Скульптор, живописец, график Алексей Морозов делит жизнь между Москвой и итальянской Луккой. В Москве он командует Московским государственным академическим художественным училищем памяти 1905 года, в Лукке работает над своими скульптурными проектами. Его выставка Pontifex Maximus откроется в феврале в Музее современного искусства на Гоголевском бульваре. О роли классики мы говорили, поглядывая на часы Blancpain, которые он носит на запястье.
Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ
— Я оказался в Италии, потому что мне нужны были исполнители, литейщики. Если вы работаете с бронзой, Италии вам не избежать. Здесь занимаются литьем не первый век, конечно, многие мастерские уже не существуют, другие сменили хозяев, но все равно качество их несравнимо с тем, что можно было получить на наших художественных комбинатах даже в лучшие их годы, не говоря уже о том, в каком они состоянии сегодня.
Впервые я приехал в поисках исполнителей в Болонью в 1999 году и с тех пор храню верность итальянским литейщикам. Это удивительные люди, сопротивляющиеся всем сладкоголосым сиренам феминизма. Я во всем доверяю женщинам, но все-таки литье в земле это мужская работа.
Вы помните "Бенвенуто Челлини" Берлиоза, когда скульптор спасает свою жизнь и жизнь своей возлюбленной тем, что хорошо, правильно и с уважением к мелким деталям отливает своего Персея на глазах у кардинала Сальванти? Считайте, что это опера о важности литейной работы. Челлини ругают за то, что он слишком подробен, что крупная пластика у него детализирована, как мелкая, но по мне его Персей с Медузой не хуже его Салеры, а ремесленная работа выше всяких похвал. Ну а "Жизни Бенвенуто Челлини", мне кажется, всякий позавидует.
Blancpain Villeret Ultraplate
Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ
Между художником и зрителем есть посредник — ремесло. Традиция. Если мы работаем не словом, а материалом, мы делаем вещи вполне традиционные — несмотря на формы. Можно думать, что угодно, но от техники не уйдешь. Это, по-моему, относится ко всему, что нас окружает. Наш мир должен быть красив и качественен. Относится ли это к нашим квартирам, нашим одеждам или нашим часам.
Свои Blancpain я купил в московской галерее "Актер" десять лет назад. Не думайте, что я пришел и выбрал то, что приглянулось. Я так не могу. Я всегда должен объяснить себе, что и зачем я делаю.
Долгие годы я носил золотые электронные часы Zodiac с рубиново-красным циферблатом. Я купил их на парижской барахолке, потому что они напомнили мне советские электронные часы отца, они мне нравились, я с ними не расставался, но у меня их украли.
Мне нужны были новые часы. Я потратил время на то, чтобы правильно их выбрать. Если мне предстоит серьезная покупка, я стараюсь проанализировать ситуацию, ведь до этого я не имел никакого отношения к часовому рынку.
Алексей Морозов, Caryatid Supersonic
Остановился я на Blancpain сразу по нескольким причинам. У часов этой марки — собственный, произведенный на мануфактуре Blancpain в Ле-Брассю механизм, а мне нравится, когда люди делают все сами от начала до конца. У этих часов хорошо нарисован циферблат, они тонкие и хорошо сидят на запястье. Меня всегда раздражали массивные часы — всяческие "котлы" из нагромождения драгметаллов, мне казалось это абсолютно несовместимым с хорошим мужским костюмом, а я любитель хороших костюмов, почти профессионал. Мои Blancpain c кожаным ремешком идеально походят под костюмную рубашку, но в то же самое время не скучны, их вполне можно надеть со свободной одеждой, с джинсами. Я выбрал белый, графичный циферблат и с тех пор ношу часы не снимая, слежу за ними, отдаю в регулярную чистку и надеюсь, что они проживут со мной еще очень долго.
Забавно, что у этих часов — отдаленные скульптурные корни. Как известно, у Blancpain есть родственная марка Jaquet Droz. Ее основатель Пьер Жаке-Дро делал движущиеся часовые скульптуры, автоматы-андроиды, которые писали слова на бумаге и играли на музыкальных инструментах. То ли часовщик, то ли художник, то ли колдун. Его родственником был работавший одно время в Петербурге часовщик Абрахам Сандоз. А в книге Николая Одноралова о художественном литье рассказывается о том, что этот Сандоз помогал Этьену Морису Фальконе в зачеканке швов Медного всадника.