Формализм с человеческим лицом

"Конец игры" в постановке Роберта Уилсона

Премьера театр

Фото: Lovis Ostenrik/berliner-ensemble.de

Театр "Берлинер ансамбль" показывает премьеру спектакля "Конец игры" по пьесе Сэмюэла Беккета в постановке Роберта Уилсона. Этой работой великий американский режиссер завершает свое длившееся почти два десятилетия сотрудничество с прославленным берлинским театром. Из Берлина — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

"Это должно кончиться!" — вопит голос в темноте, сцена резко освещается, потом столь же резко возвращается во тьму, и в каждой вспышке мы видим человека, застигнутого врасплох в неудобной, выкрученной позе. Это Клов, слуга слепого, неподвижно сидящего в инвалидном кресле Хамма, послушно выполняет приказания своего хозяина. Герои всех пьес Сэмюэла Беккета ждут неизвестно чего, и персонажи "Конца игры" не исключение. Странная комната, где они коротают не то остатки своих жизней, не то уже наступившую вечность, у Роберта Уилсона превратилась в белый куб-павильон с прозрачными стенами. Масштабы неважны, пропорции разрушены — лестница крошечной игрушкой воткнута в пол на авансцене, а назначенные Беккетом два окна чернеют бесполезными и красивыми прямоугольниками где-то высоко под потолком.

За почти два десятилетия регулярной работы в "Берлинер ансамбле" сценический язык Роберта Уилсона стал для "театра Брехта" и его публики привычным и необходимым — "Конец игры" оказался десятым спектаклем великого американца на этой сцене. И одновременно последним — вместе с интендантом, ветераном немецкой сцены Клаусом Пайманом, покидающим "Берлинер ансамбль" в конце сезона, сотрудничество с театром завершает и Уилсон. Самого Паймана мало кто в театральном Берлине провожает с сожалением, но допущенный им внутри репертуара особый "театр Уилсона" уходящему на пенсию руководителю даже его оппоненты ставят в заслугу. А "Конец игры" уже одним своим названием обозначает суть происходящего в "Берлинер ансамбле". Это полуторачасовой спектакль-послесловие, грустный, но и смешной тоже.

Пьеса "Конец игры", написанная в конце 50-х годов прошлого века, не так известна, как "В ожидании Годо", "Счастливые дни" или "Последняя лента Крэппа". Традицию ее постановок можно условно разделить на две ветви. Одни режиссеры пытаются наложить трудный текст Беккета на те или иные исторические и социальные обстоятельства, сделать персонажей понятнее, ближе к зрителю, "проявить" пьесу в конкретных мотивах поведения героев. Другие, напротив, ударяются в сухой, безжизненный формализм, стремятся добыть трагическое содержание из статики и надменной суровости — платой за такой подход часто оказывается банальная скука зрителей.

Роберта Уилсона принято относить к числу формалистов. Но правда и то, что его строгий, чуждый психологизму и "правде жизни" искусный режиссерский стиль отлично сочетается с лицедейством и открытой театральностью. В его "Конце игры" особое значение имеет конфликт между статикой и движением — похожий на бессильного, но зловещего тирана Хамм, в черных одеждах и с ярким красным платком на лице, неподвижен в элегантном кресле-повозке с огромными колесами. Актер Мартин Шнайдер тем не менее отлично держит пространство своей будто сведенной в единый пучок внутренней энергией. Его антагонист, лицедей Клов в исполнении Георгиоса Циваноглу — сама подвижность: его тело вихляет, ноги непрерывно танцуют, да и мускулы лица тоже все время танцуют, и сам он весь словно переливается, не забывая громко стукнуться о притолоку низкой двери при каждом появлении или исчезновении.

Отлично придуманы старые родители, Нелл и Нагг, которые появляются не из мусорных баков, как у Беккета — не может быть в стерильном мире Уилсона никакого мусора, а из откидывающихся люков в полу. Сначала видны только белые пальчики, нервно перебирающие воздух, а потом высовываются их головы. Блестящие актеры Юрген Хольц и Трауте Хесс играли во многих спектаклях Уилсона в "Берлинер ансамбле", и их персонажи, безуспешно пытающиеся поцеловаться, прежде чем навсегда исчезнуть, здесь действительно разыгрывают не только свой, но какой-то всеобщий, насмешливый и дразнящий, но не допускающий никакой сентиментальности "эндшпиль".

Можно долго описывать, как Уилсон перемигивается через десятилетия с Беккетом — отчаяние абсурдистов полувековой давности, если глядеть из сегодняшнего мира, иногда видится ложной тревогой. Впрочем, само время как категория тоже потеряло доверие художника: и если оно не нравится, стоит, как это делает Клов, перевернуть обратной стороной огромный желто-красный будильник — а там другой циферблат, и на нем совсем иначе расположены стрелки. В конце действия Клов, все время пытающийся покинуть Хамма, наконец решается уйти. Но Уилсон и экзистенциальный выбор героя превращает в занятный аттракцион — персонаж, собравшись в дорогу, появляется с маленьким зонтиком и игрушечной сумочкой. И вот, когда остается только уйти, с него вдруг падают черные штаны, и он застывает на месте с комической гримасой на лице. "Все кончилось!" — громким криком торжествующе рифмуется пролог и финал. Никто на свете не умеет рассказать о смерти так независимо, красиво и бесстрашно, как Роберт Уилсон. Тем более что жизнь на самом деле продолжается — новый интендант "Берлинер ансамбля" Оливер Резе уже объявил, что в полностью обновляемом в новом сезоне репертуаре театра "Конец игры" все-таки останется.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...