В субботу в Словении Владимир Путин приехал к часовне, где во время Первой мировой войны под лавиной 100 лет назад погибли 300 российских военнопленных. О том, как по-разному Словения встретила российского президента,— специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
Перед приездом Владимира Путина словенские газеты вели себя странно. С одной стороны, их переполняли ощущения, связанные с тем, что страну посетит такой нерядовой человек. Противоположные ощущения были связаны с тем, что Словения входит в великие коалиции — Евросоюз и НАТО. Между этими ощущениями стране и предстояло разорваться во время приезда Владимира Путина.
На перевале Вршич, который строили 100 лет назад российские военнопленные, на горе вокруг часовни, куда уже ехал Владимир Путин (перевал ведет в Италию и Австрию, до которых тут, от часовни, не больше десяти километров), стояли, сидели и лежали несколько сотен человек. Кто-то вроде бы посчитавший их утверждал, что их тут не меньше 3 тыс. и что запись на гору прекратилась еще позавчера.
Желающих ждать Владимира Путина, зависнув на крутом склоне, с девяти утра до четырех часов дня записывали на сайте общества российско-словенской дружбы, то есть это были не случайные люди (в общество входит 70 тыс. человек, для двухмиллионной Словении это, безусловно, впечатляющая цифра: с таким количеством избирателей можно и какие-нибудь выборы если и не выиграть, то и не проиграть).
Сверху у самой дороги, где должен был остановиться кортеж Владимира Путина, бежал ручей, и он был спасительный: в него все складировали бутылки с водой и она в нем вроде бы даже охлаждалась. Правда, самой воды в бутылках постоянно не хватало, и тогда у кого-нибудь обязательно сдавали нервы, и какая-нибудь босая девушка вставала прямо в ручей и начинала из него пить. То же самое, не видя первой девушки, делала вторая, двадцатью метрами ниже. А уж у самой дороги эстафету из огромных красных муравьев, которых ручей смывал с ног девушек, подхватывал дедушка в охотничьей фуражке с пером, судя по размерам, жар-птицы. Дедушка в ручей не вставал, а просто жадно пил из него ртом холодную воду. И как же ему хорошо было!
Так люди и держались все вместе, без всякого надрыва, демонстрируя присущую христианам соборность.
Мужчина средних лет читал тут, на склоне, газету «Дело». Я попросил его вкратце пересказать содержание прочитанного, тем более что на первой полосе виднелась огромных размеров фотография Владимира Путина. Мужчина, для которого русский язык оказался родным, с удовольствием поделился. Оказалось, автор передовой статьи номера очень опасался того, что визит может нанести ущерб авторитету Словении в мире, так как Борут Пахор сам пригласил Владимира Путина сюда в разгар санкций.
Впрочем, было бы ведь странно, если бы Владимир Путин приехал в Словению вопреки воле населяющего ее народа, а также ее президента Борута Пахора.
С другой стороны, автор задавался вопросом, не следует ли Словении взять пример с США, которые, инициируя и поощряя санкции по отношению к России, прежде всего со стороны Евросоюза, активно торгуют с Россией и даже прибавляют в товарообороте с ней. «И кто скажет, что санкции не работают?! Вопрос, на кого они работают в первую очередь?!» В общем, статья претендовала не на объективную, конечно, но хотя бы на объективистскую, и в целом спасибо ей за это.
Еще в газете была схема ограничения проезда по стране во время визита российского президента. Я не оговорился: именно по стране. Очень уж она небольшая, и одно передвижение Владимира Путина из аэропорта на гору парализовало ее всю. А еще ведь ограничили, до полной остановки, движение в Любляне и на подъездах к кладбищу, где должны были открывать памятник российским и советским солдатам, погибшим в Первую и Вторую мировые войны. И все-таки я только к вечеру смог понять, насколько масштабной оказалась эта трагедия для страны на самом деле.
Между тем стояние на склоне тяжелее всего давалось прежде всего оркестру полиции Любляны, столицы Словении. Эти люди вынуждены были выстроиться в боевом музыкальном порядке и время от времени играть, чтобы поддержать уже, впрочем, никакой не боевой дух присутствующих, а просто дух в теле собравшихся людей. И я видел, как музыкантам это дается. Одного из них огромная труба, обвивавшаяся через всю его грудь, уходившая далеко за спину и выныривавшая уже как-то некстати из подмышки, неумолимо тащила по склону, потому что страшно раздутый (видимо, поколениями других музыкантов) ее верх весил не меньше пары-тройки самих таких музыкантов. А человек отчаянно сопротивлялся и тормозил подошвами ботинок, которые уходили все глубже в песок и быстро на моих глазах ушли совсем, и лишь поэтому он не только стоял, а ведь еще и играл «Ты сторонка, сторонка родная», этот великий человек, и зарывался в песок все глубже, и я (да и он, конечно) понимал, что очень скоро над землей останется только самый верх той его трубы…
И нельзя не сказать, что на горе еще был установлен видеоэкран, предназначенный прежде всего для трансляции речей, конечно, Борута Пахора и Владимира Путина, а пока безостановочно повторяющий милые сердцу каждого словенца моменты исторической игры сборных Словении и России в Мариборе, где наши проиграли незадолго перед чемпионатом мира со счетом, как известно, 0:1 и таким образом золотом своих гонораров навсегда вписали свои гордые имена в историю этой страны.
И вот они наконец приехали, Владимир Путин и Борут Пахор, который выступил первым, и говорил-то хорошо, от души: «Мы собрались здесь, потому что нам не все равно… И нам не безразлична судьба русских воинов, которые задохнулись здесь под снегом (а всего тут только за один год погибло, не выдержав чудовищного труда, больше 10 тыс. русских военнопленных, и дорогу эту с тех пор называют Русской.— А. К.)».
— Мы отвергаем мышление,— говорил Борут Пахор,— что война неизбежна, мы хотим мира, и поэтому мы с Владимиром Путиным сегодня здесь…
Оправдывался он за приглашение и в самом деле, что ли?
— Уже нельзя,— продолжал он,— провести четкой границы между миром и войной, но на новые формы инновационного террора мы ответим инновационными формами безопасности…
В Европе сейчас, по-моему, у власти люди, которые, прежде всего, хорошо формулируют. Так ведь было не всегда.
И Владимир Путин уловил, что ли, это настроение, увидел этих людей, вязнущих на горе, увидел эту маленькую деревянную часовню среди частокола ниспадающих сосен… Он стоял сейчас на широкой просеке на деревянных подмостках, и казалось, что лавина прошла именно тут, по этой просеке, или сделала ее, и только, вроде бы, вчера все это было.
— Знаете,— говорил российский президент,— о чем я подумал, когда поднялся сюда? Кто из тех, кто строил эту скромную часовню, мог подумать, что через 100 лет мы будем стоять здесь и вспоминать их всех?
Аплодисменты в лесу казались какими-то неправдоподобными — громкими, неистовыми и такими длинными, что казалось, можно сорвать ими какую-нибудь лавину оттуда, с самого верха, где все такое тошнотворно белое…
Да, члены общества российско-словенской дружбы записались в него не по формальным причинам. И своему президенту они, честно говоря, вяло аплодировали только один раз — когда он закончил.
Но главное — слава богу, они теперь все тут были уверены в том, что не зря же поднялись сюда с такого утра, на гору…
Через четверть часа Владимир Путин и Борут Пахор ехали по совершенно пустой стране. Владимиру Путину она должна была напомнить Москву 7 мая 2012 года, в день его инаугурации. Вот точно так же он ехал и теперь: пустая встречная полоса, пустые подъезды к их маршруту, две-три машины, остановленные на каких-то грунтовых дорогах в предлинной, тянущейся к какой-то лучшей жизни кукурузе…
И это было поразительно: все-таки же европейская страна, член ЕС, и Любляна — не Ашхабад в конце концов…
Я потом уж перестал удивляться, ехал, уже и не глядя по сторонам, но все-таки часа через три, в аэропорту, нервы сдали: когда Владимир Путин улетал, под его кортеж на три часа перекрыли все въезды и выезды из работавшего до сих пор аэропорта, и в нем надолго в зале ожидания застряла, например, успевшая приземлиться команда турецких паралимпийцев в инвалидных колясках…
А Владимир Путин и Борут Пахор все это время без конца что-то обсуждали, и в какой-то момент на прогулке по дорожкам президентской резиденции я понял, что Борут Пахор тоже, похоже, читал ту статью в газете «Дело»: он негромко, но отчетливо, с некоторой, кажется, ревностью или даже обидой спросил Владимира Путина:
— А что, правда, что ваш товарооборот с США за время санкций только увеличился?
Тот ему ответил сразу, а потом и под микрофоны, в начале протокольной двусторонней встречи: что упал тоже, но не на €200 млрд, как с ЕС, а всего-то на пару миллиардов, к тому же долларов…
А с горы они доехали наконец до кладбища, где открыли памятник российским и советским воинам (обычно в Европе ведь их сейчас, наоборот, закрывают), возложили венки. А потом к микрофону подошла известная словенская певица Манца Измайлова, и пела она песню «Журавли». Она не зря ее пела: памятник состоит из нескольких летящих в небо черных журавлей.
И так она пела, и такая обычная мертвая тишина стояла на кладбище, хотя было тут сейчас огромное множество людей, что и я, как те люди из общества российско-словенской дружбы, понял: не зря сюда приехал.