9 февраля в российский прокат выходит новый фильм Вима Вендерса "Прекрасные дни в Аранхуэсе". Обозреватель "Огонька" побеседовала с классиком
Под сенью деревьев на террасе двое, мужчина и женщина, ведут откровенную беседу, делясь воспоминаниями, но у интимного разговора есть свидетель. Это писатель, который со стороны наблюдает за парой. Он пишет книгу — то ли подслушивая героев, то ли их воображая.
— Как бы вы описали жанр своей картины?
— Такого фильма, как этот, я еще ни разу в своей жизни не снимал. Не только потому, что в основе сценария лежит текст поэтической пьесы Петера Хандке, написанный для театра, а не для кино; и не потому, что в нем все говорят по-французски; и не потому, что снял я его в формате 3D всего за 10 дней в одном-единственном месте. А потому что эта картина стала первой, которую я могу признать полностью отвечающей моим представлениям. Мой друг, драматург Петер Хандке, называет свою пьесу "Летним диалогом". В нем идет речь о женщине и мужчине средних лет, которые больше не вместе. Они сидят в этом прекрасном саду, который некогда принадлежал знаменитой Саре Бернар,— собственно, этот сад и был создан по ее проекту, как и дом конца XIX века. Вокруг деревья, дует легкий ветерок, вдалеке за полями угадывается Париж. А эти двое сидят в райском уголке и обсуждают личные темы: свой первый сексуальный опыт, отношения между полами и прочие темы. Вопросы задает в основном мужчина. Женщина отвечает, причем с видимым удовольствием. Ей нравится, что ее слушают, нравится предаваться воспоминаниям и самоанализу. Обоим актерам — Софи Семин и Реде Катебу — пришлось учить длиннющие диалоги, а потом в течение двух недель мы их тут же репетировали. Я могу повторить эти диалоги наизусть, даже если разбудить меня ночью, Петер, конечно, тоже. Наверное, впервые за свою карьеру я снял картину с оригинальным звуком, не добавляя звуковую дорожку после съемки. Вначале я немного волновался. Ведь включишь камеру — и может произойти что угодно. Мотоцикл проедет, самолет пролетит или приедут убирать мусор — и оригинальный звук будет испорчен. Сегодня очень сложно найти на нашей Земле такой уголок, где бы царила абсолютная тишина. Но я нашел это место в доме Сары Бернар, от которого до ближайшей дороги 4 км. И диалоги моих актеров нарушили только ветерок и пение птиц, но все это я посчитал необходимым включить в картину. Мы работали по естественному графику: включали камеру в 10 утра, когда солнце появлялось из-за деревьев, и заканчивали съемки, когда оно заходило, в 8 вечера. Солнце светило каждый день. Это был божий дар. Рай на земле.
Визитная карточка
Режиссер от неба
Вим Вендерс родился в 1945 году в Дюссельдорфе. В 1967 году поступил в Высшую школу кино и телевидения в Мюнхене. Там же снимал свои первые фильмы. Признания добился благодаря "Ложному движению" (1975). В 1978 году переехал в Америку. За фильм "Положение вещей" (1981) получил в Венеции "Золотого льва", а за "Париж, Техас" (1984) — "Золотую пальмовую ветвь" в Канне. В 1987 году снял "Небо над Берлином" — самый известный свой фильм. Почетный доктор Сорбонны, профессор Берлинской академии кино и телевидения, президент Европейской киноакадемии.
— Премьера пьесы Хандке довольно успешно прошла в театре. Насколько точно вы придерживались оригинала?
— Вы знаете, в театре ведь нет садов и деревьев. Там есть лишь их иллюзия. Чтобы передать пение птиц или шум ветра, используют громкоговорители. Это на самом деле Петер меня начал уговаривать заняться его пьесой... Он хотел, чтобы я поставил ее в театре. И мне она действительно очень понравилась. Но я думаю, что у меня нет дара театрального постановщика. Моя профессия — совсем другой жанр. В общем, я отказался. После чего это произведение довольно успешно поставил на сцене Люк Бонди (1948-2015, швейцарский театральный и кинорежиссер, сценарист.— "О"). Куда мне с ним тягаться?.. А я со временем решил адаптировать пьесу для кино. И, конечно, немного переписал сценарий. Например, я позволил себе вольность и добавил нового персонажа — писателя, которого нет в пьесе. Мне лично всегда казалось, что кто-то создал этих мужчину и женщину, словно они живут только в чьем-то представлении. И этот кто-то и есть мой писатель. Его функция может быть многозначной. Можно представить, что он уже пишет свою книгу и во время процесса подслушал разговор двух незнакомцев, который его заинтересовал. Или же другое. Он сидит перед пустым белым листом бумаги и начинает фантазировать. Выбирайте сами, какая версия вам нравится. Эта идея мне показалась настолько интересной, что я даже представил, что этим писателем являюсь я сам. Поэтому я захотел ввести в картину и другого "персонажа" — музыкальный автомат (Jukebox). Знаете, я жил в то время, когда на музыкальные автоматы в барах тратили гораздо больше денег, чем на заказ напитков. У Петера нет такого автомата в пьесе. А у меня есть. И не только в пьесе. Он даже стоит у меня дома. Поэтому музыкальный автомат является очень личным персонажем для меня. У него также есть своя задача в картине. Мы слышим в картине пять песен. Одни песни противоречат диалогам, другие — их дополняют, а иногда они просто очень романтично звучат, особенно те, которые исполняет Ник Кейв. За неделю до наших съемок в Париже проходил его концерт. В конце Ник сыграл несколько сольных произведений, особенно мне понравилось "В моих объятиях", которое я, конечно же, знал до концерта. Эта вещь для меня — что-то очень личное и эмоциональное. Конечно, я и вообразить не мог, что Ник примет мое спонтанное предложение спеть для нас в "Аранхуэсе". Я не сказал ничего об этом моей съемочной труппе. Сначала все удивились, что в предпоследний день съемок на площадку доставили рояль, который мы едва протиснули через узкий проем в двери. Потом к дому подъехала машина, и из нее вышел Ник. Он спел нам для картины, а потом еще раз, когда мы закончили работу. Мой фильм в этой связи можно также назвать музыкальным. Он открывается песней Perfect day, потому что действие картины происходит "в раю". И вся ситуация напоминает сотворение мира: есть мужчина, есть женщина и еще я добавил яблоко. Во второй части фильма, слушая диалоги героев, мой писатель уже успел разочароваться в любви. Под конец он исчезает в черной дыре, а музыкальный автомат все продолжает играть. Оттуда доносятся слова: "Эй, эй, эй. Нам ничего не осталось сказать. Мир охвачен пожаром. Но я тебя люблю, люблю, люблю". Таким образом, музыкальный аппарат, в отличие от остальных героев, не разочаровался в любви и не сдается. Он полон надежды. Я — большой поклонник пластинок, особенно сейчас, когда к ним прилагаются коды и файлы с цифровыми версиями. Не понимаю, зачем покупать в интернете MP3, когда можно купить пластинку, у вас будет не только тот же цифровой файл, но и красивая вещь дома.
— Собака, которая у вас иногда появляется в кадре,— какое отношение она имеет к раю?
— Вначале собака попала туда случайно. Ее взял с собой на репетицию один из членов нашей съемочной группы. Поскольку пес, которого звали Поло, в течение двух недель прекрасно себя вел, я решил дать ему шанс и снять в картине. И он вполне оправдал мое доверие. Он переставал лаять, когда мы включали камеру, и начинал опять, когда мы заканчивали снимать. Кроме собаки у нас был также кот, которого принесла еще одна дама. И Поло прекрасно поладил с котом. Только кот через неделю сбежал в лес. Поэтому его нет в кадре. И я до сих пор не могу понять, как он узнал, что мы заканчиваем работу. Потому что он явился обратно в последний день съемок. Пришел такой худой, возбужденный. Париж тоже попал к кадр. Он смотрелся мирным и спокойным. Это было еще до теракта, который случился позже. Но наш Париж такой пустынный вовсе не из-за этого. Пустота города связана с писателем, который сидит перед пустым листом и ждет вдохновения. Только когда мы, закончив съемку, позже узнали о теракте, я понял, что мой фильм в чем-то предсказал события будущего. Особенно когда у нас все начинается мирным солнечным днем, а в конце темнеет и подступает черная туча, которая накрывает Париж, поглощает мужчину и уносит его. Но это случайное совпадение.
— Вы используете прием стереоскопии (3D) совершенно в другом, отличном от Голливуда, виде. Как вы вообще воспринимаете технические новшества в кино, влияет ли это на саму работу, может ли заставить вас что-то добавить в картину или, наоборот, от чего-то отказаться?
— Я считаю, что Голливуд не пользуется стереоскопией, а злоупотребляет ей (игра слов — used и abused.— "О"). Считается, например, что лишь у голливудских студий есть монополия на 3D, потому что это дорогая штука и не каждый может ее себе позволить. Это не совсем так. И мой фильм тому пример — как можно использовать стереоскопию в фильме с весьма скромным бюджетом. Когда фильм состоит только из диалогов, нужно как-то поддерживать внимание зрителя, для этого мне понадобилась стереоскопия, чувство пространства — какое бы было у вас, допустим, если бы вы наблюдали за действием на сцене. Ведь в театре между зрителем и актером совершенное другое взаимодействие, чем в кино. Когда вы смотрите картину в стереоскопическом формате, у вас задействованы другие части мозга. В 3D работают две камеры, и их изображения накладываются одно на другое. Как это происходит с глазами человека, способными видеть два различных изображения. И в процессе наложения одного изображения на другое необходима более интенсивная работа мозга, который и создает ощущение глубины, времени и пространства. Кроме того, лишь с помощью этой техники у меня была возможность перенести зрителя в тот райский сад и объемно передать его красоту.
Я решил начать учиться жизни у женщин. Поэтому в моей последней картине может показаться, что я отстаиваю женскую точку зрения. Может быть, это и так
— Вы упомянули, что искали для съемок место, которое находится в отдалении от всех дорог. Это забавно слышать от "короля дорожного кино"!
— Вы правы, никогда еще не снимал такой тихий и статичный фильм. Но мне кажется, что я во время съемок открыл в себе женскую натуру — что-то совершенно противоположное тому, с чего я начинал свою режиссерскую карьеру. Вначале у меня было очень мужское восприятие мира, и я бы сказал, что мои первые роуд-муви полны мачизма, в них не так много женщин и культивируется мужской взгляд на вещи. Думаю, что только начиная с картины "Париж, Техас", где моей героиней стала Настасья Кински, я начал присматриваться к женщинам и понял, что я не боюсь их в кадре. Ведь женщины всегда заставляют нас — мужчин — сомневаться в себе, но также внимательнее задумываться о наших взглядах на разные вещи. Я всегда восхищался такими режиссерами, как Антониони, который обладал необыкновенным талантом трогать женские сердца. У меня такого таланта не было, да и сейчас нет. Вспомнить, например, актрису Ханну Шигуллу в ее дебютном фильме "Любовь" у Фассбиндера. Как ярко и живо он ее там показал... Я тоже снимал Ханну. Но у меня она получилась какая-то статичная... И я понял, в чем моя ошибка: я просто не присматривался к женщинам, я вовсе их не понимал. Так я решил начать учиться жизни у женщин. Поэтому в моей последней картине может показаться, что я отстаиваю женскую точку зрения. Может быть, это и так. Хотя и в этом случае мужчинам женщин не понять вполне, они все равно — разные существа, об этом и речь в фильме. Но я пытаюсь приблизиться к пониманию их натуры. Раньше я слушал "Битлз" или "Роллинг Стоунз", а сейчас мне стала нравиться Джони Митчелл. В конце концов, я понял, что различные полушария моего мозга должны начать работать и помочь мне снимать такие фильмы, которые будут смотреть не только мужчины, но и женщины.