Джон Скотт «За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали»
John Scott “Behind The Urals. An American Worker In Russia's City Of Steel”
Джон Скотт эмигрировал из Америки в Советский Союз в 1932 году, после окончания университета разочаровавшись в возможностях своей страны. Он выучился на сварщика и добился работы в Магнитогорске на строящемся металлургическом комбинате (который проектировала американская компания "Мак-Ки"). Спустя десять лет, в 1942 году, он вернулся в США с женой Машей и двумя детьми. В том же году опубликовал книгу "За Уралом" — отчет о годах работы на строящемся комбинате, захватывающее чтение со множеством технических подробностей и почти полным отсутствием обобщений. В целом Скотт придерживается той точки зрения, что жертвы, потребовавшиеся от советского народа, были огромны, но им соразмерна гордость участников создания грандиозных индустриальных объектов в голой степи. Книга переведена на русский язык в 1991 году.
1
Во всей России невозможно найти настолько хорошо приготовленный кусок мяса, как тот шатобриан, что я ел в Париже, но, пройдя весь Советский Союз от края до края, вы также не обнаружили бы двух здоровых мужчин, которые желали бы трудиться, но не могли бы найти работу. С другой стороны, те два французских безработных были одеты лучше, чем любые русские квалифицированные рабочие.
2
Пролетарский энтузиазм и пламенные речи ни в каком объеме не были способны заменить полуторадюймовые заклепки.
3
Одно дело — отморозить руки на работе или пить чай без сахара. Причинами этих страданий были далекие и объективные факты: климат, политика советского правительства — вещи, равноудаленные от индивидуальной воли магнитогорского рабочего. Но терпеть бюрократа Белякова, получающего удовольствие от роли жандарма или средневекового господина, было невыносимо.
4
Преподаватель диалектического материализма в Комвузе сменился четыре раза за 33-34 учебный год. <...> Одной из основных задач директора школы было "выявление отклонений". Если его работа в этом направлении не приносила видимых результатов, он сам рисковал быть обвиненным в попустительстве или укрывательстве врагов.
5
Курс истории меня поразил. Все исторические события считались или белыми, или черными, любые веяния и тенденции упростились. На каждый вопрос имелся абсолютно точный ответ, причем принималась только его дословная формулировка. Эта система была выстроена с арифметической точностью.
6
На нулевом складе хранилась коллекция так и не установленного оборудования — из-за отсутствия точного адресата или вообще безо всякой причины. На этом складе я видел двухтонный ротор "Сименс-Шуккерт". Никаких указаний на машину, для которой он был предназначен. Его купили в Германии за золото и оставили годами гнить на магнитогорском нулевом складе.
7
Когда меня что-нибудь выводило из себя — например, двухнедельная задержка в зарплате,— я шел в архив и находил утешение в информации о том, что Магнитогорск нес убытки в миллионы рублей в месяц и что банк не мог досчитаться четырех миллионов рублей, потому что в Магнитогорске не на что было тратить деньги и рабочие зашивали их в матрасы или отсылали в деревни.
8
В партии большевиков после принятия решения невозможны никакие апелляции. Не бывает ни протестов, ни отставок. Единственная возможность для оппозиции — уйти в подполье. Именно эти особенности обращения с оппозицией посеяли зерна чисток.
9
Мы использовали запчасти из трех тракторов, чтобы починить остальные девять. Я помню лицо Петрова, увидевшего груду обломков, оставшихся от этих трех тракторов. Он считал нормальным оставлять технику под снегом и дождем круглый год. Но так очевидно ее расчленить и испортить? Нет, это было слишком опасно.
10
Все места были заняты. Я по инерции остался в очереди, и когда добрался до окошка, то нашлось свободное место до Челябинска. Я изобразил важного иностранного специалиста, притворился, что не понимаю по-русски, и через некоторое время ушел с билетом.
11
Какой-то комсомольский функционер зашел и попытался купить хлеб без очереди. Безразличные русские домохозяйки восприняли это как должное. Но не финны. Они взяли юношу под руки и аккуратно переставили его в конец очереди. Комсомолец в ярости вернулся. Один из финнов наконец-то произнес с сильным акцентом: "Мы стоим в очереди, ты стоишь в очереди". После чего три или четыре финна вновь взяли его под руки и вынесли на улицу.
12
Они выросли на пропаганде двадцатых о ликвидации института буржуазной семьи и не желали иметь ничего общего с готовкой, уборкой и сменой подгузников. Эту функцию должны были выполнять люди, не обладающие достаточным интеллектом или еще не закончившие обучение, чтобы работать профессионально. Я указал ей на тот факт, что эта идеология была очень близка идеологии дореволюционных аристократических семейств и что в Америке многие профессионально работающие женщины сами моют за собой посуду.
13
С 1936 года все смертельные случаи на производстве становились предметом уголовного расследования. При этом часто судили невиновных, но в России это имеет относительно мало значения. Главное, что рабочие стали правильнее понимать ценность человеческой жизни — своей и чужой, что было невероятно важным достижением в стране, где тирания, война, голод и борьба снизили ценность жизни почти до нуля.
14
Сталину как-то удалось проложить себе путь на самый верх сложного советского партийного аппарата. Он смог вести советский корабль относительно уверенным курсом через неспокойные моря европейской политики. Может быть, он совершал ошибки, но, судя по всему, понимал, что делает. Таково типичное отношение советских людей к власти.
15
Чистки ликвидировали многих техников и рабочих, но Россия — большая страна. Большинство населения осталось на своих местах. <...> Русские люди привыкли к трудностям. Их никогда не баловали легкой жизнью. Каждый день газеты сообщали им, что они счастливейшие люди на планете, и они охотно верили — ведь у них были хлеб и работа.
16
В России иностранцам места нет. Это страна русских, и это их революция. Мужчины и женщины из Западной Европы и Америки могут попытаться что-то в этом понять, но найти себе здесь место практически невозможно.
Составитель: Софья Лосева