСЕ, о проведении таких внеплановых учений. Организуются брифинги в нашем Министерстве обороны для военных атташе.
Но я бы выделил другое. У каждого государства есть свои формы организации военной деятельности. Для нас проверки, сопряженные с переброской большого количества личного состава и техники,— это наиболее эффективный способ обеспечения обороноспособности. Скажем, есть такой показатель, как число военнослужащих на километр границы. По этому показателю Россия находится на 42-м месте в мире. Мы не можем себе позволить в нынешних условиях иметь трехмиллионную армию, которая должна прикрывать все стратегические направления. Поэтому для нас мобильность, оперативность развертывания войск является оптимальной формой организации военного дела, в том числе и учебного процесса. Я убежден, что натовские военные прекрасно это понимают. Да и любой политик, глядя на географическую карту, осознает, что иного нам не дано, если мы хотим быть состоятельной в военном отношении страной. Поэтому такие учения мы будем продолжать.
Главное в том, что все эти маневры осуществляются на территории России. А вот когда мы говорим об учениях НАТО, речь идет о переброске в ту или иную страну большого количества иностранных военных. Сам факт того, что сегодня многие страны добиваются присутствия иностранных сил на своей территории, является свидетельством кризиса европейской безопасности. Ведь в течение многих лет лучшим способом ее обеспечения в зоне Центральной Европы считался вывод чужих, иностранных сил со своей территории.
— К чему такая политика НАТО, по вашему мнению, может привести?
— Шаги, которые альянс предпринимает на восточном направлении, однозначно ухудшают ситуацию. По сути, речь идет о том, чтобы, используя военные средства (например, ротацию военнослужащих и масштабные учения), постараться создать на континенте новые разделительные линии, помешать осуществлению проекта большой Европы и усилить зависимость европейских стран от США.
Что же касается России, то нам предлагают конфронтационную повестку дня, в которой мы совершенно не заинтересованы. В НАТО должны понимать, что с военной точки зрения все эти меры будут иметь только обратный эффект. Потому что всем здравомыслящим людям (тем более военным) очевидно, что с нашей стороны обязательно будет военно-технический ответ. Мы предпримем все необходимое, чтобы надежно обеспечить нашу обороноспособность. Поэтому те страны, которые объявили себя «прифронтовыми», видимо, скоро поймут: усилия, которые якобы были направлены на повышение их безопасности, на самом деле эту безопасность подрывают. НАТО вынуждает нас рассматривать эти страны как территории, где могут быть сосредоточены существенные военные потенциалы, создающие для России риски и опасности.
— Однако генсек НАТО Йенс Столтенберг неоднократно повторял, что речь идет о реакции на политику России и сейчас мяч на стороне Москвы. Что руководство альянса ждет от нас?
— Если следовать натовским заявлениям последнего времени, то все привязывается к ситуации на Украине. Прежде всего речь идет о выполнении минских договоренностей. Но эта позиция не лишена лукавства. Почему-то выполнения плана урегулирования требуют от России, которая не является его стороной. При этом нет признаков того, что НАТО серьезно работает с Киевом, который на сегодняшний день заблокировал выполнение политических пунктов минских обязательств, прежде всего связанных с принятием законов об амнистии и об особом статусе Донбасса, внесением соответствующих изменений в конституцию, а также (это ключевое и фундаментальное обязательство Киева) с поддержанием прямого диалога с властями Луганска и Донецка. Более того, программы помощи, которые НАТО реализует на Украине, льют воду на мельницу «партии войны» и создают у некоторых сил в Киеве ощущение возможности военного реванша. Нас беспокоит и то, что подразделения вооруженных сил Украины, которые были подготовлены инструкторами из стран НАТО, перебрасываются к линии соприкосновения в Донбассе.
— Конфликт на востоке Украины продолжается уже более двух лет. За это время риторика НАТО вообще не изменилась?
— Справедливо будет сказать, что направленность заявлений не меняется, но тональность корректируется. Но на сегодняшний день нас беспокоит и другое: политический курс, который был избран НАТО под предлогом украинского кризиса, теперь обрел форму военного планирования, и это очень опасно. Военное планирование, которое направлено против России, неизбежно будет генерировать и враждебную политику. НАТО надо будет все время объяснять обществу, зачем альянс тратит такие ресурсы на парирование угрозы с востока. Всем понятно, что такой угрозы не существует.
Но мы видим, что стереотипы холодной войны живучи. К тому же в эту топку постоянно вбрасываются новые сюжеты. В последнее время различные, но вроде бы серьезные аналитические центры публиковали много материалов, которые были призваны доказать: если ничего не предпринять, то за 30–60 часов российские танки докатятся до Таллина и Риги. Политика и тем более военное строительство не могут осуществляться на основе такого рода апокалиптических сценариев, не имеющих ничего общего с реальностью. Все это свидетельствует о том, что альянс некомфортно чувствует себя в новой среде безопасности. НАТО создавалось для отражения угрозы с востока и поэтому сейчас искусственно придумывает себе большого врага и борется с ним.
При этом мы видим, что все вооруженные вмешательства НАТО после завершения холодной войны приводили к самым тяжелым последствиям. Прежде всего речь о военной кампании против бывшей Югославии в 1999 году. Многие страны альянса участвовали в иракской операции. Последний пример — бомбардировки Ливии в 2011 году. Нынешняя ситуация на севере Африки и проблемы, с которыми сегодня сталкивается Европа, прежде всего миграционное давление,— это во многом результат действий НАТО. Страны альянса индивидуально и коллективно несут за это ответственность.
«Сегодня НАТО не рассматривается нами в качестве партнера в решении проблем»
— С первым упомянутым вами «столпом» — сдерживанием России — все понятно. А что со вторым — диалогом? Готовитесь ли вы к очередному заседанию Совета Россия—НАТО (СРН)? Какие вопросы считаете приоритетными?
— Заседание СРН находится в стадии подготовки. На прошлом заседании 20 апреля мы обсудили весь спектр вопросов, влияющих на состояние европейской безопасности. Конечно, эти вопросы останутся в центре внимания. Но, по сути, сегодня у нас нет никакой позитивной повестки дня: НАТО прекратило все практическое сотрудничество с нами. И это существенно ослабляет такой формат, как Совет Россия—НАТО.
По этой причине сегодня НАТО не рассматривается нами в качестве партнера в решении проблем, которые в одинаковой степени затрагивают нас и европейцев. Поэтому сотрудничество в деле урегулирования кризисных ситуаций, противодействия общим вызовам осуществляется в иных форматах, включая нормандский и Международную группу поддержки Сирии. Я бы сказал, поверх институциональных разделительных линий, которые Евросоюз и НАТО попытались соорудить в отношениях с Россией. При этом мы видим, что практические интересы в области безопасности берут верх и европейские страны понимают, что без сотрудничества с Россией решить ключевые проблемы в этой сфере не удастся.
— Ранее одной из сфер сотрудничества между Москвой и НАТО был Афганистан. На каких условиях НАТО будет готово возобновить практическое взаимодействие, а на каких — Россия?
— Мы никакие условия не формулируем и лишь исходим из того, что, прекратив сотрудничество с Россией по Афганистану, альянс серьезно ухудшает ситуацию в самой стране. Напомню, что в рамках Совета Россия—НАТО был реализован самый крупный международный антинаркотический проект: мы совместно подготовили (в основном на нашей учебной базе) более 4 тыс. кадров для антинаркотических служб Афганистана, Пакистана и стран Центральной Азии. Мы также совместно готовили афганских техников для обслуживания вертолетов советского и российского производства — а эти вертолеты являются основой боевой мощи афганских ВВС, без которых армия не сможет обеспечить надежный контроль территории страны. Это не мои оценки, а оценки американских генералов, с которыми мы контактировали во время реализации этого проекта. Прекращение сотрудничества отражается не только на Афганистане, но и ухудшает ситуацию в сфере безопасности в Европе. Ведь европейцы страдают от потока наркотиков и неконтролируемой миграции, в том числе из Афганистана.
— В последнее время участились случаи опасных сближений между кораблями и самолетами России и НАТО. Хотя пока обходится без происшествий, не пора ли разработать дополнительные меры доверия?
— На сегодняшний день у нас есть солидная база двусторонних соглашений со странами НАТО (о предотвращении непреднамеренных инцидентов военного характера.— “Ъ”). В качестве основы для предотвращения инцидентов этого вполне достаточно. Что касается конкретных сближений (самолетов и кораблей.— “Ъ”), которые происходили в последнее время, то именно Россия на переговорах с американской стороной сформулировала предложения, которые уточняют некоторые положения двустороннего соглашения 1972 года — о предотвращении инцидентов в открытом море и в воздушном пространстве над ним. Поэтому мяч на стороне американцев. Мы готовы и к диалогу с отдельными странами НАТО, которые заинтересуются совершенствованием этих двусторонних механизмов.
— А какие уточнения Россия предлагала?
— Не буду вдаваться в подробности, потому что диалог идет по линии военных. Речь идет о минимально разрешенных дистанциях сближения между кораблями и воздушными судами, о частотах, на которых надо выходить на связь, и так далее. То есть обо всем комплексе мер, которые позволяли бы более эффективно действовать и понимать маневры друг друга при таких сближениях.
— Ранее Польша выступила с идеей обновления Венского документа ОБСЕ, предложив четче описать правила предотвращения столкновений на море и в воздухе. Насколько эффективной может быть эта инициатива?
— Фундаментальная проблема в том, что никакие косметические улучшения мер доверия не смогут кардинально изменить негативные тенденции в сфере военной безопасности. Лишь отказ НАТО от нынешней политики и военного строительства в духе сдерживания времен холодной войны может кардинально оздоровить ситуацию и создать предпосылки для того, чтобы начать разговор о мерах доверия. А сейчас получается так, что НАТО придвигает инфраструктуру к нашим границам, наращивает военную активность вблизи наших рубежей, осуществляет дестабилизирующую военную деятельность и при этом говорит о необходимости каких-то мер доверия. Получается, что этими мерами доверия натовцы просто хотят узаконить свою повышенную активность.
Из истории контроля над вооружениями мы знаем, что продвинуться вперед удавалось лишь тогда, когда у нас было общее видение того, на каких принципах должна строиться европейская безопасность. До недавних пор в течение многих лет положения Основополагающего акта Россия—НАТО 1997 года — о неразмещении дополнительно «существенных боевых сил» на постоянной основе на территории новых членов альянса — служили одной из опор для того, чтобы безопасность в Центральной Европе обеспечивалась не путем наращивания военных потенциалов, а наоборот, через сдержанность в военной сфере и минимизацию военного фактора в отношениях между странами региона. На сегодняшний день НАТО следует противоположным курсом, наращивая военные потенциалы. Это тупиковый путь, и никакие косметические меры вроде усовершенствования венского документа картину не изменят.
— А учитывая, что мы теперь живем в других условиях, не стоит ли подкорректировать Основополагающий акт?
— Мы предлагали. В частности положение, о котором я говорил (о «существенных боевых силах».— “Ъ”), имеет довольно размытый характер. В свое время Россия внесла конкретные — выраженные в количественных показателях вооружений в основных категориях — предложения относительно того, что мы подразумеваем под «существенными боевыми силами». Реакции со стороны НАТО не последовало.