Город банкротов: спасение управляющих

Очередь на персональные банкротства в РФ растянулась на 186 лет — быстрее в нынешних реалиях не получится. Почему закон буксует, "Деньги" рассмотрели на примере арбитражного управляющего из Котласа.

ВЛАДИМИР РУВИНСКИЙ

С января 2017 года госпошлина для подачи заявления о личном банкротстве снижена с 6 тыс. до 300 руб. Смело, особенно в кризис, но делу это не поможет. Граждан, пытающихся через суд финансово оздоровиться, все больше, а ресурсов на это в стране не хватает. Государство кивает на арбитражных управляющих: мол, они тормозят процесс. Те считают иначе.

В 2016 году "Деньги" рассказали историю банкротства семьи из Котласа, сегодня мы завершаем "сериал" рассказом о том, кто такие дела в городе ведет.

На счету 59-летнего Виталия Непеина 174 дела о персональных банкротствах — больше, чем у кого-либо в Архангельской области. Какое-то время он занимал первое место по стране. По сути, Непеин стал причиной "котласской аномалии" по банкротствам, его работа сопровождалась конфликтами с госорганами, и скоро, не исключает управляющий, его отстранят от дел: "Терпение у них лопнет, отправят на дисквалификацию".

Подработка

В арбитражные управляющие Виталий Непеин пошел не от хорошей жизни. При СССР он работал в ОБХСС и возглавлял местные предприятия, позже занимался бизнесом. Государство дало ему пенсию — сейчас это 12,6 тыс. руб. (с учетом северной надбавки). "Пенсии на жизнь не хватало, и в 2000 году я начал вести банкротства",— поясняет он.

Вот банкроты идут

Сперва это были юрлица. "Потом все скурвилось. Предприятия стали откаты просить. И три года у меня почти не было ни одного предприятия,— говорит он.— Но подоспел закон о банкротстве физлиц. Сын у меня юрист, и мы с ним решили взяться за эти дела".

Разговор с Виталием у него дома то и дело прерывают звонки по телефону и в дверь. "Банкроты все ходят. У нас же такая работа — кто где кого застанет",— поясняет он. Работает Непеин из дома, снять офис — дорого. Берет с граждан за банкротство строго по норме — 25 тыс. руб. за дело (дополнительных денег, как говорят должники, не просит).

Финансовое оздоровление граждан в принципе может быть денежным. Сейчас у Непеина, по его словам, завершается каждый месяц 10-15 дел, что приносит ему 100-150 тыс. руб. Шесть управляющих обанкротили в Котласе более 140 человек (120 — Непеин). Потенциальных банкротов в городе, по оценке управляющего, около 15 тыс. человек (это четверть котлашан).

"Думаю, не меньше",— соглашается другой арбитражный управляющий, пожелавший сохранить анонимность из-за опасений проблем с госорганами. А бывшая сотрудница финансовой организации, выдававшая в Котласе кредиты, которая сама попала в долговую яму, приводит свой пример: "У меня около 40 друзей и знакомых, и платить по кредитам из них не может половина".

Закон о банкротстве хороший. Но у нас половина времени уходит на то, что мы материмся со всеми, кто участвует в процедуре: банки, налоговики, Росреестр, суды, приставы

Непеин уверен, что подавать на банкротство в городе нужно всем, кто хочет: "Ведь сложности у основной массы проблемных заемщиков возникли из-за наивности, они не мухлевали, это доверчивость". Однако есть сложности на местном уровне: "Закон о банкротстве хороший. Но у нас половина времени уходит на то, что мы материмся со всеми, кто участвует в процедуре: банки, налоговики, Росреестр, суды, приставы".

Банковский барьер

По закону имуществом и денежными средствами должника распоряжается финансовый управляющий. На деле Непеин не видит даже движения средств по счетам. Помогла бы онлайновая платформа, где можно было бы управлять счетами физлиц-банкротов, переводить деньги кредиторам и прожиточный минимум должникам. Но ни у одного банка ее нет, говорит Непеин: "Мы, управляющие, к банкам обращаемся. Они говорят: нам это невыгодно. То есть с самого начала закон саботируют".

Город банкротов

В итоге все деньги ему приходится снимать лично. Как-то минувшим летом управляющий отстоял в общей очереди в Сбербанке три часа, снял деньги со счетов 20 человек (пенсии, зарплаты, пособия), подавших на банкротство, всего 1 млн руб. "Я забыл в отделении сумку с этим миллионом и решениями суда — ну жарища была! Хорошо, что там охранники — старые менты, с которыми я работал, присмотрели",— говорит он. Эти деньги ему еще пришлось лично раздавать: "Это абсурд! ХХI век, а мы ходим с какими-то мешками денег".

Жалуется Непеин и на бюрократию. Как-то суд принял решение снять арест с машины банкрота для утилизации. Но ГИБДД исполнять не спешила — им нужна была бумага от приставов. Те обращаются с запросом к своему начальству. "Так и ходишь по кругу, плодишь бумаги,— возмущается Непеин.— И все говорят: а мы не несем за это ответственности".

К тому же все полномочия банки и ведомства с мест передают в центры. Постановил суд разблокировать счета должника, а местное отделение банка будет ждать команды из своего центра в Самаре, Нижнем Новгороде или Москве. "Звонят мне из ВТБ 24 — счета должников разблокированы. Я прихожу в отделение, там не получается — день, два, три,— вздыхает управляющий.— И все время говорят: какая-то ошибка". В итоге на разблокировку счета ушло две недели: "Так банкроты с голоду могут умереть — деньги снять не могут, зарплаты-то маленькие".

Девальвация человеческого капитала

Работе мешает падение профессионального уровня на местах. "Приходишь в Сбербанк, так ни один кассир в Котласе не может провести проплату 10 тыс. руб. на депозит суда — это обычный перевод организации. Ни один кассир! То нет навыков, то сбой в программе. И так три месяца",— продолжает Непеин.

Набрали они кассиров в банки из ГПТУ — девочек, которые учились на продавцов. Простые вещи им не объясняют, а главное — они друг друга и не учат. Боятся, что возникнет конкуренция

Подобная картина во всех местных отделениях банков: "Набрали они кассиров в банки из ГПТУ — девочек, которые учились на продавцов. Простые вещи им не объясняют, а главное — они друг друга и не учат. Боятся, что возникнет конкуренция, так что каждый сам по себе". То же с сотрудниками ведомств: "Молодежь все какая-то, ощущение, что купили дипломы".

Но больше всего мешают административные препоны. Управляющие штрафуются по надуманным, как говорит Непеин, поводам: "Росреестр прислал справку — имущества у должника нет. Отправляю в суд, кредиторам. А потом налоговая дает сведения, что у должника, оказывается, есть участок для сельхоздеятельности и дом на нем. Он выдан еще в советском колхозе, не зарегистрирован, и это единственное жилье, продаже все равно не подлежит. Да и домик гнилой — ему 50 лет. Но Росреестр, учитывая, что я не указал имущество должника, которое подлежит продаже, составляет протокол на меня". А суд в Архангельске штрафует его на 25 тыс. руб.

Если власти административные штрафы для управляющих не снизят, уверен он, а государство не приструнит чиновников, то закон будет похоронен. "Работаешь, становишься опытнее, специализацию проходишь, вроде достиг каких-то высот, а тебя превращают в дурака. Просто в дурака! — возмущается Непеин.— В законе все регламентировано, а тебя все пытаются подловить, задушить. Откуда это берется в головах у государственных чиновников? Где они выросли? Я не понимаю! Судьи затыркивают, и банки, и налоговая, и Росреестр. А смысл какой? Я все не могу понять..."

Закон просто неинтересен чиновникам и госслужащим, считает Непеин: "Куда ни ткнешься, его никто не читал". А зачем — ведь по каждому делу о банкротстве физлиц Росреестру и налоговикам нужно напечатать порядка 100-200 листов отчетов, подключиться к реестру кредиторов. Им нужно ходить в суд. "У них работы прибавилось в десять раз,— говорит управляющий.— Им это надо? Они открыто говорят: "Непеин, у нас зарплата-то той же осталась"".

Ни один коллектор ни разу не понял мозгами за год, что есть институт банкротства, арбитражный управляющий, суд, что телефоны должника не даем

Мало что знают о банкротстве физлиц и коллекторы. "Звонят они мне со всех концов необъятной нашей родины,— говорит Непеин.— Ни один коллектор ни разу не понял мозгами за год, что есть институт банкротства, арбитражный управляющий, суд, что телефоны должника не даем".

Были и прямые угрозы — приедем, разберемся. На этот случай он инструктирует своих подопечных звонить участковому или ему. "Приезжал тут один — под два метра ростом товарищ, я с ним встретился и сказал: если едешь с кого-то деньги выбивать, зайди на сайт арбитражного суда, набери ФИО должника,— рассказывает Непеин.— Если ты увидишь, что он банкрот, то к нему не подступай. Потому что твой приход к нему будет вымогательством. А это уголовное дело. Но они не понимают вообще, с головами у них узко".

Нашли крайних

На 1 декабря 2016 года в арбитражные суды, по данным сообщества профессиональных юристов Caselook.ru, поступило 38,5 тыс. заявлений о персональном банкротстве (две трети — от кредиторов). А суды, суммировал их статистику отраслевой портал Finzdor, приняли к производству только 19,1 тыс. таких дел.

Пропускная способность судов, видимо, достигла предела. Последние полгода они берут около 2 тыс. дел в месяц, не более, говорит Александр Слабожанинов, руководитель Finzdor: "Число поданных заявлений на банкротство в 2,5 раза больше, чем принятых в работу".

Город банкротов: переселение в яму

Такими темпами финансовое оздоровление граждан и страны — для чего и разрабатывался закон — наступит не скоро.

На 1 декабря 2016 года потенциальных банкротов в России, то есть тех, кто должен более 500 тыс. руб. и допустил просрочку платежей более чем на три месяца, насчитывалось 671 тыс. человек, сообщила пресс-служба Объединенного кредитного бюро. Чтобы обанкротить или реструктурировать их долги нынешними темпами, понадобится 186 лет. При этом число претендентов растет: на 1 сентября 2016 года их было 609 тыс. человек (+9,3% за три месяца).

Правительство, конечно, пытается облегчить их участь. Помимо снижения госпошлины до 300 руб. с нового года вступил в силу закон, ограничивающий коллекторов при взыскании долгов (запрещено бить должников, угрожать им, давить на психику — все это, впрочем, до всякого закона запрещал, не особо успешно, и Уголовный кодекс). Однако размер вознаграждения арбитражных управляющих остался неизменным. Это не устраивает ни многих должников (не по карману), ни управляющих (мало за нынешнюю волокиту).

Непеин говорит, что первое вознаграждение за банкротство гражданина он получил через девять месяцев после того, как взялся за дело: "Получается, что процедуру мы ведем бесплатно — ну пусть 25 тыс. за полгода-год". Конечно, управляющие вправе получить 7% от проданного имущества должника. "Но еще у меня не было дел, чтобы нам с торгов должны были заплатить 7%",— констатирует Непеин.

Чтобы выйти на торги и продать имущество банкрота, процедура затягивается на 1,5-2 года, поясняет он на основе своего опыта ведения дел с юрлицами. "Вот с октября банкротим, продаем участок за 50 тыс. руб., но мы его не продадим,— говорит он о посетительнице.— Мы его вообще не продадим — мы же знаем этот рынок". Кроме того, суды обязывают продать разную домашнюю утварь должника: "Стеллажи, полки, поварешки. Кто этот хлам будет покупать в XXI веке?"

Управляющие стали отказываться банкротить граждан. С июля по декабрь 2016 года число таких отказников росло, по данным Finzdor, на 20-30% в месяц и достигло 907 человек. Несмотря на то что летом им подняли вознаграждение в 2,5 раза, до 25 тыс. руб.

Город банкротов: цена свободы

"Конечно, у арбитражных произошел всплеск интереса. Но они не понимали, что деньги за дела получат по их завершении через год. А теперь стали потихоньку уходить",— поясняет Непеин.

Слабожанинов из Finzdor подтверждает, что суды стали затягивать дела о банкротствах: "Если ежемесячно завершается около 300 дел, а поступает около 2 тыс., то срок большинства дел уже перевалил за год".

В правительстве проблемы управляющих не считают важными. "Какая проблема не является надуманной и действительно серьезной, так это нежелание самих арбитражных управляющих заниматься этими делами",— говорит Олег Зайцев, консультант Исследовательского центра частного права при президенте РФ, участвовавший в разработке закона о банкротстве. "В те процедуры банкротств, где очень мало активов или их нет и где ничего, кроме фиксированного вознаграждения в размере 25 тыс. руб., арбитражный управляющий не получит, они очень не хотят идти",— говорит он.

На практике многие управляющие действительно просят еще 100-150 тыс. руб. сверху официальной таксы. Многим должникам это не по карману, в итоге они либо вообще не подают заявление, либо не могут найти управляющего за 25 тыс. руб. Хотя в Штатах, замечает Зайцев, за такие процедуры управляющим платят всего $70: "То, что управляющие хотят зарабатывать на этом, само по себе нормально, если бы это не тормозило работу такого важного института".

Если управляющие не хотят этим заниматься, то никакого иного выхода, как разрешить проводить процедуру без них или допустить в качестве управляющих иных лиц, например адвокатов, у государства нет

Поэтому, по его словам, Минэкономики подготовило поправки в закон о банкротстве, предусматривающие упрощенную процедуру. Один из ключевых элементов — процедура может проводиться и без управляющих. "Если управляющие не хотят этим заниматься, то никакого иного выхода, как разрешить проводить процедуру без них или допустить в качестве управляющих иных лиц, например адвокатов, у государства нет,— говорит Зайцев.— В юридических тонкостях могут помочь разобраться и другие лица за гораздо меньшие суммы, кроме того, в наиболее простых случаях особых знаний не нужно".

Непеин считает, что это проблемы не решит. Ключевые проблемы — административный хаос, безответственность и прессинг (чего нет в тех же США). "Как только их уберут, как только госструктуры перестроятся под новый закон, уберут коллекторов, снизят физикам оплату до 10 тыс. руб., как было с самого начала, то банкротства пойдут массовые,— уверен управляющий.— Будет практика вырабатываться, люди начнут оживать, экономика поднимется. Мы бы года за три отчистили Котлас, и Котлас стал бы дышать".