В издательстве Corpus выходит в свет новая книга Владимира Сорокина «Манарага». В очередном посткатастрофическом мире, который описан в романе, процветает подпольная индустрия book`n`grill — изысканных блюд, которые готовят, сжигая ставшие музейной редкостью бумажные книги. Перед выходом романа ВЛАДИМИР СОРОКИН ответил на вопросы АНДРЕЯ АРХАНГЕЛЬСКОГО.
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Издательство Corpus
— В России интеллигентская традиция строится на противопоставлении высокого и низкого, роль низкого всегда отводилась процессу еды. Вот у Василия Гроссмана, например, плохие герои любят поесть, подолгу и тщательно пережевывают пищу, все время что-то жуют. А хорошие люди едят торопливо, им все некогда, некогда… Я не знаю, может быть, ваша новая книга — бунт против интеллигентской традиции?
— Да, вспомним две главные заповеди интеллигента: относиться с презрением к еде и ни в коем случае не сюсюкать с детьми. А с кем же еще сюсюкать, хочется спросить этих советских индюков, как не с детьми?
Еда глубоко проникает не только в литературу, но и в литературоведение. Вспомните: есть ведь, например, такие выражения, как «вкусная строчка», «вкусно написано» или «сочный язык». Не один редактор это произнес. Ну, или в негативном смысле: «несъедобный роман», «автор приготовил читателям какую-то странную стряпню» либо «безвкусная литературная окрошка». Ну и, наконец, «непропеченный рассказ».
— Интересно, что, даже сжигая уникальную книгу, ваши book`n`griller понимают и различают их ценность. Им почему-то не все равно, готовить на второстепенном советском авторе или жарить на первосортном классике.
— Нет, это все-таки в первую очередь зависит от прихоти клиентов. Кто-то хочет жарить на Бабеле, кто-то — на Белом… Собственно, это законы жанра book`n`grill. Естественно, если бы книги не различались по своей ценности, тогда не возникло бы и этой моды. Понятно, что они готовят на музейных раритетах. По музейной шкале «Улисс», конечно, ценнее «Клима Самгина», и вслед за клиентами гриллеры тоже придерживаются этой иерархии. Это попутно воспитывает их собственный литературный вкус.
— Есть такая важная идея у Мишеля Фуко: чтобы понять книгу, ее нужно забыть. Ваш сюжет работает так же: сжечь — значит понять.
— Сжечь, чтобы полюбить.
— А ведь та же идея была и в «Теллурии». Мне показалось, что вы не видите другого способа спасения мира, кроме как через катастрофу.
— Наша Вселенная началась с Большого взрыва. Если вдуматься, это катастрофа, которая не конец, а очистительный процесс. Во многих ситуациях.
— Это чувство рождается оттого, что условно мир в каком-то аспекте стал неисправим, дошел до точки невозврата?
— Ну, есть такое чувство, что мир впал… в необратимый гротеск. Все события последнего года подтверждают это.
— Сожжение книг — символ абсолютного зла, антицивилизации. То, что считается очень серьезным обвинением против человечности, вы превращаете в эстетическую игру.
— Но в этом, собственно, природа человека. Как у Мамлеева: «Он любил превращать проклятия в акт благодати». Так что речь идет о том, что люди, а точнее, рынок научился утилизировать практически все, даже античеловеческое. И заканчивается все тем, что человек романтического склада под воздействием физиологических и социальных обстоятельств также превращается в монстра рынка. Он и его коллеги готовы идти дальше, будут готовить уже на священных текстах. Но они будут подделкой!
— Вы считаете, что огонь является единственной альтернативой такому рынку?
— Ну, огонь — мистическая стихия, очищающая. Парадокс в том, что здесь огонь испепеляющий благополучно используют для нужд этого самого рынка, то есть приспособили даже стихию.