Премьера кино
Фото: arte France Cinema
Этот фильм Оливье Ассаяса способен смутить зрителя, ожидающего мистического хоррора или триллера о паранормальных явлениях с Кристен Стюарт. Тех же, кто ценит стилистические режиссерские головоломки и жанровую мешанину, смело приглашает на это кино АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Да, это тоже своего рода "Сумерки", только французские. Американка Морин (Стюарт) разъезжает ночью по Парижу на скутере, доставляя одежду, аксессуары и драгоценности своей богатой клиентке: Морин — ее обслуга, "персональный покупатель". И она же сомнамбулически бродит в потемках по загородному фамильному особняку. Недавно умер от порока сердца ее брат-близнец, а у нее та же болезнь плюс телепатическая связь с братом. Контакт с призраками поначалу проявляет себя с помощью старомодной эктоплазмы, потом — с использованием новейших технических средств. Морин получает на смартфон СМС-сообщения от неведомого адресата, они интригуют ее, заставляют вступить в опасный диалог, провоцируют на безумные поступки. Что это — сигналы потустороннего мира или козни хакера-шантажиста?
Полные саспенса сцены в поезде и в отеле, когда айфон становится ареной психологической дуэли героини с анонимом, принадлежат к числу самых роскошных в фильме. Но временами "Персональный покупатель" выглядит глуповато, кичась своей интеллектуальной начинкой. Такова линия, связанная с Хильмой аф Клинт, малоизвестной шведской художницей-абстракционисткой начала ХХ века. Хильма увлекалась спиритизмом, и это стало отдаленным эхом сюжета — слишком дальним, чтобы расслышать его без специального комментария.
Ассаяс — тоже режиссер-эхо, отголосок французской "новой волны". Он ищет баланс между критическим интеллектом (сам кинокритик в прошлом) и спонтанностью, между натурализмом и синефильством. Снимая уже не первый раз в своей биографии англоязычный фильм, он спорит с англо-саксонской готической традицией, в которой невидимое, иррациональное — это зло, настаивает на том, что не надо бояться сверхъестественного.
В середине 1990-х Ассаяс снял картину "Ирма Веп", ставшую образцом "пламенеющего постмодернизма". Там режиссер тоже обратился к стилевым иконам модерна, к фильму 1916 года "Вампиры" Луи Фейада. Действие "Ирмы Веп" происходило во время съемок ремейка "Вампиров", а героиню-вамп играла гонконгская актриса Мэгги Чун — в то время жена Ассаяса. Вампирская тема настойчиво возникает в творчестве режиссера, и причина ясна: усталый французский кинематограф, переживший авангард, поэтический реализм и "новую волну", нуждается в свежей крови. Ее источником может быть крутой азиатский экшен, а может и голливудская молодежная вампирская сага, с полей которой Ассаяс пересадил на галльскую почву Кристен Стюарт.
Эта пересадка и принесла плоды: благодаря ей фильм гипнотизирует, невзирая на нестыковки жанров и невнимание Ассаяса к другим персонажам. Не запоминается Лара, подружка покойного брата героини (Сигрид Буази), остается служебной фигурой Кира, работодательница Морин (Нора фон Вальдштеттен), вместе со своим любовником Инго. В роли последнего — Ларс Айдингер, видный актер берлинского "Шаубюне". Но и его таланты в данном случае почти не использованы.
Ассаяс создает сумеречное пространство вокруг своей героини — искривленное и выморочное, в котором призраки оказываются реальнее, чем живые люди. Кира живет в таком ритме, что практически неуловима: она то в Милане, то в Марокко, то в Лондоне, разве сама она не призрак? Бойфренд Морин находится где-то на Ближнем Востоке, и связаться с ним героиня может (но, кажется, не очень-то и хочет) только по скайпу. Ее гнетет идиотизм должности "персонального покупателя", ее тянет из стерильного мира гламура к трансцендентным духам и призракам.
Когда ты физически никого не ощущаешь вокруг, можно усомниться и в собственном существовании. Не потому ли Морин, нарушив строжайший запрет, в момент кризиса сбрасывает с себя джинсовую униформу и надевает сногсшибательные наряды, приобретенные для Киры: она экзаменует свою идентичность. За этим стоит нехитрая, но вполне злободневная мысль. Мы все реже общаемся старыми классическими способами. Проводим больше времени с гаджетами, чем с близкими людьми. Мы погрязли в виртуальных сумерках и безуспешно ищем прекрасный или ужасный призрак, который сумеет вывести нас на свет.