Премьера балет
В день рождения комсомольской организации, 29 октября, Театр балета имени Леонида Якобсона (художественный руководитель Андриан Фадеев) на сцене Большого драматического театра показал премьеру "Спящей красавицы" в постановке истинного парижанина Жан-Гийома Бара. Молодежный во всех отношениях спектакль посмотрела ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
В советскую эпоху в крупных оперно-балетных театрах были очень популярны молодежные спектакли, когда главные роли поручали артистам с не очень большим сценическим опытом, подготавливая тем самым и относительно безболезненный процесс смены поколений. Подобной проблемы в труппе, руководимой Андрианом Фадеевым, пока не существует: солисты Театра имени Якобсона еще задорно молоды и при этом уже вступили в возраст творческой зрелости, когда возникает законное желание помимо пластических экспериментов, составляющих творческую концепцию театра, самоутвердиться в чем-нибудь большом, классическом, зрелищном. "Спящая красавица" отлично вписалась в честолюбивые планы руководства труппой. Еще больше честолюбия добавило приглашение на постановку истинного парижанина Жан-Гийома Бара. Этуаль Парижской оперы, педагог и балетмейстер, лауреат всевозможных балетных премий, господин Бар как хореограф испытывает нежную приязнь к академическому репертуару второй половины XIX века: в его арсенале постановки "Ручья" (в Париже) и "Корсара" (в Екатеринбурге). В "Спящей красавице" хореограф сразу же предупредил, что провоцировать он никого не собирается, но "оживить традицию" необходимо.
Традиции оживили весьма и весьма деликатно. Академическая редакция Мариуса Петипа в версии Константина Сергеева составила незыблемую основу спектакля, которую господин Бар перепрошил современным восприятием магического и потустороннего, что оказалось весьма кстати накануне Хэллоуина. Не изменяя сути волшебной сказки, хореограф добавил акценты, которые порой превращали историю про спящую красавицу в балетную версию "Малефисенты" или даже толкиновских эльфов. Пролог стал небольшим пантомимным приквелом, иллюстрирующим конфликт Флорестана и Карабос. Впрочем, иллюстрация эта не самого внятного содержания: король велит Карабос покинуть сцену, и стража распинает колдунью на пиках не хуже умерщвляемого Спартака в спектакле Григоровича, а из текста программы следует, что Флорестан давным-давно силой завладел землями Карабос и прогнал волшебницу. В общем, папаша-то и сам оказался не без греха. Искать аналогии Карабос с Малефисентой даже и не приходится: сходство прямо-таки кровное, а спутники колдуньи снабжены рожками, как у Анджелины Джоли в известном фильме. Из милых сюжетных измышлений — прямо-таки классическая дружба народов: просить руки Авроры приехали француз, китаец, арабский владелец нефтяных приисков и, конечно, гость из Московии, который ломал собственную поясницу в глубоких поклонах, но шапку снять отказывался. В окружении Дезире появилась парочка, обозначенная как Граф и Графиня, которая словно сошла со страниц "Опасных связей" Шодерло де Лакло.
Самый французский балет русского академического репертуара, впрочем, довольно стерильный в чувственном отношении, в исполнении артистов Театра имени Якобсона наполнился флиртом, ревностью, изменой и отчасти грешными помыслами. Изменения, произведенные Баром, вдохнули в "Спящую красавицу" французский шарм и сладостную истому. Лучшими эпизодами спектакля можно считать ансамбль фей в прологе и сцену видения Авроры во втором акте. Гармония и согласованность танца фей, казалось, источали миро и навевали блаженство. Эмоциональным уточнениям подверглась и сцена видения Авроры: подруги принцессы, ранее определяемые как нереиды (морские русалки), трансформировались в дриад, а точнее, в кокетливых эльфов под предводительством толкиновской Галадриэль-Авроры, которые увлекают жаждущего любви Дезире в свои райские кущи, манят его, дразнят и распаляют страсть. Удивила изобретательность хореографа в использовании не очень многочисленного кордебалета. Господин Бар перемешивает дриад, словно заправский фокусник, объединяя линии, тасуя четверки в тройки, размашисто раскидывая их по всему пространству сцены, что даже сразу и не поймешь недостачу женского кордебалета. И тем огорчительнее провал вальса из первого действия, сочиненный на шесть пар, что для академического театра все же маловато. Мариус Петипа мог позволить одной части кордебалета бесконечно долго раскачиваться в балансе, а сам в этот момент выстраивал многоплановую композицию с детьми, фигурантами, гирляндами и корзинками. Но в условиях дефицита персонала в Театре имени Якобсона такой ход попахивал профанацией. Шесть топчущихся пар с куцыми гирляндами не в состоянии заменить 16 пар взрослого кордебалета и 12 — детского. Вместо роскошного образа цветущего версальского сада — забетонированная площадка с чахлыми деревцами в кадках, таким получился "Вальс цветов" в новой постановке. К сожалению, технические возможности труппы не позволяют реализовать замысел балета-феерии, который обозначен на афише: знаменитая панорама представляет собой скольжение лодки по планшету сцены в клубах ядреного дыма, вызывающего дружный кашель в разных точках зала.
Труппа Театра имени Якобсона очень старалась доказать, что и им классика высшей пробы по плечу: все-таки большинство танцовщиков — выпускники Академии русского балета имени Вагановой (пусть и не все являлись отличниками учебы), этого незыблемого оплота балетного академизма. Алла Бочарова и Андрей Сорокин (из первого выпуска проекта "Большой балет") видимых трудностей не испытывали, а госпожа Бочарова продемонстрировала значительный апломб в сложнейшем адажио с розой, величаво застывая в аттитюде, прежде чем подать руку следующему кавалеру. Порадовало па-де-де последнего акта — без залихватских и размашистых бросков ног до уха, но с очень деликатными мелкими движениями, в которых была явлена вся стать порфирородной особы. Господин Сорокин расчетливо распорядился всем богатством вариаций, что подарил ему господин Бар, особо прельстив бесшумными приземлениями. Дарья Ельмакова (фея Сирени) оказалась несомненной победительницей конкурса красоты среди фей. А еще "Спящая красавица" презентовала совершенно потрясающего Андрея Гудыму в двух маленьких ролях. На генеральной репетиции он вышел в образе жутко кровожадного Волка, устроив на сцене лютый мини-триллер. На премьере он постоянно оттягивал на себя внимание в роли Каталабюта — истинного царедворца, выдающегося пресс-секретаря, способного донести до общества смысл малейшего шевеления бровей вышестоящего начальства.