Россия во второй раз за год выводит часть войск из Сирии. Об этом сообщил Владимир Путин. По словам президента, при посредничестве России, Турции и Ирана в четверг были подписаны три документа: соглашение между сирийским правительством и оппозицией о прекращении огня, меры по контролю за режимом тишины и документ о начале мирных переговоров по урегулированию конфликта в Арабской республике. Эксперт Московского центра Карнеги Алексей Малашенко прокомментировал ситуацию в беседе с ведущим "Коммерсантъ FM" Маратом Кашиным.
Фото: Reuters
— С вашей точки зрения, насколько действительно значительным достижением является подписание мирного договора, этих трех документов? Есть ли уверенность, что эти договоренности будут выполняться?
— На первый вопрос я бы ответил: да, безусловно, это хорошо. Это лучше, чем ничего. Опять пошла речь о том, что будет выводиться часть нашей группировки, что есть какие-то соглашения, есть гаранты этих соглашений. Но, во-первых, — это уже вторая часть ответа на ваш вопрос — не то, чтобы мы это уже проходили, но обратите внимание, что уже второй раз мы начинаем частично выводить наши группировки. Первый раз мы ее вывели, потом вернули, даже усилили. И примерно то же самое можно говорить о гарантиях и обо все прочем.
Это шаг, это этап. На сегодняшний день конкретно в момент нашего разговора ситуация намного лучше, чем была и чем она могла бы быть. Но как это будет дальше происходить, насколько кто и что может гарантировать, насколько будут продолжаться контакты между оппозицией и Башаром Асадом, очень трудно сказать. Тем более, что тот же Путин говорит, что против терроризма мы будем бороться. Как мы будем бороться? Меньшими силами или потом все-таки большими силами, простите за такую тавтологию. Ситуация по-прежнему неясна.
Произошло установление какой-то позитивной тенденции — это однозначно. Но это все очень и очень хрупко. Мы не можем предсказать, кто когда этот процесс может нарушить. Может быть, Башар Асад почувствует, что он очень сильный и может продолжать давление. Может быть, оппозиция не будет удовлетворена всеми этими событиями. Может быть, какие-то трения возникнут между Турцией и Ираном. Остается только гадать. Конечно, сделан шаг, шаг позитивный. Я бы не поручился за то, чтобы утверждать, что в будущем 2017 году все будет улажено. Нет, это гражданская война, это серьезная гражданская война с участием внешних акторов. Они должны договариваться и внутри, и снаружи. Я уж не говорю, что есть государства, тоже внешние акторы, которые наблюдают пристально за всем происходящим. Прежде всего, Саудовская Аравия и Катар. Как они к этому отнесутся?
— Этим странам предложено присоединиться к мирным переговорам.
— А захотят ли они? Тут есть какой-то интерес и присоединиться, но есть и желание сохранить свои собственные интересы. Но давайте говорить правду: и Турция, и Иран, и саудовцы, и катарцы, и Россия, между прочим, тоже — они прежде всего руководствуются собственными национальными интересами — так, как их понимают местные элиты. А разговоры о том, что мы такие миролюбивые, такие любвеобильные — это все для пропаганды. На самом деле каждое государство в этом конфликте имеет собственные конкретные интересы. И посмотрим, как они будут сочетаться.
— Сергей Шойгу объявил, что велись переговоры с семью командирами семи самых влиятельных отрядов, которые сейчас располагаются на той территории, которая неподконтрольна Башару Асаду, и что это около 60 тыс. человек в этих группировках. Возникает вопрос: сколько боевиков, сколько отрядов вооруженной оппозиции не подписали этот договор? Шойгу говорит, что теперь эти отряды автоматически в нашем сознании переходят в разряд террористических. Сколько их, этих людей?
— А кто его знает. Это вопрос не ко мне, это вопрос к Шойгу, который, между прочим, в этом году однажды сделал блестящее заявление его министерства о том, что в Сирии уничтожено две тысячи боевиков — заметьте, я не сам это придумал — выходцев из России. Там что, у каждого покойника паспорт на груди лежал? Поэтому все, что говорится публично… Например, я вам могу сказать, что общее число таких группировок, по некоторым данным, доходило до 500? Как их выстраивать, кто важнее, кто менее важный? По вооружениям, по количеству, по успехам? Поэтому все эти цифры очень условны. Это очень красиво звучит, а потом выясняется, что это не совсем так. Может быть, не совсем удачный пример, но, тем не менее. Пальмиру взяли? Взяли. Наградили? Наградили. 5 мая концерт Гергиева был? Был. Потрясающий успех, а чем все кончилось? Поэтому ко всем таким вот реляциям, особенно от военных, очень осторожно отношусь.
— Но как раз там один из документов касается контроля за достигнутыми договоренностями. Видимо, это как раз для того, чтобы не случилось ситуации, подобной Пальмире.
— Вот это очень хорошо. А кто контролирует конкретно? Ведь тоже контролируют разные силы, которые должны между собой договариваться.
— Россия, Турция и Иран берут на себя обязанности.
— Правильно. А у них полный консенсус? Вот, например, между Ираном и турками по поводу участия "Хезболлы"? Поэтому давайте не будем торопиться. Вот очень хорошо то, что сейчас произошло. Это, безусловно, успех, но его нужно развивать. Развивать успех — это очень непростое дело. Напоминаю, это гражданская война в мусульманском государстве с огромным количеством факторов — этнических, религиозных, внешних, про курдов я вообще не говорю.
— Предложено Египту, Саудовской Аравии, Катару, Ираку, Иордании и еще администрации Трампа присоединиться. Как вы думаете, кто из них станет участниками этого соглашения, а кто точно нет?
— Однажды лебедь, рак да щука… Вот и все. Это самый короткий ответ.