В 2000 году первых сирот приняла детская деревня — SOS около Петербурга, в маленьком Пушкине. За 17 лет из деревни выпущены 87 детей. СЕРГЕЙ ЯКОВЕНКО, директор пушкинской деревни, о том, как вырастить детей, чтобы они стали счастливыми взрослыми.
Фото: Предоставлено «Детские деревни – SOS»
Первый вопрос, который мы решаем, принимая сироту к себе,— это вопрос о том, является ли детская деревня лучшим местом для его жизни. Мы смотрим, есть ли у ребенка высокие шансы уйти под опеку или усыновление в обычную семью. Если это так, то зачем ему к нам в деревню? Последние годы у нас средний возраст приходящих детей — 11-12 лет. Лет десять назад средний возраст приходящих детей был 6-7 лет. Это связано с развитием опеки и усыновления в стране. Сейчас мы часто берем и уже относительно взрослых детей, и большие семьи. Когда детей трое-четверо, маловато шансов, что их всех вместе возьмут на какую-то форму устройства в обычную семью. Тогда нужны мы.
Если определено, что детская деревня является лучшим местом устройства для этого конкретного ребенка, то мы выбираем ему дом и семью внутри деревни. Расспрашиваем наших SOS-мам об их возможностях, выслушиваем пожелания. Психолог разбирается с новым ребенком, и если это, например, гиперактивный мальчик, а в семье уже есть два таких, то мы понимаем, что они разнесут дом и SOS-маме не хватит ресурсов для работы с ними. Когда решаем, в какой дом можно определить ребенка, мы сообщаем маме и ждем ее ответа. Возможно, сейчас у другого ее ребенка кризис и она не готова к пополнению. Возможно, семье не хватает материальных ресурсов. Сейчас у нас 12 домиков, в среднем в каждом 6 детей. На сегодня 57 ребят. Есть еще молодежные дома — там сейчас 11 подростков. Еще 30 совершеннолетних ребят на программе постинтерната — мы называем это программой полунезависимого проживания, когда взрослый выпускник уже работает, живет в своем жилье, но с нашим участием и в необходимых случаях — с нашей помощью и под нашим контролем. Ведь главная цель деревни — подготовить детей к счастливой самостоятельной жизни.
Наши дети не перекати-поле. За каждым стоит его род, его семья. Да, родители могли оступиться, могли жить неправильно. Но ребенок должен их знать. Если это возможно, должен знать всех своих родственников. Мы ищем бабушек и дедушек, других родственников и привлекаем их к участию в судьбе ребенка. Мои коллеги выезжают с ребенком в место, где он жил. Бывает так, что там все умерли или пропали, но есть соседка, которая помнит ребеночка, у нее есть его самые ранние фотографии. Когда наши дети вырастают, мы стараемся объяснить им, что надо быть благодарными мамам хотя бы за то, что они их просто родили, просто подарили им счастье жить.
Редко, но бывает, что мы выстраиваем отношения с родной семьей так, что детей удается вернуть в семью. Два года назад мы вернули троих детей, мама которых восстановилась в родительских правах. Сейчас у нас временно размещены два братика — два года и четыре им. С мамой ведется активная работа фондом "Укрепление семьи", нашими коллегами. В конце марта мама заберет детей.
Наши дети могут быть устроены в приемные семьи или усыновлены/удочерены. Все наши дети находятся в Банке данных детей, оставшихся без попечения родителей. Потенциальные опекуны могут познакомиться с ребенком и выстроить с ним отношения. Но первое знакомство с ребенком мы устраиваем очень деликатно. Например, мы сидим с возможными будущими приемными родителями в моем кабинете, я позвоню SOS-маме и попрошу ее дать Пете какую-то ненужную бумажку, чтобы он занес мне ее в кабинет, а взрослые на него посмотрели и перекинулись парой фраз с ним. Это непродолжительная встреча. Или потенциальные опекуны могут просто прогуляться со мной по деревне, посмотреть, как дети проводят время на детских площадках. Если потенциальные приемные родители тверды в своем намерении установить отношения с ребенком, мы знакомим их с документами ребенка, даем всю информацию о ребенке, определяем порядок встреч с ним для установления отношений.
Но нередко такие кандидаты, познакомившись с жизнью детской деревни и наших детей, говорят: "Мы не видим смысла забирать ребенка в нашу семью из вашей семьи". Если ребенок старше десяти лет, мы по закону должны спрашивать его согласия. Многие дети от нас уходить не хотят. Отношения с SOS-мамами складываются по-разному — мы не регламентируем, как обращаться ребенку к SOS-маме. Зовут и тетя Наташа, и мама Наташа, и мама на "вы". Между собой за глаза называют мамой. "Я люблю свою маму Наташу",— часто слышу я.
Иногда нам говорят: "Вы не семьи". Но термин "семья" не юридический: ни в одном законе не дано определения семьи. А если ориентироваться на социальные и психологические функции семьи, а исследователи сходятся на том, что их около 14, то наши SOS-семьи не выполняют только репродуктивную. Да, сама деревня — это учреждение, это не семейная форма устройства. Тут мы не спорим. Но внутри деревни у нас живут именно семьи: 12 SOS-семей в 12 домах со своими радостями и печалями, со своими заботами и хлопотами, со своими праздниками и традициями, со своей жизнью. Из десяти кандидатов в приемные родители, которые приходили в деревню за десять лет моей работы, восемь — это одинокие женщины без мужа и без детей. Почему тогда считается, что ребенок, уходя к этой женщине, уходит в семью, а наши SOS-семьи семьей не считаются? Мы видим, что наши выпускники воспринимают нас как семью, отношения с SOS-мамой и общение с ней не прекращаются после выпуска, взрослые дети приезжают в гости и звонят.