Гусь печальный

Проза Виктора Астафьева во МХАТе


На Новой сцене МХАТа имени Чехова состоялась премьера спектакля "Пролетный гусь" по двум рассказам Виктора Астафьева (собственно "Гусь" и "Бабушкин праздник"). Постановка не значилась в планах театра, но стала одним из самых заметных свершений нового, "табаковского", репертуара.
       
       В репертуар нынешнего МХАТа имени Чехова новые названия попадают самыми разными путями. Один спектакль делается "по завещанию Олега Николаевича", другой рождается из насущной необходимости наполнить кассу, третий заваривается, чтобы занять простаивающих народных артистов, четвертый ставится просто для порядку. "Пролетный гусь" попал сюда неожиданно. Сначала он был диким — педагог и актриса Мария Брусникина по собственной инициативе, вне репертуарных планов занималась с молодыми актерами современной прозой. Время от времени они устраивали на малой мхатовской сцене литературно-театральные вечера, приглашая на них друзей, коллег и знакомых театралов. Постепенно по Москве пошли слухи: мол, пока все пристрастно обсуждают противоречивые репертуарные новинки Олега Табакова, молодые актеры незаметно делают благие дела. Один из таких полудомашних спектаклей, сделанный по рассказам Виктора Астафьева, наконец увидел худрук. "Гусь" был немедля одомашнен и включен в афишу только что открытой Новой сцены МХАТа. Теперь на него продают билеты всем желающим.
       Репертуарные пристрастия господина Табакова иногда кажутся труднообъяснимыми, но в данном случае его выбор как раз понятен: в "Пролетном гусе" действительно есть чему обрадоваться. Собственно, сам сюжет первого из двух рассказов вдохновляющим никак не назовешь. Больше того, он просто очень угнетающий, без следа той пресловутой просветленности, которую принято числить за любым приличным почвенником. Мрачнейшее, безысходное сочинение покойного классика — о том, как в послевоенном Советском Союзе простые бесхитростные люди, прошедшие войну и едва вставшие на ноги, физически вымирают, вытесняются из жизни, в то время как торжествуют мерзкие партийные карьеристы. У героини сначала умирает маленький ребенок, затем сгорает от скоротечного туберкулеза муж, а в конце она сама засовывает голову в петлю.
       Играют Астафьева без инсценировки, на почти пустой сцене, в простых темных одеждах, без запоминающихся мизансцен, метафор и каких-либо прочих сценических затей. Такой театр принято называть литературным и считать неполноценным, культуртрегерским жанром: давно уже пережитый сценой приоритет слова здесь закреплен правилами игры, а амбиции режиссеров и актеров изначально ущемлены. Но вот под руководством Марины Брусникиной молодые мхатовцы нашли удачный баланс между актерством и простым посредничеством между текстом и залом. Ни одно слово не глушится, не теряется, но назвать происходящее читкой язык не повернется. Режиссер делает простой, но эффектный ход: по ходу дела она отбирает роли у одних актеров и передает их другим. Поэтому персонажи совсем не сливаются с исполнителями, и текст на сцене действительно живет объемной самостоятельной жизнью. От страшной астафьевской истории не отвлечься и не спрятаться. Но речь идет не о банальной сентиментальной жалости к персонажам, а о неподдельной экзистенциальной черноте.
       Впечатление от "Пролетного гуся" очень сильное, и в антракте публика выглядит действительно подавленной. Второе действие, очевидно, задумано как контрапункт. Рассказ "Бабушкин праздник", написанный от лица мальчика, рисует почти идиллические картины деревенского семейного торжества. Здесь больше света, шуток и очень много желто-красных яблок в корзинах, но действует вторая часть гораздо слабее. Она запоминается только финалом, в котором опять же выясняется, что тот праздник был последним, а сразу после него родные героя стали один за другим вымирать. Все-таки для такого рода театра трагическая густота гораздо выгоднее, чем добродушная нирвана. Да и актеров в серьезной русской театральной школе как высшей доблести учат страдать и только потом уже, факультативно,— забавлять, радовать или дурачиться. Что, в свою очередь, отражает состояние национально-почвенного духа: праздники у нас по-прежнему оказываются менее убедительными, чем бедствия.
       
       РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...