"Первую машину мне купил Басаев"

       В прошлом номере "Власти" глава Чечни Ахмад Кадыров рассказал, какой порядок он собирается установить в республике после вывода российских войск. Чтобы узнать, какой порядок он установил у себя дома, к нему в гости отправилась корреспондент Елена Самойлова.
Воины Аллаха
В доме Ахмад-Хаджи на всех вещах лежит отпечаток личности хозяина
Мы едем в Центорой, село, где живет глава Чечни Ахмад-Хаджи Кадыров. Со мной в машине два охранника главы республики, Руслан и Хамзат. "Шестерка" с изрешеченными пулями стеклами несется по ухабистой трассе со скоростью 160 км/ч.
       — Что так гонишь? — спрашиваю Хамзата.
       — Чтобы пуля не догнала,— отшучивается он,— на этой дороге столько ребят наших погибло. В прошлом году племянник Ахмад-Хаджи Абубакар подорвался. 24 года ему было. А потом еще один его племянник, Леча. Ему было 27. Вон там, в глубоком месте, два раза фугас закладывали. Промахнулись. У шефа ни царапины. Аллах его хранит. Тьфу, тьфу, тьфу.
       Охранники дружно стучат по прикладам "калашниковых".
       — Трудно его охранять,— жалуются они.
       — Почему?
       — Когда стреляют, не нагибается.
       В Центорой въезжаем в сумерках. Слева от проселочной дороги — лес высоких шестов.
       — Что это?
       — Ребята наши здесь лежат. У нас свое кладбище. Видишь на шестах месяц? Здесь похоронены те, кто погиб в газавате.
       Дом главы Чечни стоит на склоне холма. Рядом с ним несколько вагончиков — казарма, где живет охрана.
       — Сколько человек охраняют Кадырова?
       — Шестьдесят,— отвечает начальник службы безопасности главы республики Руслан Алханов.— Большинство родственники Ахмад-Хаджи. Проверенные люди, на которых можно положиться.
       — Многие чеченские беженцы называют вас кафирами и национал-предателями за то, что охраняете Кадырова и сотрудничаете с российской властью.
       — Это неверные — боевики и ваххабиты. Вбивают простым людям в головы всякую чушь. Мы воины Аллаха и положим головы за свой народ.
       
"Я говорил: сколько можно, столько убивайте"
       Дом главы республики скрыт за высокими коваными воротами. Меня пропускают в просторный двор. Навстречу мне выходит молодой мужчина.
       — Рамзан,— представляется он.
Дом бывшего муфтия Чечни украшает мусульманский полумесяц
— Младший сын Ахмад-Хаджи,— шепотом объясняет мне Алханов.— В Центорое он его правая рука.
       Мы проходим в дом. Оружие здесь везде — на диванах, на креслах, на полу. Под высокой китайской розой целый арсенал: "стечкины", "калашниковы", ТТ. Как только на пороге появляется Ахмад-Хаджи, все встают. Никто не произносит ни слова до тех пор, пока не заговорит глава семейства. В комнате появляются дети. Они тут же облепляют Ахмад-Хаджи со всех сторон.
       — Внуки мои,— Кадыров улыбается.
       — Сколько их у вас?
       — Тринадцать. От года до 11 лет. Карина самая маленькая. Это Айшат, Турпал-Али, Хамзат. Для меня быть с ними рядом — лучший отдых. Я обо всем забываю на время.
       — Даже о том, что у вас столько врагов? — спрашиваю я.— Вам угрожают, вашу семью преследуют. Как вы живете с этим?
       — Я стараюсь об этом не думать. Надоело. Первые три месяца после назначения я вообще не мог спать, сильно похудел. Я один пошел против Ичкерии.
       — Многие чеченцы обвиняют вас в измене: в первую войну вы, будучи муфтием, призывали их к газавату, а потом перешли на сторону федералов. Знаменитая фраза "Каждый чеченец должен убить 150 русских" действительно принадлежит вам?
       — Я не говорил про 150 русских. Я говорил: сколько можно, столько убивайте. Без ограничений. Раньше я был уверен, что Дудаев и Масхадов хотят что-то сделать для республики, поэтому шел за ними сломя голову и закрыв глаза. Потом я понял, что никто из них не сделал ни одного шага, чтобы защитить национальные интересы. Они хотели только заработать деньги. Каждый день в Ичкерии от разборок погибало от 10 до 15 человек. На трассе Баку--Ростов сидели Бараев, Цагараев, Ахмадовы — весь криминал. Масхадов их боялся. Мы как-то отправились с ним в Слепцовск, чтобы оттуда улететь в Саудовскую Аравию, и ехали по полевым дорогам. Он сказал: "Вот, у себя дома мы не можем поехать там, где хотим". Какой он президент после этого?
       
"Чеченцам обещали золотые краники с верблюжьим молоком"
       Мы с Ахмад-Хаджи выходим из дома. За нами след в след ступают охранники.
У высоких железных ворот днем и ночью дежурит охрана
— Сюда,— Кадыров обводит рукой двор,— привозили моих родных. Покушались на меня, а погибали молодые ребята. Я не могу забыть одно из первых покушений, когда убили пять человек — все мои родственники. Я выходил с работы. Отдал папаху и дипломат ребятам. Они сели в одну машину, а я — в другую. Поехали разными дорогами. Через несколько минут их взорвали. Наверное, тот, кто видел, что я отдал им свои вещи, передал по рации, что я сел вместе с ними. Как я устал от этой крови. Часто я с ужасом думаю, что войну можно было предотвратить. Надо было только предотвратить поход на Дагестан. Тогда, в 1999 году, я сказал Масхадову: ты должен остановить людей, не дай пролиться крови. Масхадов ответил, что Басаев не вернется в Чечню. Он заявил: я завоюю Дагестан, а потом пойду на Азербайджан, обратно не вернусь — можешь поставить войско на границе. Я сказал, что он вернется. И Басаев пришел. А Масхадов его принял. Из страха перед ним.
       — Как вы думаете, почему чеченцы пошли тогда за экстремистски настроенными лидерами, а многие до сих пор продолжают считать их национальными героями?
       — К людям приходили и говорили: мы построим исламское государство. Через год у вас здесь будет Саудовская Аравия. Обещали им золотые краники с верблюжьим молоком. Так убивали народ.
       
"У Масхадова осталось три человека"
       Мы возвращаемся в дом. Наш разговор продолжается за чаем.
       — Как вы оцениваете сегодняшнюю расстановку сил и взаимоотношения среди полевых командиров?
Глава Чечни всегда окружен охраной, большинство которой составляют его родственники. Начальник охраны Руслан Алханов (внизу) называет их воинами Аллаха
— Масхадов издал официальный указ, которым разжаловал Гелаева до рядового. У меня есть аудиокассета, где он открытым текстом обвиняет Басаева, Удугова в том, что они служат международным экстремистским организациям, и называет их предателями. Какая может быть среди них подчиненность или сплочение, когда он о них так говорит? В последней кассете, адресованной Абалаеву, которую нам удалось перехватить, Ислам Хасуханов жалуется, как тяжело им стало: "Везде преследуют, связистов убрали, сволочь Кадыров печется о своей безопасности и взял все районы под контроль. А 'ноль первый' (позывной Масхадова.— Ъ) не помогает — если он мне рубль даст, я тебе пятьдесят копеек отправлю".
       — По-вашему, получается, что у Масхадова вообще никого не осталось?
       — Единственный, кто ему подчиняется,— это Магомед Хамбиев, министр обороны, командующий национальной гвардией Ичкерии. В последние месяцы его люди составляли опорную бригаду у Масхадова. На днях фактически не стало и ее. В группе, которая на днях сложила оружие в Центорое, 15 человек — люди Хамбиева. У Масхадова осталось три человека, которые чай подносят ему в конуру.
       — А по информации спецслужб, после гибели Хаттаба Масхадов созвал совет полевых командиров, на котором был сформирован высший военный меджлис-шура.
       — Я не думаю, что Масхадов кого-то собрал и сформировал какую-то шуру. Не знаю, откуда такая информация. А если она у нас есть, чем подводить итоги и делать статистику, не лучше ли собрать их всех в кучу и сделать им салам алейкум?
       — Вы согласны с тем, что гибель Абалаева — серьезный удар по боевикам, поддерживающим Масхадова?
       — Нет, не согласен. Просто хорошо, что фамилии не стало. Абалаев — дивизионный генерал, экс-кандидат в президенты Ичкерии, командующий шариатской гвардией! На самом деле он сидел в селении Зандак Ножай-Юртовского района и не воевал. То, что он погиб, не такая большая потеря.
       
"Мы никогда не знали, что такое выборы"
       — Как вы познакомились с Хаттабом?
 
— В первую войну, когда я был муфтием, я приехал к Басаеву в селение Дарго. Там я его увидел первый раз. В частном доме. Не знаю, чей это был дом. Помню, Хаттаб сидел, играл на компьютере. Там было еще несколько арабов — его личная охрана. Тогда он не был грозой, громкой личностью. Он стал известен, когда колонна псковского ОМОНа попала в засаду. Так глупо попалась! Без сопровождения, подкрепления, в том месте, где можно было двумя гранатометами всю колонну разбить. А после войны Хаттаб начал уже брать все в свои руки. Открыл базы подготовки боевиков под Сержень-Юртом, в Ведено, в Урус-Мартане. Это были своего рода экстренные курсы. Хотел открыть их также в Шали, но не получилось. Там было шесть полевых командиров, и они были против намерений Хаттаба. Написали письмо Масхадову: если разрешишь ему, то мы пойдем против всех.
       — Правда, что Хаттаб и Басаев были дружны?
       — Да. Хаттаб был названым братом Басаева. Когда Хаттаб женился, то свадьбу играли в доме отца Басаева.
       — А Шамиля Басаева вы хорошо знали?
Рамзан — младший сын и правая рука Ахмад-Хаджи
— Да. Первый раз я его увидел в Грозном 5 января 1995 года. Я пришел в президентский дворец, там в подвале были Масхадов, Закаев — вся их тусовка. Басаев сидел в кабинете у Масхадова. Там мы познакомились. А потом встречались время от времени. Был у нас комитет обороны — ГКО. На этих совещаниях сталкивались. Я когда находился в районе Ведено в первую войну, всегда останавливался ночевать у Басаева. Его отец никогда не садился, пока я не сяду. Младший брат Басаева тоже ко мне очень хорошо относился. Они меня сильно уважали. Впрочем, я был духовный наставник. Ко мне все так относились. Но первую машину мне купил Басаев. В 1995 году приехал ко мне зимой, давай, говорит, поедем в Курчалой, купим тебе машину. Мы поехали. Базара, правда, не было. Тогда он дал мне $7 тысяч, и я потом купил "Ниву". Басаев человек непредсказуемый. Так он вроде бы спокойный, нормальный, а потом смотришь — вообще ненормальный. На язык злой, высокомерный человек. Мог ни с кем не считаться. Даже на больших совещаниях он вел себя так, как будто никого вокруг не было. У него голова часто болела, и он сидел, делал себе массаж головы. Масхадов был для него ничто. А вот Хамбиев мог сказать Басаеву что угодно, обозвать. Тот терпел. Я этому удивлялся. Мы как-то вышли от Масхадова, идем по маленькому коридору в старой резиденции, кто-то Хамбиеву говорит: ты как-то сказал, что Басаев не мужчина. А Басаев был в полутора метрах от нас. Хамбиев повернулся, показал на него: "А я и сейчас говорю, что он не мужчина". Басаев промолчал. Непонятно. Хамбиев сам трус.
       — Как вы оказались в оппозиции Басаеву и Хаттабу?
       — Раскол произошел на президентских выборах в 1997 году. Вот там мы и разделились. Кто-то стал за Яндарбиевым, кто-то за Удуговым, кто-то за Масхадовым. Группы обособились и не сошлись. У нас никогда не было нормальных выборов, и мы не знали, что это такое в корне. Все кандидаты — их, насколько я помню, было 13 — дали мне клятву на Коране, что после выборов они сплотятся вокруг избранного. Но они нарушили клятву. А Масхадов, как человек слабохарактерный, не смог взять ситуацию под свой контроль. Тогда мы потеряли отношения с Басаевым. Он меня потом упрекнул: ты муфтий и должен был оставаться над всеми нами.
       
"Я обижался, когда ставка за мою голову падала"
       — Вам Хаттаб и Басаев угрожали?
       — Напрямую нет. Но Шамиль объявил за мою голову сначала $500 тысяч, потом $200 тысяч. Я обижался, когда ставка падала. Как до $1 млн дошла, я подумал: нормально, значит, я стою.
       — Кого вы можете назвать среди лидеров сопротивления, готовых сложить оружие?
У Ахмад-Хаджи четверо детей и тринадцать внуков
— Там остались Хамбиев, Масхадов и Басаев. Басаев не сдастся. На нем много крови, и он знает, что ему не простят. Масхадов и Хамбиев могут сложить оружие, но только после Басаева, когда его не станет.
       — Не хотят перед ним позориться?
       — Да нет. Чтобы он их не убил. А почему вы считаете, что сложить оружие — это позорно? На днях ко мне в Центорой приехали 37 участников незаконных вооруженных бандформирований и сложили оружие у моего дома. Командующий Объединенной группировкой войск на Северном Кавказе Владимир Молтенской специально прилетел, чтобы пожать им руки.
       — Вы гарантировали сдавшимся боевикам безопасность и, говорят, даже выдали им справки о неприкосновенности на период следствия?
       — Никаких справок я не давал. Мы составили списки тех, кто сложил оружие, и отдали их в прокуратуру. Это сделано в их интересах. Чтобы впоследствии не было такого: сосед обидится на него и напишет в органы, что это боевик. А сейчас он получит справочку, что амнистирован, и будет жить спокойно.
В доме часто встречаются фото, на которых Ахмад-Хаджи снят с президентом Путиным. С ними соседствуют снимки убитых родственников (слева — 24-летний Абубакар Кадыров, взорванный в прошлом году)
— Значит, если следствие ничего на них не найдет, их просто отпустят?
       — А что, лучше их убивать? Тогда ряды боевиков снова пополнятся их родственниками, которые будут мстить за них.
       — Но ведь они не с игрушечными автоматами бегали. Наверняка на каждом из них кровь.
       — Поймите. В отношении каждого должны быть доказаны конкретные факты. Как в случае с Трактористом: поймали его и доказали, что он убивал людей, отрезал им руки, ноги. А если таких фактов не имеется, то дела закроются. Эти люди даже в розыске не числятся. Я уже разговаривал с президентом Путиным насчет этих ребят. Просил его, чтобы он взял ситуацию под личный контроль. Если те ребята, которые пришли ко мне сдавать оружие, убедятся, что их не будут преследовать, думаю, такие мероприятия будут повторяться. Я очень благодарен президенту за то, что он меня поддержал.
       
Мадина
       Время далеко за полночь. В дверном проеме появляется жена Рамзана Мадина.
       — Вы скоро спать пойдете? — робко обращается она ко мне.
Ахмад-Хаджи и его сыновьям часто дарят оружие
Тут я вспоминаю, что по кавказским законам хозяйка дома не может лечь спать раньше гостей, прощаюсь с Ахмад-Хаджи и иду за ней.
       — Ты завтра уезжаешь? — спрашивает Мадина.
       — Да.
       — В Москву?
       — Сначала в Ингушетию. Оттуда в Москву улетим.
       — Я никогда в Москве не была. Вообще нигде не была.
       Через минуту в комнате появляется Айшат.
       — Не хочет спать — и все тут,— жалуется Мадина.
       Она укладывает девочку на диван и пристраивается рядом.
       — Автоматы, пистолеты эти по всему дому валяются,— Мадина бросает взгляд на гору оружия под китайской розой,— я уже помню все номера, знаю все магазины, рожки. Устала я. Поехать никуда нельзя. Все время дома сижу. Карину тоже дома родила. В больницу не поехали, хоть у меня давление было ужасное. Опасно это. Боялись, что бандиты ребенка могут украсть. Так хочется спокойной жизни.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...