Международная организация Transparency International представила свой ежегодный индекс восприятия коррупции. Россия в нем заняла 131-е место из 176. Хотя позиция РФ ухудшилась по сравнению с прошлым годом, это произошло из-за увеличения числа рассматриваемых стран, пояснил “Ъ” гендиректор российского отделения Антон Поминов. По оценке экспертов, Россия не потеряла, но и не прибавила в индексе, несмотря на громкие коррупционные дела и поправки к законодательству.
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
Результат России в индексе восприятия коррупции (ИВК), составленном Transparency International, за год не изменился: 29 баллов из 100. В 2016 году Россия была на 119-м месте, сейчас — на 131-м. Несмотря на потерю позиций, уровень восприятия коррупции в РФ фактически остался тем же. Как объяснил гендиректор «Трансперенси Интернешнл — Россия» (ТИР) Антон Поминов, связано это с тем, что в 2017 году эксперты расширили список оцениваемых стран.
Ближайшими соседями России по индексу стали Иран, Казахстан, Непал и Украина. В лидеры попали Дания и Новая Зеландия (по 90 баллов), второе место у Финляндии (89), третье — у Швеции (88). Ниже России оказались, как отметил господин Поминов, лишь страны, в которых в настоящее время идет война или наблюдается геноцид. В число аутсайдеров попали Северная Корея (12 баллов), Южный Судан (11) и Сомали (10).
В ТИР подчеркивают, что индекс восприятия коррупции и уровень самой коррупции — это не одно и то же. «Никто не знает, как подсчитать уровень коррупции. Уровень убийств подсчитать легко: убили человека — и результат налицо, человека нет. С коррупцией все очень размыто, это скрытое явление, две стороны договорились, одна другую подкупила, правоохранители ничего не узнали. Поэтому и оценивается климат в обществе»,— объяснил господин Поминов.
Итоговый индекс составляется из различных коррелирующих величин. Среди источников нет данных опросов общественного мнения, в основу индекса легли оценки экспертов и предпринимателей из 13 независимых организаций — ни одной российской среди них нет.
Среди важных внешних факторов, повлиявших на положение в индексе,— утечка «панамских документов» (Panama Papers). А громкие уголовные дела чиновников, напротив, на индексе не отразились — они не всегда воспринимались гражданами РФ в антикоррупционном контексте. ТИР приводит в пример опрос ВЦИОМа: более половины россиян посчитало арест министра экономического развития Алексея Улюкаева «показательной акцией или сведением счетов» (дело министра не попало в оцениваемый период — опрос проводился по итогам первой половины 2016 года), а не реальной борьбой с коррупцией. По словам вице-президента международного движения Transparency International Елены Панфиловой, аресты высокопоставленных чиновников «не похожи на настоящую борьбу с коррупцией, а лишь еще больше обнажают проблему».
Согласно докладу группы государств Совета Европы по борьбе с коррупцией (GRECO), Россия в 2016 году полностью выполнила 10 его рекомендаций по борьбе с коррупцией, а остальные 11 выполнила частично. Ряд поправок коснулся законодательства: чиновникам запретили владеть иностранными финансовыми инструментами, принят закон о черном списке людей, уволенных с государственных должностей и из правоохранительных органов за коррупционные нарушения. Тем не менее плюсов в индексе все это не дало. «Рекомендации касаются технических законодательных вещей, но у нас есть дырка между законом и правоприменением. Не то чтобы в антикоррупции ничего не делается, но этого недостаточно. Правоохранительные органы, суды не вызывают особого доверия»,— сказал он.
Transparency International выработала пять рекомендаций, которые помогут России улучшить антикоррупционный климат. Среди них принятие законов о лоббистской деятельности и защите заявителей о коррупции, а также обязательное реагирование правоохранительными органами на общественные и журналистские расследования. Необходимо также включиться в международное сотрудничество по возвращению активов и установлению бенефициарных собственников. Правозащитники призывают обеспечить выборность председателей судов и независимость хозяйственной деятельности судов от исполнительной власти. Кроме того, нужно свести к минимуму влияние органов власти на процесс формирования избирательных комиссий.