«Точно знаю, что конец мира завтра не наступит»

Бен Аффлек о новом фильме, президентской гонке и миллениалах

Сегодня в российский прокат выходит новый фильм Бена Аффлека «Закон ночи». Корреспондент “Ъ-Lifestyle” встретилась с ним в Нью-Йорке, чтобы поговорить с Аффлеком — давно уже не только актером, но еще режиссером, сценаристом и продюсером — о его страсти к гангстерским фильмам, реакции на исход выборов и поколении 20-летних.

Фото: Mike Marsland / WireImage / Getty Images

Понедельник. Девять утра. Нью-Йорк. Бен Аффлек в костюме-тройке и отполированных ботинках рассказывает о съемках своего фильма «Закон ночи», хотя за 18 часов до этого интервью еще был в Лос-Анджелесе. Экранизация романа «Ночь — мой дом» Денниса Лихейна рассказывает историю бутлегера Джо Коглина, хорошего бостонского парня, ставшего в годы сухого закона известным гангстером на юге США. В этом проекте 44-летний Аффлек выступил в качестве актера, режиссера, продюсера и сценариста, так что теперь легко отвечает на вопрос, каково это — работать за четверых.

— Ваша новая картина отражает весьма актуальные для сегодняшнего мира события. Чего только стоит речь вашего персонажа об иммигрантах. Как вы угадали с латиноамериканскими героями? Ведь это прямо про минувшие американские выборы, когда практически латиноамериканские голоса во Флориде определили их исход.

— Совпадение! На самом деле мне кажется, что в нынешних условиях нужно обращать больше внимания на то, как голосуют разные люди из разных уголков Латинской Америки. Вот мы говорим — «национальное меньшинство». А ведь зачастую это не просто не меньшинство, а огромный конгломерат непохожих друг на друга людей  — мексиканцев, колумбийцев, гватемальцев, индейцев и потомков испанских переселенцев. У каждого свое мнение. То же самое можно сказать о религиозных меньшинствах — например, о мусульманах США. Многие из них голосовали за Трампа, несмотря на его обещания их всех депортировать. Насколько мне известно, в мусульманской общине, с одной стороны, было разделение по голосам среди шиитов и суннитов — это если смотреть на статистику под таким углом, с другой — люди, исповедующие ислам, делали свой выбор, исходя из отношений США с Россией и Путина с Асадом. Вот и получается, что обобщать мусульман как определенное меньшинство с определенными общими тенденциями неправильно. Как копнешь глубже — становится видно, насколько это меньшинство далеко не такое уж и обобщенное.

С женщинами тоже интересная ситуация. Статистика говорит, что они голосовали в 2012 году за Ромни чуть ли не так же, как сейчас за Хиллари. Про Ромни говорили, что он сексист, дискриминатор женских прав. И как тут интеллигентно обобщить, сделать выводы при такой статистике? Вот мне и кажется, что лучше отходить от обобщений. Таких как «женщины», «этнические меньшинства», «религиозные меньшинства».

— Как вы сами отреагировали на исход выборов?

— Естественно, они меня поразили. Но если говорить откровенно, в день выборов я предчувствовал, что победа достанется Трампу. Моя мама поддерживала Хиллари, делала постеры и ходила по домам во Флориде, стучалась в двери, агитируя голосовать за Клинтон. Звонила мне в середине дня и повторяла: «Победа точно за Хиллари, все тут во Флориде говорят, что победа за ней». А я ей в ответ: «Мам, что-то в новостях твердят обратное! CNN уж точно говорит об обратном!» Мы были на вечеринке с Дженнифер (Дженнифер Гарнер — жена Аффлека. — “Ъ”), следили за выборной гонкой, подсчетом голосов, и в определенный момент я начал понимать, к чему все идет, и мне стало невероятно грустно. Что уж говорить, настроение было подавленным. Впрочем, оно было бы таким и если бы Хиллари победила. Эти выборы — самый большой политический шок за всю историю Соединенных Штатов. Смешно, что коллегия выборщиков была создана специально для того, чтобы защититься от таких, как Дональд Трамп, демагогов. И вот — получите, распишитесь. По исходам реального количества голосов, преимущество Клинтон было в 2,5 млн избирателей, но победил Трамп.

— И что ждет страну, как думаете?

— Я полон оптимизма и надежды. Так уж устроен человек и общество — мы все впадаем в крайности. Мне кажется, Соединенные Штаты — это океанический лайнер, который даже при большом желании не сбить с заданного курса. И движется этот лайнер тоже в своем определенном ритме и на определенной скорости.

— То есть все будет в порядке?

— Точно знаю, что конец мира завтра не наступит. (Смеется.) Я задумываюсь о том, что огромное количество людей в этой стране голосовало не за того же кандидата, что я, даже мои друзья — они отдали свои голоса за Трампа. Но мы все равно останемся друзьями. Мы одна нация, один народ и живем вместе — вот что важно.

— Многие фильмы вы снимали у себя дома — в Бостоне, в штате Массачусетс, каково было отправиться со съемками на юг Америки, где даже уклад жизни другой?

— Да, снимали мы на юге, в Джорджии. И честно говоря, были не в своей тарелке. Бостонские пацаны в чужих краях. (Смеется.) Мне интересна проблематика американского Юга, но не хотелось повторяться, хотелось найти нечто новое в этой классической теме. В истории пересекаются пути героев, которых, как мне кажется, редко встретишь на большом экране: гангстеры, иммигранты, борющиеся за свой уголок в условиях жестокого юга, и религиозные фанатики — ку-клукс-клан и «белые» протестанты.

— В США велико влияние протестантов?

— Не то чтобы я хорошо в этом разбирался, но думаю, что в основе американского общества, такого, каким мы знаем его сегодня, есть фундаментальное влияние протестантских элит — это «старые деньги», которые составляют базис США. Но нельзя сказать, что в развитии американской цивилизации протестанты не были оттеснены или даже не поделились важными ролями с теми же иудеями или католиками. Вот чем мне и интересен сюжет этого фильма — зрителю открывается другая, менее известная сторона развития истории США и то, как на нее влияли люди, которым обычно уделяется меньше внимания и которые на самом деле построили эту страну такой, какая она есть.

— В этом фильме вы вновь все и вся — и режиссер, и сценарист, и исполнитель главной роли, и продюсер. Как вы думаете, что вас отличает от многих коллег?

— Мне нравится идея снимать так, чтобы потом не приходилось много монтировать и вырезать сцену за сценой. Кажется, это были слова Джима Джармуша: «Каждая вырезанная сцена — это ложь». И я с ним согласен, я не хотел нарезать фильм, я знал, что чем длиннее отснятая сцена, тем более реальной она кажется зрителю. Я не хотел красоваться и говорить: «О, смотрите, какой длинный кадр я снимаю, какой я сексуальный режиссер!»

— В фильме много сцен, напоминающих фильмы эпохи 1930-х и 1940-х…

— ...А еще 1960-х и 1970-х. Таким образом мы отдаем дань великим фильмам всех этих эпох. Это наше продюсерское «спасибо» всем тем, кто работал в индустрии до нас. Что касается стиля: мы хотели сделать очень классический фильм. У нас было много раскадровок, я старался избежать импровизаций и пересъемок, хотел все спланировать наперед, знать, где камера, кто куда идет, где будет массовка, где будет припаркована машина. Я давал очень точные указания актерам, чтобы у них не создалось впечатления, что режиссер — идиот.

— А над чем пришлось попотеть?

— Было трудно снимать экстерьеры, я не хотел добавлять слишком много «цифры» — выстроил декорации, вложился по максимуму в костюмы, которые были сшиты вручную, нанял дополнительных актеров. Я хотел сделать фильм, который был бы на уровне «Красных» или «Доктора Живаго», чтобы был тот же амбьянс, масштаб и ощущение от фильма. Что уж там — даже автомобили были реальные, того времени. Единственное, что мы сделали в цифре, так это тюрьму в Чарлстоне, но и то только потому, что последнюю тюрьму там разрушили и превратили в общественный колледж.

— Один из лейтмотивов «Закона ночи» — американская мечта. Как вы считаете, миллениалы смогут оценить ее?

— Глядя на 20-летних, с которыми мы работали, я убедился, что они совсем не такие, какими мы их представляем, — у них потрясающая профессиональная этика, идущая вразрез с нашими стереотипными представлениями о миллениалах, будто бы считающих, что им должны давать 100 больничных дней в год. Молодые люди, которые работали со мной на съемках, были прекрасны, и мне очень понравилось это поколение.

— Ваш фильм — экранизация книги Денниса Лихейна. Вы старались держаться как можно ближе к тексту?

— Книга — это книга, а фильм — это фильм. Не стоит проверять сценарий на соответствие тексту. Это интерпретация, моя версия. Мне кажется, режиссер и сценарист не могут по-рабски относиться к материалу, не стоит слепо и дотошно переносить книгу на экран.

____________________________________________________________________

Жанна Присяжная

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...