Триумф Франсуа Фийона на праймериз с откровенно резкой программой либеральных реформ в экономике меняет ход президентской гонки во Франции. Теперь придется конкурировать программами, а не пиар-машинами
Франсуа Фийон 5 лет был премьером, 7 лет министром на разных постах, 26 — депутатом и 18 — мэром. Станет ли он президентом Франции?
Фото: AP
Говорят, победа этого политика на праймериз с участием полдюжины кандидатов от правых партий расстроила карикатуристов и имитаторов всех мастей. Их можно понять: к Фийону так просто не подберешься — он слишком нормален. "Его не подделаешь",— шутили в пресс-службе, когда тот был премьером при президенте Никола Саркози.
Премьер примерного поведения
Судите сами. Сын нотариуса и преподавательницы истории, он родился в регионе Земли Луары. Учился в католической школе, был скаутом, всегда причесан и сдержан, здорово говорит, но не любит пускать пыль в глаза, женат 36 лет (причем не только расписан в мэрии, но и обвенчан в церкви), растит пятерых детей, младший из которых, Арно, как-то объяснил публике, что папа (к тому времени премьер-министр) задерживается на работе, потому что чинит компьютеры.
В этом тоже часть правды: компьютеры — его страсть. Как и автогонки — Фийон родился в Ле-Мане, где проходят знаменитые "24 часа Ле-Мана", старейшие в мире гонки на выносливость: команде из трех гонщиков надо продержаться на трассе сутки, рассчитав расход топлива, износ шин и силы пилотов, которые меняются на питстопах не раньше, чем через два часа.
Словом, выносливость у него в крови, но вот о личной жизни известно мало. То ли дело конкуренты по праймериз — Никола Саркози или Ален Жюппе — те любили выставлять напоказ себя и свои амбиции, чего стоит ужин в четырехзвездном Fouquet's, который закатил Саркози, став президентом в 2007-м. На их фоне Фийон, которого не ухватишь ни за спонсоров, ни за смену идеалов ("Я голлист 30 лет") и который при первой возможности сбегал из Парижа в семейную гавань, в ранге главы правительства выглядел скучно. Как Жорж Помпиду — единственный, кто был премьером Франции дольше него. А потом сменил на посту президента Шарля де Голля.
Впрочем, о президентских амбициях Фийона не думали. "Такие не рулят",— говорили про него соратники по правому лагерю, используя выражение экс-президента Жака Ширака. И клеили обидные ярлыки — "вечно второй", "мистер Никто" (намек на жену из Уэльса и репутацию англомана — поклонника Тэтчер). Что перед ними кандидат во "французские Трампы", политик, способный оседлать нежелание масс подчиняться элитам, которые за них все решают — или, как говорит сам Фийон, "проводят в жизнь сценарии, написанные заранее",— этого до праймериз никто не увидел. Да и как было это сделать: Фийон — кто угодно, но только не популист.
Сейчас властители дум эхом ахают от Франции до Америки: да как же это мы так? Было ведь очевидно...
Возмутитель спокойствия
Возможно, одним из самых ценных признаний Фийону стоит считать реплику старого анархиста Рено. Этот певец бунтов и окраин, свой в доску для левых и бунтарей, присмотрелся к этому "вечно второму", и вдруг — еще в марте — брякнул: "Да это ж нормальный парень!" Певец разъяснил: голосовать за левых не буду, а за Фийона пойду, если выиграет праймериз.
Феномен Фийона в том, что он убеждает. Это показали праймериз, которые экс-премьер выиграл, хотя стартовал с большим отставанием от фаворитов. Вот только за пять месяцев до выборов президента предстоит убедить не только своих правых республиканцев, но и сторонников двух других полюсов французской политики: левых (их праймериз в январе 2017-го) и националистов (Марин Ле Пен уже рвется в бой). Каковы шансы?
Многие левые отдают должное Фийону: он вернул политике содержание, которого ее лишила пять лет назад победа Олланда,— этот самый непопулярный президент Пятой республики правит по обстоятельствам. Именно радикальность программы Фийона, который предлагает жесткий вариант реформ а-ля Тэтчер с отменой 35-часовой рабочей недели, сокращениями госслужащих, повышением пенсионного возраста, ослаблением налогов на бизнес, и заставит шевелиться его оппонентов. Цель реформ Фийон называет прямо — вернуть капиталы, которые социалисты распугали налогами, завести экономику и сделать ее конкурентоспособной, пока Францию не вышибли из игры. В общем, гонка на выносливость — как в Ле-Мане.
Теперь уже левым нужно формулировать контрпроект, а вот это проблема. Первоначально-самодовольная реакция околовластных структур и аналитиков — мол, Фийон будет легким соперником, "тэтчеризм во Франции не прокатит" (какой же дурак захочет голосовать за то, чтобы жилось хуже?) — сходит на нет. Опросы показывают: если бы голосовали сейчас, неделю спустя после праймериз, Фийон вместо 65 процентов взял бы все 80.
Нынешний премьер Манюэль Вальс (кстати, возможный кандидат в президенты от левых) напоминает: на праймериз в 2012-м за кандидата Олланда проголосовали 2,9 млн французов, а голосовать за Фийона пришли больше 4 млн! И что этому противопоставить? Общие рассуждения про прогресс? Раздражающие французов обещания увеличить въезд иммигрантов, чтобы заручиться их голосами? Призывы к отстаиванию социальных благ и классовых завоеваний, которые все больше напоминают корпоративные привилегии? К тому же Фийон убедительно разъясняет, как это угробило экономику... В общем, в январе левых ждут тяжелые праймериз, и не факт, что после них они пойдут на выборы с каким-то другим проектом, кроме борьбы за наследство президента Олланда.
Переполох и у крайне правых. Как признает Марион Ле Пен, член исполкома "Национального фронта" и племянница лидера партии: "Фийон для нас — стратегическая проблема". В самом деле, этот кандидат бьет по основам "Нацфронта": мощный католический электорат из-под Марин Ле Пен он выбивает самой своей биографией. Равно как и тех, кто недоволен уравниванием в правах традиционных и гомосексуальных семей.
Ну а про избирателей, недовольных тем, что Олланд втащил Францию в никому ненужные контры с Россией, и говорить нечего: пока об особых отношениях НФ с Москвой только гадают, а вот особые отношения президента РФ с кандидатом Фийоном — факт. Они завязались между 2008-м и 2012-м, когда оба были премьерами в своих странах, поддерживались двумя плановыми встречами в год. Во время одной из них, по словам парижского очевидца, на нетерпеливый вопрос Фийона: "Сможем ли мы однажды поговорить откровенно?" последовал ответ Владимира Путина: "Вы полагаете, наши дипломаты нам это позволят?". Как знать: возможно, время откровенности не за горами.
Что же касается "фирмы Ле Пен", то Фийон, похоже, точно ставит диагноз: "Национальный фронт" не привык иметь дело с правыми, которые объединись вокруг проекта, им нужны робкие правые, электорат которых легко раздергать. Дебаты на сайтах "Нацфронта" подтверждают диагноз: "И кто мы теперь, по отношению к этому Фийону: правые или левые? — гадают там активисты партии, которая еще вчера казалось непобедимой.— За кого бороться на этих выборах?"
Всего-то и нужно было, объясняет Фийон, сказать французам: вас решили не ждать за столом большой национальной политики, а мы никому не позволим решать за вас. "Поверьте, после этого они сами рванут на выборы,— говорит он, доказывая, что постулаты демократии не утратили силы в эру глобализации.— История Франции — это история постоянного неподчинения". Фийон и сам умеет не подчиняться: три года назад, проиграв аппаратную борьбу в партии республиканцев, он буквально выгрыз условие, чтобы в программу были вписаны выборы кандидата в президенты на праймериз, то есть не аппаратом, а всенародно.
Во Франции это называется голлистской традицией — в сложных ситуациях давать слово народу: идти на референдум, на праймериз. Но возможна и другая трактовка — так сказать, императорская. "Не бойтесь народа,— говаривал Наполеон III своим министрам.— Он еще больший консерватор, чем вы..."
"Его не подделаешь",— шутили в пресс-службе Фийона, когда тот был премьером при президенте Никола Саркози