Музей русского импрессионизма — один из самых обсуждаемых московских проектов этого года — появился на бывшей территории фабрики «Большевик» еще в мае. С его создателем, бизнесменом и коллекционером Борисом Минцем, поговорила основательница Pechersky Gallery МАРИНА ПЕЧЕРСКАЯ.
Борис Минц увлечен искусством искренне, так что, как и любой энтузиаст своего дела, говорить о нем готов долго и много. Впрочем, объяснить все он может и в нескольких словах или параллелях — например, сравнив искусство и вино. Ведь и правда, можно читать о вине сколько угодно, но, не попробовав, так ничего в нем и не понять. Так и с искусством, считает основатель музея русского импрессионизма.
— Вы открыли Музей русского импрессионизма, это большой проект, и его частью стали работы больших мастеров. Кажется ли вам важным поддерживать талантливых современных художников?
— Одна из целей нашего музея как раз поддержка и продвижение современных художников. Например, недавно у нас завершилась выставка Валерия Кошлякова, выдающегося художника, который совершенно изменил мои представления об искусстве.
— Валерий Кошляков — очень известный художник. Разве он нуждается в продвижении?
— Огромное количество посетителей музея не слышали о Кошлякове! Они приходят посмотреть на Серова, Поленова и других известных мастеров прошлого. Хотя, конечно, есть и те, кому Валерий Кошляков хорошо известен.
— Почему вы создали музей в честь такого неочевидного явления, как русский импрессионизм?
— Потому что он невероятный!
— Но вы же понимаете, что «русский импрессионизм» — весьма условный термин, тут вы выступаете скорее в роли исследователя. Кто помогает вам выбирать произведения для музея? Решать, какие из них можно отнести к категории «русский импрессионизм»?
— У меня есть команда, все новые произведения мы выбираем вместе. Правда, если мне предлагают купить то, что мне не нравится, это мы все же не покупаем. Мы абсолютно открыты, и нам легче, чем государственным музеям, потому что мы не связаны жесткими процедурами и подбираем коллекцию, исходя из своих собственных представлений. В то же время у нас есть другая проблема. Наше законодательство предъявляет разные требования к государственным и частным музеям.
— Что бы вы изменили в законодательстве?
— Я бы уравнял частные и государственные музеи. В Конституции написано, что деятельность не может зависеть от формы собственности. Мне обидно, что мы инвестируем большие деньги в наши проекты: продвигаем русское искусство, в том числе и за рубежом, но при этом вынуждены платить дополнительные сборы за то, что везем нашу коллекцию, например, в Болгарию или Венецию. Очень странная позиция.
Борис Минц. Фото: Георгий Кардава
— Как вы считаете, есть ли надежда на то, что закон, уравнивающий в правах государственные и частные музеи, все-таки примут?
— Я очень на это надеюсь.
— Вы будете содействовать?
— Мы ведем совместную работу с Министерством культуры. Ведь эти изменения могли бы оказать положительное влияние на отрасль в целом.
— В одном интервью вы не исключали, что ваш музей рано или поздно станет государственным.
— Это возможно, когда меня не станет. Мы готовим ряд проектов с национальными галереями: с Национальной художественной галереей Болгарии, у нас есть договоренность с Национальной картинной галереей Армении, с Национальной галереей Бельведер в Вене, со Словенской национальной галереей и другими. Пока мы еще молоды, у нас нет необходимого веса в культурной среде. Время покажет, как будет развиваться наш музей.
— Как он развивается сейчас? За его финансирование отвечаете только вы?
— Да. Конечно.
— Кто-нибудь из вашего ближайшего окружения поддерживает музей?
— Да. Например, коллекционер Рубен Геворкян, член попечительского совета музея, подарил нам несколько работ, одна из которых вошла в основную экспозицию. Для выставки Арнольда Лаховского коллекционеры предоставили нам порядка 20 работ. Мы со своей стороны предоставляем все условия для надлежащего содержания и экспонирования картин.
— А есть ли у вас произведения, которые вы не решились отдать музею и оставили дома?
— Конечно, у меня много работ, которые не имеют отношения к русскому импрессионизму и, соответственно, не могут войти в основную экспозицию музея.
— Случалось ли так, что вы упускали произведения, которые очень хотели купить?
— Есть такой художник — Евгений Столица. Я его просто обожаю, его работы представлены в экспозиции музея. Однажды я приехал в Лондон на аукцион MacDougall’s, увидел «Петербург в сумерках» Столицы и был очарован. Но забыл распорядиться, чтобы за эту работу торговались. На аукцион я остаться не мог и уже в Москве посмотрел на итоги торгов и увидел, что картину не продали. Я с содроганием ждал, пока Лондон проснется — а разница во времени тогда была четыре часа, — разбудил своих представителей, попросил их прямо с утра ехать в аукционный дом покупать ее. Но оказалось, уже поздно: после торгов работу все-таки купили.
Борис Минц. Фото: Георгий Кардава
— Разделяет ли вашу страсть семья? Кто-то из сыновей проявляет интерес к современному искусству? Можно надеяться на династию меценатов?
— Семья поддерживает меня на все 100%. Старший сын проявляет интерес, моя невестка, Юлия Минц, работает с нами и является заместителем директора музея. Для меня это очень важно.
— Как я понимаю, вы собираете полотна русских импрессионистов около 15 лет. Какой совет вы бы дали начинающему коллекционеру?
— На самом деле даже подольше. Я бы посоветовал тем, кто любит искусство, больше читать, изучать историю искусства, работы великих художников. Это совершенно фантастический мир, погружение в него — это чистое удовольствие. И как можно больше смотрите на картины, которые вы любите. Это ведь как с вином — можно пять книг о нем прочитать, но, если вы его не пьете, вы ничего не будете в нем понимать.
____________________________________________________________________