Джон Стейнбек «Русский дневник»
John Steinbeck “А Russian Journal”
Американский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1962 года, Джон Стейнбек приехал в СССР в 1947 году вместе с Робертом Капой — знаменитым военным фотокорреспондентом, прославившимся съемками гражданской войны в Испании и высадки в Нормандии. Решение отправиться в Советский Союз Стейнбек объясняет прозаически: оба они завершили к тому моменту крупные проекты и просто не знали, чем заняться дальше. Стейнбек и Капа проехали по маршруту Москва-- Киев--Сталинград--Тбилиси--Батуми, по пути осмотрев достопримечательности и пару колхозов под Киевом. Вышедший в 1948 году "Русский дневник" — отчет об этой поездке, иллюстрированный репортаж о жизни в России без лишних обобщений, но с большим вниманием к деталям. Никакого разоблачительного посыла у репортажа не было, во всяком случае — не по отношению к СССР. Если книга что и разоблачала, что скорее достигшую пика антисоветскую истерику: последнее, чего хотят описанные Стейнбеком советские люди, это новой войны. Текст цитируется в переводе Е. Рождественской (издательство "Мысль", 1990 год).
Фото: AP
1
Чувствовалось нежелание впускать фотографа в Советский Союз, а против меня возражений не было; нам это показалось странным: ведь цензуре легче проконтролировать пленку, чем мысли репортера.
2
Мы обнаружили, что тысячи людей страдают острым московитисом — состоянием, при котором человек готов поверить в любой абсурд, отбросив очевидные факты. Со временем, конечно, мы убедились, что русские, в свою очередь, больны вашингтонитисом, аналогичным заболеванием. Мы обнаружили, что в то время, как мы изображаем русских с хвостами и рогами, русские точно так же изображают нас.
3
Таможенник был очень вежливым, добрым и крайне щепетильным. Мы открыли каждую сумку, и он просмотрел все. Но пока он занимался этой процедурой, стало ясно, что ему просто было интересно и он не искал чего-то определенного. Таможенник перевернул все наше сияющее оборудование, любовно поглаживая его. Он вынул все катушки с пленкой, но ничего с ними не делал и ни о чем не спрашивал: похоже, ему просто нравились заграничные вещи.
4
В то время как все краны текли — в туалете, над раковиной и в самой ванне,— все водостоки были практически водонепроницаемы. Когда вы наполняли ванну, то вода стояла, а если вы выдергивали затычку, то это не производило никакого эффекта — вода оставалась в ванне.
5
Одним из самых глубоких различий между русскими и американцами является отношение к своим правительствам. Русских учат, воспитывают и поощряют в том, чтобы они верили, что их правительство хорошее, что оно во всем безупречно, что их обязанность — помогать ему двигаться вперед и поддерживать во всех отношениях. В отличие от них американцы и британцы остро чувствуют, что любое правительство в какой-то мере опасно, что правительство должно играть в обществе как можно меньшую роль и что любое усиление власти правительства — плохо, что за существующим правительством надо постоянно следить, следить и критиковать, чтобы оно всегда было деятельным и решительным.
6
Русские — худшие в мире пропагандисты собственного образа жизни, у них самая скверная реклама.
7
Единственное искусство, которое ей действительно нравилось, была фотографическая живопись XIX века. Мы обнаружили, что это не ее личная точка зрения, а общее мнение. Мы не думаем, что на художника оказывается какое-то давление. Но если он хочет, чтобы его картины выставлялись в государственных галереях — а это единственный существующий вид галерей,— то он и будет писать картины с фотографической точностью.
8
У Суит-Ланы были такие высокие моральные принципы, что мы, в общем, никогда не считавшие себя очень аморальными, на ее фоне стали казаться себе весьма малопристойными. <...> Мы отметили одну довольно интересную деталь: отношение к подобным вещам наших наиболее консервативных и старомодных общественных групп во многом совпадало с принципами советской молодежи.
9
Мне кажется, что в мире не найдется более задокументированной жизни. Ленин, по всей вероятности, ничего не выбрасывал. <...> Все, что касается этого человека, находится здесь, все, за исключением его юмора. <...> В музее приходит в голову мысль, что Ленин сам осознавал, какое место в истории он занимает.
10
Но во всем музее нельзя найти изображения Троцкого. Троцкий, как учит русская история, перестал существовать и вообще никогда не существовал. Такой исторический подход нам непонятен. Это та история, которую хотелось бы иметь, а не та, что была на самом деле.
11
На улицах почти не слышно смеха, на улицах нет улыбок. Может, из-за того, что они много работают, что им далеко добираться до места работы. На улицах царит серьезность, может, так было и всегда, мы не знаем. <...> Джо сказал, что в других городах все по-другому, и мы сами увидели это, когда поехали по стране. Смеются в деревнях на Украине, в степях, в Грузии, но Москва — очень серьезный город.
12
Музей — это церковь русских.
13
Американцев и русских объединяют две вещи: любовь к машинам и гигантомания. Поэтому русских в Америке восхищают в особенности две вещи — завод Форда и Эмпайр-стейт-билдинг...
14
Им нравятся величавые и богато украшенные здания. Они любят чрезмерность. В Москве, где нет никакой необходимости в строительстве небоскребов, поскольку пространство практически неограниченно и ландшафт этого не требует, они все-таки планируют строительство высотных зданий в нью-йоркском стиле, хотя, в отличие от Нью-Йорка, в этом нет надобности.
15
В России о будущем думают всегда. Об урожае будущего года, об удобствах, которые будут через десять лет, об одежде, которую очень скоро сошьют. Если какой-либо народ и может из надежды извлекать энергию, то это именно русский народ.
16
Ни в чем другом так не проявляется разница между американцами и советскими людьми, как в их отношении — не только к писателям, но и писателей к своей системе. Ведь в Советском Союзе работа писателя заключается в том, чтобы поддерживать, прославлять, объяснять и способствовать продвижению вперед советской системы. А в Америке и в Англии хороший писатель является сторожевым псом общества.