1 декабря президент России Владимир Путин обратился к Федеральному собранию с ежегодным посланием. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ приходит к выводу, что это послание ему напомнило одно из уже произнесенных однажды всуе. И рассказывает, какое. Кроме того, ему удалось выяснить, какие именно новые налоги ожидают страну с 1 января 2019 года, то есть вскоре после президентских выборов.
Послание президента было в общих чертах готово, по данным “Ъ”, примерно месяц назад. После этого его проект поступил сразу по нескольким адресам для внутреннего обсуждения и корректировок. Особенность этого послания состоит в том, что оно после всех правок, в том числе и окончательных президентских, почти не изменилось. В этом, можно сказать, даже его уникальность: обычно все, кто способен (а способными оказываются все), начинают лихорадочно работать над текстом, предлагать изменения, поправки, дополнения, и в конце концов от окончательного текста, который на самом деле нравился всем с самого начала, почти ничего не остается.
Это послание оказалось избавлено от всех этих хлопот, и только Владимир Путин внес в последний момент еще несколько правок: в основном, по данным “Ъ”, дописывал, а не сокращал.
Может, поэтому послание и оказалось в конце концов таким спокойным и таким непредвыборным (действительно, в том, каким предвыборным бывает послание, нам предстоит еще убедиться, похоже, через год).
И даже, можно сказать, убаюкивающим.
Члены Федерального собрания также в этот день были в целом милы и рассеянны. Бывший тележурналист Евгений Ревенко мечтательно говорил о том, что, может быть, Владимир Путин поздравит его с днем рождения, и тут же уточнял, что в этот день, 1 декабря,— день рождения не его, а «Единой России».
То есть все-таки и его тоже — как федерального, черт возьми, политика.
Про день рождения сказал мне и Вячеслав Фетисов.
— И вы тоже? — удивился я.— Вроде вы давно избавлены от таких нежностей.
— Почему? — удивился он.— Такой день! Будем широко отмечать!
Выяснилось, что он ведь имел в виду день рождения хоккея.
И он же оказался днем смерти шахмат. Об этом я подумал, когда увидел еще одного депутата Госдумы, Анатолия Карпова. Казалось, мы расстались только рано утром, оторвавшись наконец от экрана телевизора, перед которым в компании единомышленников смотрели тай-брейк Магнуса Карлсена и Сергея Карякина. Теперь Анатолий Карпов находился в Александровском зале Кремля, а мысленно — конечно, все там же, в Нью-Йорке. И ему по-прежнему не давала покоя та, третья партия, когда счет был еще равный:
— Да ведь мог он выиграть, мог! И одним ходом потерял все!.. А потом уж вынужден был играть на победу, а это слишком тяжело…
Анатолий Карпов оказался яростным болельщиком Сергея Карякина, кто бы мог подумать.
Тут я обнаружил, что журналисты, рассеянные по Александровскому залу, вдруг начали стремительно стягиваться ближе к входу. И рой журналистов становился все больше, вел себя все агрессивнее и медленно перемещался по залу, обрастая новыми людьми и подробностями. Трудно было не то что разглядеть, а даже предположить, кто там, в центре. Хотя ведь можно и даже должно было. И я не удивился, обнаружив в конце концов там, в самом чреве этого гудящего роя, сметающего все на своем пути,— стулья, столики с пирожными и стаканами с минералкой, а также не нужных в это мгновение никому, брошенных, отданных на растерзание друг другу членов Федерального собрания… Да, это журналисты пытались разговорить нового министра экономического развития Максима Орешкина.
А ему всего-то надо было от входа в Александровский зал повернуть налево, к входу в Андреевский, и там было спасение, потому что там уже не было журналистов, остервенело топчущих ноги друг другу и ему, ему тоже… А он по неопытности повернул, наоборот, вглубь Александровского зала и теперь брел по нему сам не зная куда, да еще делал вид, что его очень интересует мобильный телефон, в который он старался углубиться…
Потом Максим Орешкин убедился, что это путь все же в никуда, развернулся и побрел обратно, не говоря ни единого слова (а потому что и нечего было ему сказать, совсем ведь нечего, впрочем, и любой вздох его сейчас был бы истолкован многозначно, поэтому он, возможно, уже и не дышал, по крайней мере не производил впечатление человека, который последние несколько минут в этой давке дышит), и рой загудел на этот раз тревожно и не очень довольно, рою потребовалось некоторое время, чтобы выполнить вместе с ним этот непростой маневр, произвести разворот, но и это было в конце концов преодолено…
Тем временем Максим Орешкин дотащил все же и себя, и весь рой до входа в Андреевский зал, а там уж нового министра подхватили те, кому было положено, он все-таки вышел сухим из воды, и рой сразу сам растворился, казалось, в самом себе, то есть мгновенно перестал существовать, и теперь то в одном, то в другом углу зала мелькала то одна, то другая одинокая камера, лишившаяся высшей цели своего существования и перебивавшаяся теперь перебивками…
И даже Владимир Жириновский, появившийся в зале, не смог привести в чувство всех этих людей, хоть и был так же хорош, как всегда. За ним стояли его партийцы, иранский журналист спрашивал его, какие шансы у Ирана на подлинную, а не мнимую дружбу с Россией, и Владимир Жириновский требовал от соратников по ЛДПР подойти ближе к нему и особенно указал на это ребенку, который как-то смог пробраться в этот зал, улизнув, видимо, все-таки от настороженных проверяющих дяденек на входе, и теперь готов был, если надо, подпереть Владимира Жириновского своим хоть и хрупким, но все-таки плечом… Впрочем, был тут и масштабный Михаил Дегтярев, председатель комитета по физкультуре, спорту, туризму и делам молодежи, на чьи плечи можно было возложить вообще все что угодно, и он бы не заметил, даже если бы захотел… А ребенку в конце концов оказался 21 год (а ведь не дать больше 17, если это тут комплимент).
— Надо же знать в России, что такое Иран! — объяснял Владимир Жириновский иранскому журналисту.— А то у нас в голове только то, что там Грибоедова убили! Прошло 150 лет, а от школьных учебников осталось, что где-то там в Персии убили нашего поэта!.. Вместе покончим с террором и с коммунизмом!.. Сюда, еще ближе (это он командовал подростку.— А. К.)!
Он уже рассказывал, что хорошим министром, отвечающим за развитие экономики всей страны, может быть только тот, кто поработал и губернатором, и кем-то там еще, и тот, который бывал где-то кроме Москвы, Сочи и Петербурга («А он бывал где-то еще?!»).
— Ему же некого спросить! — воскликнул Владимир Жириновский.— Если около меня стоит молодой депутат, то вот он стоит и все время учится, а у кого будет стоять министр экономического развития? Около Медведева? Около Путина? Может, он гений, я не знаю! Я знаю, что он работал в банке. И что, он будет проводить политику в пользу банков? Этого нам не надо! Нам надо проводить в пользу производства!
— А если бы вам предложили пойти в министры, пошли бы? — спросил я подростка.
— Конечно, нет! — с искренним возмущением ответил он, Василий Власов, близко наклонившись к телефону, на который я записывал его слова: чтоб ни одно не пропало, значит, зря.— Одно дело — работать в правительстве, другое дело — в Госдуме! Ведь в Госдуме люди разного возраста представлены, разного достатка и разных регионов — и я тоже! Если меня спросят о делах молодежи — я готов рассказать! А министром — зачем?!
Максим Орешкин, принимая решение, был настроен, видимо, по-другому. Хотя и о делах молодежи тоже может рассказать со знанием дела.
Вся эта противоречивая, кипучая, бурчащая масса устроилась в конце концов в своих креслах в ожидании президента, и он появился перед ними вовремя, в полдень, и зачитал. Почему нельзя было просто раздать, кстати, текст и не тратить на зачитывание час? Нет, ни в коем случае. Надо, чтоб всем было ясно: это сказал именно он. Это его слова, и отныне его, произносящего их, ни с кем не спутаешь, даже если очень захочешь. За эти слова придется отвечать, и не ему, а им, сидящим в зале, причем перед ним же.
Сначала президент отдал должное организации избирательной кампании в Госдуму (то есть, видимо, прежде всего ее нынешнему спикеру Вячеславу Володину).
— Вы знаете,— сообщил президент,— что инициатива о возвращении к смешанной модели выборов депутатов Государственной думы была поддержана в послании 2012 года. Это был принципиальный шаг навстречу общественному мнению.
То есть и он сам поучаствовал так или иначе в этих выборах. Интересно, вспомнил бы Владимир Путин об этой инициативе, если бы «Единая Россия» выборы провалила?
Между тем именно эта инициатива и обеспечила ведь в конце концов сокрушительное представительство «Единой России» в Госдуме. Впрочем, справедливости ради, кандидаты «Единой России» для этого еще и должны были выиграть в своих одномандатных округах.
Вспомнил господин Путин и про день рождения организации — на радость Евгению Ревенко:
— Конечно, особая ответственность на партии «Единая Россия», которая, кстати, сегодня отмечает свое пятнадцатилетие!
Отметил, но не поздравил. Вернее, поздравил, отметив.
Он говорил теперь об отсутствии принуждения к единомыслию:
— Но это не значит, что, жонглируя красивыми словами и прикрываясь рассуждениями о свободе, кому-то можно оскорблять чувства других людей и национальные традиции!
Тут президент оторвался от текста послания и на ходу дописал его:
— Вы знаете, если кто-то считает себя более продвинутым, более интеллигентным, даже считает себя поумнее кого-то в чем-то,— если вы такие, но с уважением относитесь к другим людям, это же естественно!
Он таким образом признавал, что в оппозиции люди могут быть поумнее многих, и намекал, что не они одни такие и что есть такие же, которые не выставляют это напоказ, а умеют при этом уважать тех, кто не такой умный, и считаться с ними…
— При этом, конечно, считаю неприемлемой и встречную агрессивную реакцию, тем более если она выливается в вандализм и в нарушение закона. На подобные факты государство будет реагировать жестко! — добавил он.
Главное только, чтоб не так жестко, как с новыми академиками вышло. А то до сих пор мурашки по коже.
— Но хочу особо подчеркнуть: и в культуре, и в политике, в средствах массовой информации и в общественной жизни, в полемике по экономическим вопросам никто не может запретить свободно мыслить и открыто высказывать свою позицию,— произнес Владимир Путин.
Это хорошо, что такое было сказано в послании: в конце концов, при желании можно было и избежать такого абзаца. Будет хоть на что ссылаться свободно мыслящим, когда станут запрещать свободно мыслить.
— Можно ли достойно развиваться на зыбкой почве слабого государства и управляемой извне безвольной власти, потерявшей доверие своих граждан? Ответ очевиден: конечно, нет!
Потом некоторые недоумевали, что в послании ни слова не было сказано про Украину. Да как же не было?
— Наступающий, 2017 год — год столетия Февральской и Октябрьской революции,— затем сообщил Владимир Путин.— Это весомый повод еще раз обратиться к причинам и самой природе революции в России. Не только для историков, ученых — российское общество нуждается в объективном, честном, глубоком анализе этих событий. Это наша общая история, и относиться к ней нужно с уважением. Об этом писал и выдающийся русский, советский философ Алексей Федорович Лосев. «Мы знаем весь тернистый путь нашей страны,— писал он,— мы знаем томительные годы борьбы, недостатка, страданий, но для сына своей Родины все это свое, неотъемлемое, родное».
Этот период текста обнадеживал: судя по всему, на государственном уровне столетие ВОСР праздноваться в стране не будет. Обойдется, может, шквальной волной научно-практических конференций…
Я потом, в гардеробе Большого Кремлевского дворца, спросил главного раввина России, как он отнесся к этому замечанию Владимира Путина. Берл Лазар вздохнул:
— Конечно, отмечать нельзя. Вспоминать нужно. Как можно отмечать такие страшные события? Это как один человек убил бы сразу много людей, а потом каждый год отмечал это. Люди тогда ошиблись. Это же надо признать наконец!
Нет, подумал я, волной конференций не обойдется.
Между тем тон послания был пока каким-то нарочито сдержанным, без особых восклицательных знаков. Да и вообще считай что без них. Партеру и аплодировать-то, строго говоря, было нечему. Правда, иногда им все-таки удавалось за что-то зацепиться…
— Недопустимо тащить расколы, злобу, обиды и ожесточение прошлого в нашу сегодняшнюю жизнь, в собственных политических и других интересах спекулировать на трагедиях, которые коснулись практически каждой семьи в России, по какую бы сторону баррикад ни оказались тогда наши предки. Давайте будем помнить: мы единый народ, мы один народ, и Россия у нас одна,— говорил президент, и тут тоже не было никакого секрета: это была, видимо, сиюминутная реакция на недавнюю публикацию списков сотрудников НКВД, причастных к расстрелам 30-х годов прошлого века.
Владимир Путин решил, видимо, что внутренней политики в таком объеме для послания вполне достаточно (и это было очень мало в сравнении с обычной порцией), и перешел к экономике. Он говорил про улучшение медицинской помощи, организацию регулярной переподготовки врачей, удобную и простую запись на прием, про то, что надо за два года подключить к интернету все больницы и поликлиники страны (так же, видимо, как в свое время подключали школы), и про контроль за рынком лекарств.
Если его слушал кто-то, кроме тех, кто был сейчас в зале, это имело значение прежде всего для них, и более того — все остальное просто не интересовало.
Ликвидировать третьи и вторые смены в школах (об этом — не так настойчиво, даже вскользь, и прозвучало как пожелание, потому что ясно, что это выполнить потруднее, чем все, что выше, вместе взятое), поддерживать волонтерские, благотворительные, некоммерческие объединения… Тут представители НКО должны были вздрогнуть: они-то слишком хорошо помнят, как однажды были не к ночи упомянуты Владимиром Путиным в одном из посланий и что из этого потом вышло…
Но теперь и об этом было сказано, по всему видно, с сочувствием: потому что сказано было не про все НКО, а про социально ориентированные.
Владимир Путин пообещал за два года (то есть к президентским выборам) привести в порядок не меньше половины дорог в «крупных городах и городских агломерациях, где проживают около 40 млн человек».
— Необходимое внимание уделим и важнейшим федеральным трассам, и возведению объекта общенационального значения — Керченского моста, его строительство идет по графику,— сообщил Владимир Путин.
А на самом деле, чего уж там — с опережением идет. Похоже, раньше декабря 2018-го сдадут.
— Мы обеспечили макроэкономическую устойчивость, вот что очень важно! — воскликнул Владимир Путин.— Сохранили финансовые резервы! Не уменьшились, а даже подросли золотовалютные резервы Центрального банка! Если на 1 января 2016 года это было $368,39 млрд, то сейчас $389,4 млрд, почти $400 млрд!
Но все-таки еще не четыреста.
— Ожидаем, что по итогам текущего года значительно снизится инфляция, она будет ниже 6%! — продолжил он.— Напомню, что самая низкая инфляция зафиксирована в 2011 году, это было 6,1%… Это значит, что в следующем году мы действительно можем достичь целевого показателя в 4%. Это очень хорошие предпосылки для того, чтобы на базе здоровой экономики добиться существенного роста!
А всего-то — нефть перестала падать в цене. Пока что.
Нравится Владимиру Путину и ситуация в сельском хозяйстве, и предложил он поблагодарить его работников, и сказал развивать с их помощью особенно сельхозкооперацию, и дадут ей 13 млрд откуда-то взявшихся рублей…
Продукция ВПК, заказы Минобороны, IT-индустрия — все это почему-то растет, если жить, повнимательнее вчитываясь в послание и не глядеть по сторонам жизни, а вернее, получается, по ее обочинам.
Прозвучало наконец конкретное предложение: продлить льготы IT-компаниям по страховым взносам до 2023 года:
— Минфин просил меня не говорить, что это (рост налоговой выручки.— А. К.) только исключительно благодаря льготам, я говорю, что были и другие, конечно, инструменты поддержки отрасли, но все-таки надо признать, что эти льготы сыграли свою существенную роль в поддержке IT-компаний. И смотрите, в начале пути, в 2010 году, их налоговые отчисления составляли 28 с небольшим млрд руб., а через два года — уже 54 млрд руб. Представляете, какой рост!..
Президент поручил правительству «с участием ведущих деловых объединений не позднее мая будущего года разработать предметный план действий, рассчитанный до 2025 года, реализация которого позволит уже на рубеже 2019–2020 годов выйти на темпы экономического роста выше мировых».
Только один вопрос: а если цены на нефть опять упадут?
В послании есть более или менее загадочный абзац про налогообложение:
— Несмотря на внутриполитический календарь (то есть президентские выборы.— А. К.), нам все равно необходимо в 2018 году подготовить и принять все соответствующие поправки в законодательство, в Налоговый кодекс, а с 1 января 2019 года ввести их в действие, зафиксировав новые стабильные правила на долгосрочный период.
Речь идет, безусловно, о непопулярных мерах, иначе Владимир Путин не противопоставлял их президентским выборам. И это то, о чем источники “Ъ” в администрации президента как один отказались говорить. Впрочем, из достоверных источников мне все же стало известно, о чем идет речь.
В администрации президента и в правительстве не обсуждается введение прогрессивной шкалы налогов — это, по общему мнению, ударит по среднему классу и, скорее всего, не принесет бюджету денег: доходы уйдут в тень.
Впрочем, уже даже не обсуждается и, скорее всего, будет принято решение о повышении налога на доходы для физических лиц (НДФЛ) с 13% до 15%.
Цифра выбрана иезуитски верно: 15% — это вроде бы не смертельно, а все-таки почувствуем.
Кроме того, будет повышен НДС. Пока не принято окончательное решение, на сколько, но очевидно, что и в правительстве, и в администрации президента будут придерживаться примерно такого же подхода: чтобы было не очень болезненно, но ощутимо.
Кроме того, все согласились с идеей перенести тяжесть страховых платежей с компаний на граждан.
Согласны ли, осталось понять, будут граждане.
Так что в этой части послания оказались заложены фундаментальные идеи, давно бродившие в умах многих или по крайней мере некоторых экономистов. Однако теперь они примут форму прямых поручений президента, и эта реальность ждет нас с 1 января 2019 года.
Президент в очередной раз сказал про усиление ответственности «правоохранителей за фабрикацию дел, в том числе с целью помешать работе предпринимателей», про освобождение бизнеса от лишних инструкций, и «уже дал прямое поручение исключить трактовку работы самозанятых граждан как незаконной предпринимательской деятельности. Не нужно цепляться к ним по надуманным поводам. А чтобы таких поводов вообще не было, прошу в течение следующего года четко определить правовой статус самозанятых граждан, дать им возможность нормально, спокойно работать».
Прокомментировал президент и ситуацию с Алексеем Улюкаевым, впрочем, ничего такого:
— Ни должность, ни высокие связи, ни былые заслуги не могут быть прикрытием для нечистых на руку представителей власти. Однако до решения суда никто не имеет права выносить вердикт о виновности или невиновности человека.
Отчего-то президент предложил «запустить масштабную системную программу развития экономики нового технологического поколения, так называемой цифровой экономики». Даже не очень понятно, чего такого стряслось-то. Последние лет двадцать никто в стране по этому поводу вообще не беспокоился — и вот вдруг.
А, кажется понятно:
— Теперь это вопрос национальной безопасности и технологической независимости России, в полном смысле этого слова — нашего будущего! Надо провести инвентаризацию и снять все административные, правовые, любые другие барьеры, которые мешают бизнесу выходить как на существующие, так и на формирующиеся высокотехнологичные рынки! Обеспечить такие проекты финансовыми ресурсами, в том числе нацелить на эти задачи работу обновленного ВЭБа (Банка развития).
В связи с этим «перед фундаментальной наукой стоит двоякая задача: оценить, спрогнозировать тенденции будущего и предложить оптимальные решения для ответа на вызовы, с которыми мы столкнемся». Это Владимир Путин вернулся к теме недавнего заседания Совета по науке и образованию и к своей новой концепции: наука для ежедневной жизни людей, а не для самой себя, чем, конечно, расстроил фундаментальную научную общественность и лично президента РАН Владимира Фортова.
Президент заявил, что в России благодаря истории с допингом «будет создана самая передовая система борьбы с этим злом».
— Исхожу из того, что национальная программа противодействия допингу будет готова уже в начале будущего года.
Президент, видимо, хочет, чтобы российские паралимпийцы все-таки приняли участие в Олимпиаде 2018 года. А то, кроме него и самих паралимпийцев, этого никто из чиновников уже даже, кажется, и не хочет.
Внешнеполитическая часть послания была ритуальной, Владимир Путин говорил про то, о чем не мог не сказать: про «объединение усилий с США в борьбе с реальной, а не выдуманной угрозой — международным терроризмом», про то, что «именно эту задачу решают в Сирии наши военнослужащие. Террористам нанесен ощутимый урон. Армия и флот России убедительно доказали, что способны эффективно работать вдали от постоянных мест дислокации».
Столько было сказано по этому поводу и столько повторяется каждый день, что ничего нового даже выдумать уже нельзя.
Напоследок господин Путин констатировал, что главной повесткой дня становится наконец не выживание, а развитие, и на этом закончил.
Немного обидно, конечно, было слышать, что все последнее время мы опять лишь выживали.
Зато теперь в очередной раз забрезжила надежда.
И в этом смысле последнее послание Владимира Путина оказалось очень похоже на его первое послание. Та же идея и главное — примерно те же предложения.
Тогда на всех это произвело намного более сильное впечатление.
Так всегда бывает в первый раз.