Увлекательными оказались приключения главы Центрального банка России В. В. Геращенко, именуемого в экономических кругах также и Гераклом. Возвращая Геращенко-Геракла на пост главного банкира, министры надеялись, что Виктор Владимирович начнет совершать подвиги в той же последовательности, что и его мифологический тезка, т. е. для начала приступит к очистке авгиевых конюшен (они же — российские финансы). В. В. Геращенко, однако, решил начать не с первого, а с тринадцатого подвига и с геркулесовой мощью принялся удовлетворять весьма большое количество девственных в рыночном смысле производственных директоров.
В попытках восстановить последовательность подвигов и вернуть В. В. Геращенко на конюшни Б. Н. Ельцин произвел его в члены кабинета министров, рассчитывая, вероятно, обрести в лице банкира верного союзника по борьбе с лернейской гидрой и эриманфским вепрем (т. e. съездом народных депутатов). Новое начинание должно было порадовать Р. И. Хасбулатова, поскольку В. В. Геращенко утвержден на своей должности парламентом, а стало быть, сбывается выраженная в Законе о правительстве мечта Р. И. Хасбулатова — сделать членов кабинета строго подотчетными спикеру. Однако привередливый Руслан Имранович не сообразил, что Виктор Владимирович является, в некотором роде, первой ласточкой нового законопорядка, и устроил свежеиспеченному министру форменный допрос с пристрастием, выпытывая у него, как тот угодил в кабинет. Склонный к некоторому цинизму В. В. Геращенко отвечал: "Случайно", явно не желая понять, что министр, отчитывающийся перед спикером, должен быть, как неоднократно указывал Руслан Имранович, "бледным и трясущимся". В результате Р. И. Хасбулатов, с огорчением констатировав, что блин вышел комом и первый же министр, назначенный в соответствии с новой методой, совершенно не выдержал испытания на подобострастие, прямо на заседании Верховного Совета велел В. В. Геращенко писать заявление об отставке.
Пока что, однако, "полковнику никто не пишет": тертый В. В. Геращенко уже пережил на своем посту и гибель величайшей в мире Империи, и крушение вековой мечты человечества, а потому, вероятно, рассудил, что написать заявление всегда успеется, а интереснее подождать, не случится ли в скором времени еще какого-нибудь крушения. Б. Н. Ельцин заявил, правда, что он "не такой чудак, чтобы нарушать конституцию", но поскольку, по общему мнению, политический имидж Бориса Николаевича все же не лишен известного налета чудаковатости, то всякое может случиться, тем более что российская Кассандра в образе журналиста-международника И. И. Андронова уже назначила государственный переворот на 24 ноября. Агентов ЦРУ до сей поры прошибает холодный пот при одном воспоминании о подвигах Ионы Ионовича, еще в 70-е годы проникшего в Город Желтого дьявола с документами собственного корреспондента "Литературной газеты" и с риском для жизни сорвавшего целый ряд угрожающих миру заговоров — теперь не меньший трепет он вызывает у агентов ГПУ (Государственного правового управления) при президенте России.
Сделанные И. И. Андроновым разоблачения уже привели к совершенно неожиданному исходу развернутой К. Н. Боровым политической борьбы. Кубанские казаки рассудили, что накануне переворота не имеет никакого смысла ходить на выборы, и схватка буревестника экономической свободы со знаменитым кубанским сионоборцем Н. И. Кондратенко закончилась тихим пшиком. Избирательную активность не удалось поднять даже путем подкладывания адской машины в жилище К. Н. Борового. Впрочем, политическая апатия — беда совершенно повсеместная. Ее жертвой стал даже Фронт национального спасения, последнее национально-спасательное мероприятие которого пришлось срочно заменять мероприятием чисто спасательным — поисками адской машины. Но даже столь драматический сюжет — все здоровые силы нации вместо того, чтобы спасти Отчизну, чуть-чуть не взлетели на воздух — сонную общественность не оживил, и фронт продолжил тихое бытие в тени полузабвенья.