14 сентября в Центре Жоржа Помпиду в Париже откроется уникальная выставка "Коллекция! Современное искусство в СССР и России. 1950-2000".
Об этом было объявлено на прошлой неделе, но сенсация тут — не сама выставка (экспозиций с подобным содержанием по всему миру за последние 40 лет было немало), а ее повод. Все 250 работ были подарены Центру Помпиду и станут частью одной из самых престижных коллекций в мире современного искусства. Этот дар комбинированный: часть работ дарят сами художники, часть — коллекционеры из своих собраний (среди них — основатели фонда культуры "Екатерина" Екатерина и Владимир Семенихины, владелец The Art Newspaper Инна Баженова, Игорь Цуканов, Ник Ильин, супруги Манашеровы и два французских собирателя русского искусства — Пьер Броше и Пакита Эскофе Миро), значительная часть была выкуплена у художников, их наследников и коллекционеров Благотворительным фондом Владимира Потанина. Фонд Потанина с его программой "Культурный прорыв" в этой сложной схеме сыграл одну из главных ролей — его участие позволило музею получить именно те работы, которые были нужны.
Александр Косолапов. Триптих "Малевич-Мальборо" (1985)
Идея этого проекта страшно нахальная и амбициозная, и, наверное, именно поэтому она и удалась. Ну а еще потому, что она принадлежит Ольге Свибловой, а когда ей что-то не удавалось? В этом году Центр Помпиду отмечает 40-летие, на юбилеи принято дарить подарки. Сама Свиблова рассказывает, что "эта безумная идея" пришла ей в голову в разговоре с директором центра Бернаром Блистеном, который на ее предложение собрать коллекцию и подарить центру ответил: "Давай попробуем!" Дальше помогли его энергия и авторитет: кто лучше него мог оценить качество и значение русского подарка? Такое впечатление, что Центр Помпиду только и ждал этой возможности. Чуть меньше чем за год кураторы выставки Ольга Свиблова и Николя Люччи-Гутников смогли сочинить список из возможных 1000 предметов, провести их через музейную экспертизу, без которой в Государственный музейный фонд Франции и мышь не проскочит, отобрать финальные 250 работ, уговорить всех и вся и быть готовыми через три недели показать свой подарок в Париже.
Нынешний дар превращает русский отдел музея в полноценное собрание
По уму в Центре Помпиду должен быть весь XX век, гигантомания заложена как в самом облике великого парижского трубопровода, так и в его концепции. Русское искусство в это понятие, безусловно, входит. И оно в музее есть, причем в немалом количестве: Гончарова, Ларионов, Кандинский, русские конструктивисты, сильные вещи московских концептуалистов остались там после знаменитой выставки Жана Юбера Мартена "Маги земли", покупал музей и работы оказавшихся во Франции художников-нонконформистов (прежде всего Штейнберга и Янкилевского), было несколько закупок отдельных вещей последних десятилетий. Однако последовательным такой набор назвать нельзя.
Нынешний дар превращает русский отдел музея в полноценное собрание: если что и пропущено из указанных в названии выставок 50 лет отечественного искусства, то наверстать это будет легко, но основное, в том числе то, что на рынке появляется уже крайне редко, в Центре Помпиду поселилось навсегда. Нонконформисты 1950-1960-х годов: лианозовцы, участники "Бульдозерной выставки" (например, работа Федорова-Рошаля, пострадавшая во время ее разгона), первые советские абстракционисты (включая тех, кто были хрущевскими "пидарасами" во время разгрома выставки к 30-летию МОСХа в 1962-м). Три поколения московского концептуализма: романтический — от Кабакова и Макаревича с Елагиной до Пригова; аналитический — группа "Коллективные действия", Скерсис, Захаров и другие; иронический — от психоделиков-"медгерменевтов" до лихих и безбашенных "Мухоморов" и "Перцев". Соцарт во всем его великолепии: Соков, Косолапов, Комар и Меламид, Брускин. 1990-е даны точечными ударами: Москва — вездесущим Гутовым и многими уже забытыми провокаторами "Чемпионы мира", нежнейшим Кошляковым и брутальным Куликом; Петербург — не только обязательными к упоминанию после их смерти Тимуром Новиковым, Мамышевым-Монро и Георгием Гурьяновым, но и упертыми некрореалистами.
Гриша Брускин. Из серии "Рождение героя" (1984-1985)
Выставка получится отменной — недаром все вещи тщательно отбирались. Но куда больше выиграют художники. Потому что гонорары гонорарами, и "можно рукопись продать", но музей — это Вечность. А музей класса Центра Помпиду — это сияющая Вечность, и они теперь там. И уже не так важно, будут ли они когда-нибудь висеть рядом с Пикассо, поселятся в фондах или далеких залах,— история искусства пишется музейными собраниями, и мы не знаем, кто и когда будет вынут на свет и засияет под софитами. И главное, что сейчас можно сделать ради того самого будущего,— это собрать и защитить.
На вопрос, почему Центр Помпиду, а не наши собрания, ответы могут быть разные. Тут и политика: Фонд Потанина говорит о том, что цель его инициативы — "продвижение русского искусства за рубежом, укрепление культурных связей между странами". Тут и тотальное просвещение, которым всю свою жизнь занимается Свиблова. Но есть и защитная нота: сегодня многие художники и коллекционеры не видят большого будущего для своих вещей в российских государственных собраниях. Они там либо утонут среди миллионов других, либо в любой момент могут оказаться неугодными и будут спрятаны в фонды подальше от глаз нервно-озабоченных любителей писать письма в прокуратуру. Да, наследники Дмитрия Александровича Пригова и Тимура Новикова передали собрания в Эрмитаж, да, в Третьяковке и Русском музее собраны отличные коллекции новейшего искусства, и они даже активно работают на выставках и в экспозиции. Да, опасения эти могут быть преувеличены. Но Париж стоит обедни не только потому, что это Париж. Французская музейная система — одна из самых железобетонных в мире, а уважение к современному искусству там имеет слишком давнюю историю, чтобы оказаться лишь несмешной шуткой. Так что нужно не ворчать, а просто радоваться: прекрасный музей получил роскошный подарок, а наши художники — благодарного зрителя и толстые стены.
Владислав Мамышев-Монро, Валерий Кацуба. "Перекладывание ответственности" (2001)