Громкое решение о сокращении добычи нефти странами ОПЕК, прервавшее пугающее свободное падение цен, можно почти без натяжек назвать достижением России. Именно она смогла временно смягчить раздиравшие картель противоречия между Саудовской Аравией и Ираном. Однако неясно, насколько длительной и успешной будет эта договоренность, которой серьезно угрожают не только рыночные, но и политические факторы.
Уверен, вам знакомо это чувство, ибо все мы иногда теряем равновесие: мгновенный ужас свободного падения и предвкушение, которое страшнее самого удара. Думаю, примерно так себя ощущали российские власти в январе, когда цена нефти снизилась до $25 за баррель. Сокращение пенсий и зарплат с неминуемыми политическими последствиями выглядело неизбежным, а на краю сознания маячили призраки банковского кризиса, если не голодных бунтов, чему ситуация в Венесуэле служила живым примером. В такой ситуации любая возможность разворота не выглядела излишней, даже если для этого нужно договориться с арабами.
Скепсис вокруг переговоров России с ОПЕК был всеобщим — ни один уважающий себя аналитик не верил в заключение действенного соглашения, и тому были причины. История взаимоотношений РФ и картеля не имела примеров эффективного взаимодействия, саму ОПЕК раздирали внутренние противоречия: между Саудовской Аравией, ее союзниками из стран Залива и шиитским Ираном фактически идет непрямая война. Наконец, над участниками переговоров висела угроза роста добычи сланцевой нефти в США — никому в картеле не хотелось пройти через сложные переговоры и взаимные уступки только для того, чтобы Джек и Том в Техасе расчехлили свою буровую.
Особенно сложной ситуация была для Саудовской Аравии. Начав за год до этого ценовую войну в попытке вытеснить сланцевую нефть с рынка и потратив сотни миллиардов долларов резервов, Эр-Рияд, казалось, зашел в тупик. Сланцевые производители оказались куда более устойчивыми к низким ценам, чем ожидалось, а коллеги по ОПЕК не собирались уступать саудитам свою долю на рынке и тоже наращивали добычу.
Но в итоге соглашение было достигнуто, причем гораздо более амбициозное, чем предполагалось. ОПЕК и Россия договорились не просто заморозить, а сократить добычу в целом на 1,5 млн баррелей в сутки, что примерно соответствует 1,5% мирового потребления. Причем до последнего позиция Москвы была крепка: сократить добычу мы не можем по геологическим причинам. Если скважины на обводненных месторождениях Западной Сибири закрыть, они будут потеряны навсегда.
Геологическая обстановка внезапно изменилась в конце ноября, когда стало понятно, что соглашение может провалиться из-за отказа Ирана не наращивать добычу. По сути, Россия в рамках двусторонних договоренностей с Саудовской Аравией взяла на себя обязательство сократить добычу на те 300 тыс. баррелей в сутки, на которые ее собирался увеличить Иран. Политические дивиденды такого размена очевидны — благодарность Саудовской Аравии, которой удалось в противоборстве с Ираном сохранить лицо, и благодарность Ирана, который, ничего не потеряв, получит более высокую цену на нефть для наполнения своего бюджета.
Для России условия сокращения не слишком обременительны: на уровень 300 тыс. баррелей в сутки мы выйдем только к маю, то есть в реальности общий объем снижения добычи окажется гораздо меньше заявленного. Конечно, даже это поставит в сложное положение нефтяников, с которыми идею сокращения никто заранее не обсуждал. Но хотя, в отличие от арабских стран Залива, в России нет ни монархии, ни единой нефтяной госкомпании, мы, вероятно, достаточно продвинулись по этому пути, чтобы выполнить обязательства перед ОПЕК.
На вопрос, зачем все это было нужно, исчерпывающе ответил Владимир Путин на пресс-конференции в декабре, указав, что доходы российского бюджета от сделки с ОПЕК могут вырасти на 1,7 трлн руб. Вопрос, которым задаются люди в отрасли — что будет дальше?
Оптимисты, в том числе в Минэнерго, полагают, что за полгода действия соглашения запасы нефти в мировых хранилищах сократятся, а цены стабилизируются выше $55 за баррель. Добыча же сланцевой нефти вырастет лишь на 300-400 тыс. баррелей в сутки, и этот объем поглотит увеличивающийся спрос. Пессимисты считают, что добыча сланцевой нефти вырастет гораздо сильнее, из-за чего цены вновь снизятся, а участники сделки, в том числе Россия, потеряют часть доли на рынке. Самые дальновидные собеседники "Ъ" вообще отказываются рассуждать в таких категориях, утверждая, что есть более весомые для рынка факторы. Например, какую политику в отношении лицензирования и правил добычи нефти выберет новый президент США Дональд Трамп.
Хотя сама идея сокращать добычу в условиях избыточного предложения выглядит странной, такой подход вполне может быть успешным сравнительно короткое время — например, те самые полгода. По сути, добывающие страны выбирали между быстрым падением цен до $40 за баррель в случае провала переговоров и гипотетической угрозой сланцевой нефти в будущем. Последняя, конечно, может и не реализоваться. Но рынок, как и казино, вдолгую всегда выигрывает, и нет гарантий, что в конце 2017 года производители вновь не вернутся к ценовой войне.
И даже в краткосрочной перспективе соглашение не гарантирует $55 за баррель. Учитывая, как согласовывалась сделка, начиная с встречи Владимира Путина и заместителя наследного принца Саудовской Аравии Мухаммада ибн Салмана в августе в Китае и заканчивая телефонным разговором господина Путина с президентом Ирана Хасаном Роухани буквально накануне заключения соглашения, нетрудно заключить, что она является прежде всего политической. Россия успешно конвертировала определенный уровень доверия обеих сторон в экономические выгоды, впервые в истории став неформальным медиатором переговоров внутри ОПЕК. Но и риски в результате будут не только в рыночной, но и в политической плоскости. Поэтому, хотя нефтяной рынок начнет 2017 год на более высоком ценовом уровне, он точно не станет более предсказуемым.