Театр на Таганке выпустил первую в новом году премьеру — мюзикл "Суини Тодд, маньяк-цирюльник с Флит-стрит". Обозреватель "Огонька" видит в появлении на легендарной московской сцене знаменитого бродвейского названия парадоксальное, но неизбежное следствие эпохи больших театральных перемен
На минувшей неделе служителям муз в очередной раз напомнили, какое именно из искусств является в современной России важнейшим. Сначала Общественный совет при Министерстве культуры выступил против "перепрошивки театров": под этой формулой Николай Бурляев подразумевал процесс реформирования столичных театральных стационаров как таковой, и в частности — опыт превращения театров имени Гоголя и имени Станиславского соответственно в "Гоголь-центр" и Электротеатр "Станиславский". Затем филиппики Общественного совета поддержал уже заместитель министра культуры Александр Журавский, заявивший о необходимости сохранения репертуарного театра как уникального явления мировой культуры. Словно бы всего этого было мало, к общественности обратились представители КПРФ, неожиданно призвавшие спасти московский Театр на Таганке от якобы волюнтаристских действий его дирекции, мешающей процветанию легендарного коллектива.
Ситуация, при которой КПРФ встает на защиту не просто театра с репутацией последовательного антисоветчика, но института, внесшего неоценимый вклад в разрушение советского проекта, выглядит при ближайшем рассмотрении не такой уж абсурдной. Депутаты-коммунисты и госменеджеры от культуры не отстаивают интересы конкретных театров, но отчаянно противятся самой идее перемен, давно назревших в клаустрофобичном, патриархальном, архаическом театральном мире. Дело, понятно, не только и не столько в стилистических разногласиях с власть имущими — описанный сюжет при всем желании не получится свести к конфликту консерваторов и прогрессистов. Под него еще можно подверстать нападки на "Гоголь-центр", а вот скандалы вокруг Театра на Таганке в "охранительский тренд" уже явно не вписываются — труппа слишком давно не выпускала резонансных работ, способных стать предметом общественной дискуссии. Речь, конечно, идет о более крупной игре: нынешние проблемы театральной отрасли не локальны, а системны — это лишь верхушка айсберга, в основании которого лежат мучительные травмы и фантомные боли постсоветского социума.
Политический истеблишмент интуитивно чувствует, что театр — модель общества, государство в миниатюре и любые реформы тут могут оказаться чреваты самыми неожиданными глобальными последствиями: эффект бабочки, того и гляди, сработает даже сегодня, когда само общество, как кажется, озабочено чем угодно, но только не судьбами отечественной культуры. Примечательно, что в подавляющем большинстве случаев околотеатральные скандалы — исключая разве что подтверждающий правило казус "Тангейзера" — разгораются в современной России не как реакция на то или иное эстетическое высказывание художника, не вследствие несовместимости групп идеологической крови, но чаще всего возникают в ответ на кадровые, структурные перемены. Тишайшего Римаса Туминаса часть труппы столичного Театра им. Вахтангова принимала в свое время так же в штыки, как артисты "Гоголь-центра" — бузотера Кирилла Серебренникова: с трудом контролируемый ужас вызывает сама вероятность того, что с появлением в руководстве институций новых людей способна прийти в движение целая театральная система, долгими десятилетиями находившаяся в состоянии мнимого покоя и внешнего благополучия.
Ведь куда как проще по старинке иметь дело с привычным устройством театра-дома, все существование которого подчинено воле одного человека, распространяющейся не только на сцене, но и далеко за ее пределами. Между тем героическая эпоха харизматичных диктаторов, режиссеров-демиургов, сделавших историю театра ХХ века, давно осталась в прошлом: современная сцена, ориентированная на принципиально иные культурологические и экономические модели, предпочитает вертикальным структурам коллективное авторство и делегирование полномочий. Старые схемы в какой-то момент перестали быть жизнеспособными, и биография Таганки — лучшее тому свидетельство: историкам еще предстоит разобраться в том, как "театр открытых дверей", взорвавший "четвертую стену" и в голос заговоривший со сцены о том, о чем раньше было принято шептать на кухнях, пришел к ригидному тоталитаризму поздней любимовской поры.
Нынешнее появление в афише Театра на Таганке бродвейского мюзикла — в постановке, к слову, лучшего из российских профильных специалистов, лауреата последней "Золотой маски" Алексея Франдетти — кажется кощунством лишь на первый взгляд. Едва ли не большим неуважением к прошлому прославленной труппы было бы делать вид, что сегодня она может существовать без кардинальной перезагрузки, в той же системе координат, что и 10, 20, 30 лет назад. Возможно, новому директору Таганки Ирине Апексимовой можно было бы попенять за некоторую экстравагантность репертуарной политики, но основную задачу, стоящую перед театром сегодня, она понимает предельно ясно: прежде чем двигаться вперед, таганскому бренду нужно то, что на профессиональном языке называется чистой переменой,— полная перестановка декораций, производимая в максимально короткий срок на глазах у публики.
Авторский театр умирает вместе со своим создателем; прежняя история Таганки закончилась, как известно, еще раньше — за три года до ухода из жизни Юрия Любимова, когда после очередного конфликта с актерами летом 2011-го он пообещал не переступать порог своего театра. Защитники Таганки напирают на необходимость сохранения наследия Любимова, но театр — не музей, это едва ли не единственный вид искусства, не поддающийся консервации. Срабатывает человеческий фактор, и легендарные постановки сходят с репертуара в силу естественных причин, не говоря уже о куда более тонких материях. С годами из спектаклей, сотканных из разношерстных исторических архетипов, бытовых артефактов и всего того, что составляет генетическую память человека, рожденного в СССР, выветривается воздух времени, повестка дня, а вместе с ними из театра уходит смысл, и драма Таганки — отнюдь не единичный случай такого рода. С каждым годом необходимость реформирования отечественного театрального департамента будет назревать все острее, а в ситуации слабого культурного менеджмента решать проблемы театров, вставших перед необходимостью перемены участи, будет все сложнее.
Скандалы вокруг Театра на Таганке в охранительский тренд не вписываются — труппа слишком давно не выпускала работ, способных стать предметом общественной дискуссии