Сделаем Америку снова
Михаил Трофименков о возвращении «Шоугелз» на большой экран
"Шоугелз" Пола Верхувена, баллада о беспощадных девках Лас-Вегаса, повторно вышла в мировой прокат отреставрированной в формате 4К: ничего смешнее в кинобизнесе давно не случалось. В самом возвращении шедевра 1995 года, пахнущего потом танцовщиц, кокаином, спермой и кровью, ничего смешного нет. Уморительно жалок стон покаяния, который издал интернациональный хор кинокритиков
Фото: DIOMEDIA / Entertainment pictures
Фото: AFP / Collection Christophe
Фото: AFP / Collection Christophe
21 год назад золотые перья мира смешали Верхувена с грязью. The New York Times цедила: в фильме "никто не умеет играть". Variety ужаснул "немыслимо разухабистый и вульгарный" опус. Влиятельный Джонатан Розенбаум (The Chicago Reader) морализировал: "Цинизм сценариста и режиссера проистекают из их отвращения как к персонажам, так и к зрителям".
Бумеранг вернулся: циничные прокатчики используют те стародавние зубодробительные оценки в рекламной кампании "Шоугелз" как "аргумент от обратного". Зато критики прозрели. В 1996 году Жан-Франсуа Роже (Le Monde) припечатал: "Пустота, даже сознающая свою пустоту, остается пустотой". Теперь уверяет: вышло недоразумение. "Верхувен описал пустоту Лас-Вегаса, а мне показалось, что и на экране сплошная пустота. А фильм отнюдь не пустой. Искусство всегда опережает свое время". Один к одному — советские преподаватели научного атеизма, в одночасье уверовавшие.
Впрочем, зрители в кои-то веки согласились с экспертами. Обойдясь в $45 млн (по тем временам — это о-го-го), "Шоугелз" получили жесточайшее прокатное ограничение NC-17 и собрали $38 млн. Впервые за 23 года со времен голландской молодости Верхувена его фильм не вышел в лидеры проката. И это — после сногсшибательных "Вспомнить все" (1990) и "Основного инстинкта" (1992). В конечном счете продюсеры внакладе не остались, фильм вошел в двадцатку бестселлеров MGM. Но только благодаря видеорынку, на котором споро заработал свыше $100 млн. Очевидно, потребители сочли его отменной "порнушкой": на грани порно Верхувен, да, мастерски балансировал.
Но в марте 1996-го "Шоугелз" завоевали беспрецедентные семь "Золотых малин" (из 13 номинаций), включая призы за худший фильм, худшую режиссуру, худшие женскую (Элизабет Беркли) и мужскую (Кайл Маклахлен) роли.
Такой провал не каждому дарует судьба. Надо быть великим и ужасным Верхувеном, чтобы так провалиться и принять провал так, как принял его он, невозмутимо явившись на торжественное вручение антипризов: за всю историю "Малины" ни у кого из режиссеров духа на это не хватило.
Режиссерам поименитее, чем Верхувен, хватало меньшего поругания, чтобы их вынесли из Голливуда вперед ногами. А уж таких, как Верхувен, европейских умников, поплывших против течения, "фабрика грез" просто перемалывала. Милош Форман после провала своего первого и лучшего голливудского фильма "Отрыв" (1971) отсиживался в гостиничном номере, пока не почувствовал, что выгрыз из ума и сердца остатки европейской чувствительности. Роман Полански вообще едва успел "добежать до канадской границы". Верхувен же не только не отправился пасти гусей на голландскую ферму — он даже не впал в продюсерскую немилость, получив возможность снять безумный "Звездный десант" (1997), пророчество об 11 сентября и "войне с террором".
Голливуду он оказался не по зубам. Не Голливуд использовал его талант: он сам воистину цинично попользовался уникальными голливудскими возможностями, чтобы снимать что хочет, чтобы высказать Америке все, что он о ней думает, и только после этого вернулся в Европу. "Черная книга" (2006) и "Она" (2016) утвердили его в статусе единственного (ну еще Клинт Иствуд) мастера, в немыслимом возрасте (он родился в июле 1938 года) не только не утратившего, но приумножившего режиссерскую мощь.
А я вот ностальгически вспомнил, как 21 год назад Париж буквально подпрыгивал от нетерпения: когда же, когда "Шоугелз" выйдут в прокат. "Некоторые животные были более равны, чем остальные" и раздобывали пиратские копии для своих. У одного из них я — были там и Полански с Ришаром Боренже — оказался на вечеринке. Хозяина квартиры на Елисейских Полях (объехать ее можно было разве что на мотоцикле) звали просто: Поляк.
В тот вечер воплотилась утопия преодоления грани между экраном и залом. Вдоль стен терпеливо цедили коктейли десятки, если не сотни красавиц, известных Парижу как "русские манекенщицы". "Поляк" торговал кокаином в промышленных количествах: это был секрет Полишинеля. Но через несколько лет, когда Франция, наконец, зажмурив от ужаса глаза, отправила его на нары, инкриминировали ему "попытку изнасилования русской манекенщицы". Не состав преступления, а шедевр абсурдистской поэзии.
Так ведь с героями "Шоугелз" та же петрушка. Ты можешь ломать ноги конкуренткам, торговать женщинами, а то и зверски глумиться над ними, но если понесешь наказание, то вовсе не за это. Серьезные "обратки" прилетают исключительно неофициальным образом. И апартаменты Поляка источали тот же, что и фильм, запах — запах денег, запах шоу.
Если бы миром "Шоугелз" правила мафия, как правит она Лас-Вегасом в "Казино" Скорсезе, то взятки с Верхувена были бы гладки: никто бы не обвинял его в цинизме и вульгарности. Скандальность фильма — в криминальности сознания совершенно законопослушных бизнесменов. Главный гад вообще шантажирует Номи (Беркли) ее стародавними приводами за проституцию и наркотики.
Верхувен — абсолютный реалист и гениальный аналитик. Даже в "Звездном десанте" — со всеми его инопланетными тараканами, разбомбившими Буэнос-Айрес,— он "всего лишь" препарирует механизмы пропаганды, способной увлечь землян в крестовый поход против любых тараканов. В своем новом шедевре "Она", притворяющемся черной, психопатологической комедией, он трепанирует череп французского (и европейского в целом) "интеллектуального класса", способного переварить и выплюнуть любого серийного маньяка, но лишающегося чувств, если собеседник неправильно употребит деепричастный оборот.
В "Шоугелз" Верхувен не судил и не осуждал. Он просто показал механику не шоу-бизнеса (это было бы еще полбеды), а бизнеса как такового. Это, безусловно, великий политический фильм. Настолько политический, что его не поняли самые радикальные адепты политического кино. Любой голливудский фильм — это фильм об американской мечте. Чужак Верхувен снял ее универсальную формулу, и не его вина, что Номи гонится за мечтой нагишом, а не одетая в дьявольское Prada. Мечта-то универсальна, и кто, как не Голливуд, десятилетиями внушал миру, что нет лучше бизнеса, чем шоу-бизнес.
"Пионер", 26 ноября, 20.30 и 20.35