История России все больше трактуется как история власти и в итоге из науки превращается в идеологию. Для преодоления этой тенденции потребуется деполитизация истории, чтобы она стала «историей свободы» через «третью волну десталинизации» и отказ государства от монополии на трактовку прошлого. К такому выводу пришли ученые Вольного исторического общества (ВИО), презентовавшие сегодня доклад «Какое прошлое нужно будущему России», подготовленный при поддержке Комитета гражданских инициатив (КГИ) Алексея Кудрина.
Фото: Сергей Михеев, Коммерсантъ / купить фото
«Образы выдающегося прошлого вытесняют остальное, включая образы будущего. Страна становится идеологической, а ее идеология — исторической»,— говорится в докладе ВИО, подготовленном при поддержке КГИ. Авторы доклада отмечают, что «прошлое остается полем холодной гражданской войны, а в проблемных зонах почти нет решений, одни задачи», в программных документах и выступлениях первых лиц государства, чиновников присутствуют «откровенно идеологические установки», «открыто» обсуждается перспектива «введения государственной идеологии и отмены соответствующего конституционного запрета».
При этом особый интерес к истории возник у власти. Ученые ВИО отмечают в стране «двойной процесс: реабилитацию идеологии в политической культуре и сознании общества, а также мощное усиление позиций истории в общем идеологическом контексте». Образы «выдающегося прошлого» важны были и для советской идеологии, но «при всей реакционности политической системы СССР у нее была идеология свободы: мировая и отечественная история представала как великая история борьбы прогрессивного человечества за освобождение угнетенных». А «в новой, свободной России от этой идеологии мало что осталось», констатирует ВИО.
Из официального «исторического канона» изымаются ключевые линии и эпизоды «борьбы за свободу», герои восстаний становятся «разбойниками либо заблудшими либералами, не способными ни на что, кроме деконструктивного, чисто символического протеста». «Европейский вектор, мучительная, но продуктивная вестернизация — все это стыдливо прячется ради декларативной, но практически не раскрываемой по смыслу самобытности», а «история российской власти подается во всем блеске ее непогрешимости, подвигов руководства и окормления народа». Между тем именно в СССР стали возможны «шестидесятники», диссиденты, «прорабы перестройки», подготовившие либеральные реформы 1990-х годов. Но 1990-е названы «лихими», и теперь их упоминают исключительно для легитимизации «новой эпохи», начавшейся в 2000-м году,— в логике «от противного»: был хаос — наступил порядок, был безответственный лидер — появился ответственный». Однако в идеологическом плане, уверены ученые ВИО, «отрицание 1990-х — это одновременно отрицание демократической и либеральной традиции, подготовившей эпоху реформ.
ВИО зафиксировало, что «буквально за считанные годы произошел резкий разворот от модернизации к традиции, от прогрессизма к консерватизму с охранительным и даже реакционным уклоном»: «Историко-мифологический бренд “Сталин” становится одним из ключей к доминирующей идеологии». В силу этого «за последнее десятилетие был сломан хотя бы условно существовавший со времен перестройки общественный консенсус по поводу репрессий». Не менее «симптоматичными» историки считают сюжеты «с установкой памятников Ивану Грозному»: «Когда не получается прямо реабилитировать опричнину и ГУЛАГ, то возвышают Грозного и Сталина». Правда, все это «пока существует в виде тенденций, не возобладавших, но уже отчетливых», уточняют историки.
Для начала, по их мнению, нужно «расширить границы истории», иначе «неизбежна дальнейшая архаизация массового сознания, чрезвычайно губительная для креативного потенциала нации». А потому неизбежна «третья волна десталинизации» (после хрущевской оттепели и горбачевской перестройки). В ВИО понимают, что «так просто государство не сдаст образ жестокого правителя, символизирующего всепроникающее, но защищающее от внутренних и внешних “врагов” государство». Однако историки уверены, что «объективное понимание истории нужно и самой государственной власти, если рассуждать в терминах ее самосохранения».