Фото: DIOMEDIA
Фото: DIOMEDIA
Фото: Matej Divizna/ GettyImages.ru
Фото: Curzon Artificial Eye
Разумеется, я много слышал про этот турецкий город от наших туристов, но узнать его мне довелось совсем с другой стороны — как место проведения крупного международного фестиваля. Киносмотр этот не единственный в Турции: и Анкара, и Стамбул могут похвастаться яркими кинособытиями, на Стамбульском фесте я бывал неоднократно, ощутил очарование и опасную ауру этого города, о котором великий Бертолуччи, помнится, сказал: "Вы чувствуете там разряд электричества".
Анталья совсем другая: она, кажется, дышит спокойствием и расслабленностью курорта (впрочем, это лишь первое и во многом обманчивое впечатление). Но сначала о том, почему вообще Турция стала популярна среди кинематографистов всего мира. И как случилось, что турецкое кино оказалось притягательно и конкурентоспособно на международном рынке.
Мы обнаружили, что не только мы смотрим, но и на нас смотрят. Люди останавливались и перегораживали нам путь. Причиной оказался турецкий член жюри — актер Халит Эргенч
Пионером турецкого киноренессанса стал режиссер Нури Бильге Джейлан, неоднократный призер самого влиятельного в мире, Каннского, фестиваля. Когда этот фестиваль отмечал 60-летие, лучшими режиссерами планеты был снят юбилейный альманах "У каждого свое кино". Там есть уморительная новелла, принадлежащая братьям Джоэлу и Итану Коэнам. Открыточный ковбой заявляется в кинотеатр и узнает, что там идет турецкий фильм. Ковбой спрашивает: "А что, фильм действительно на турецком? И надо читать субтитры?" У парня приступ панической атаки: ковбой абсолютно уверен, что кино делается только на его родном английском языке. Поколебал его убеждение Нури Бильге Джейлан: именно его картину "Времена года" о кризисе супружеских отношений крутили у Коэнов.
После картин "Однажды в Анатолии" и "Зимняя спячка" (Золотая пальмовая ветвь в Канне) заговорили о чеховских и толстовских мотивах в творчестве режиссера. Но не только: не случайно в кабинете главного героя висят иллюстрации Ильи Глазунова к романам Достоевского, и они же использованы для афиши фильма. К миру Достоевского восходит и история с мальчиком, разбившим стекло автомобиля, чтобы отомстить обидчику своего отца. В фильмах Джейлана, взращенного, как и многие турецкие интеллектуалы, на русской литературной классике, Турция — это та самая Россия, которую мы потеряли вместе с присущей старой интеллигенции честью и совестью. Драма интеллигентов, оторванных от народа, но чувствующих свою вину и ответственность перед ним, становится ключевой в творчестве Джейлана. Так что коэновскому ковбою, пришедшему на его фильм, есть над чем помозговать.
Режиссер Нури Бильге Джейлан
Фото: Tim P. Whitby/ GettyImages.ru
С Россией связывает Джейлана и его страстная любовь к Андрею Тарковскому. Настолько страстная, что ее пришлось даже маскировать и "снижать" с помощью юмора: герой-интеллектуал фильма "Отчуждение" смотрит по телевизору "Зеркало" Тарковского, но периодически переключает канал на порнофильм. После этой картины Джейлана стали называть "турецким Антониони" и "турецким Тарковским". К слову, вскоре я пригласил его в Плес на посвященный Тарковскому фестиваль "Зеркало". В садике дома, где великий русский режиссер подростком жил во время войны, Джейлан посадил дерево и поклонился своему кумиру.
Впрочем, не только Джейланом гордится сегодня турецкое кино. Год назад во многих странах прошумел "Мустанг" — феминистский турецкий фильм, снятый в копродукции с Францией и выдвинутый ею на "Оскар". Дебютная лента Дениз Гамзе Эргювен — история пяти сестер: девочек запирают в домашней тюрьме и пытаются загнать в рамки патриархального уклада, но тщетно. "Мустанг" дышит молодой энергией, неудержимой жаждой свободы, язвительно высмеивает лицемерие, в основе которого не столько даже мусульманские догмы, сколько южный и восточный мужской шовинизм. Все прекрасно знают, что это лишь внешняя ритуальная оболочка, что умные женщины ухитряются и фактически управлять своими мужьями, и наставлять им рога. Дело, однако, в том, что героини "Мустанга" не хотят притворяться и обманывать, их цель — полное освобождение от канонов и традиций. А ориентир — Европа и европейские ценности; но на родине единственный город, влекущий их свободными нравами,— это Стамбул, от которого героинь отделяет тысяча километров.
Актер Харви Кейтель на кинофестивале "Золотой апельсин"
Фото: DIOMEDIA
Когда меня пригласили в международное жюри 51-го фестиваля "Золотой апельсин" в Анталье, я порадовался, что встречу турецких друзей-кинематографистов. Но жюри оказалось по-настоящему международным. Возглавлял его американский режиссер Джерри Шацберг, поразивший нас в свои "под девяносто" прекрасной интеллектуальной и физической формой. Прилетев из Лос-Анджелеса, он через два дня отправился в Лион на чествование своей давней подруги Фей Данауэй, еще через день вернулся, досмотрел пропущенные фильмы и сумел так организовать жюри, что оно вынесло решение в рекордные полчаса. "Золотой апельсин" надо было присудить одному фильму из десяти, участвовавших в конкурсе. Некоторые из претендентов уже могли похвастаться серьезной репутацией, как, например, "Белый бог" венгра Корнеля Мундруцо или "Суд" индийца Чайтаньи Тамхане.
В противоположность индийскому фильму, состоящему из протокольного потока судебных речей, приехавшая на фестиваль российская картина "Испытание" снята без единого слова, а ее герои изъясняются языком мимики и жестов. Этот минималистский и, повторю, совершенно бессловесный фильм напоминает давние ленты среднеазиатского, еще советского живописно-поэтического кино. Девушка живет в степном домике c отцом, заботится о нем, организует нехитрый быт. Ей вековым обычаем уготован жених, молодой чабан; он надевает на невесту тяжелую декоративную цепь — символ вековой женской неволи. В один прекрасный день перед домом появляется русский парень — помощник оператора, который приехал в эти края снимать что-то важное — как выясняется, атомный взрыв (действие происходит в год первого испытания водородной бомбы). В азиатской красавице пробуждается чувство к пришельцу, вырисовывается контур любовного треугольника, а языком их отношений по-прежнему остается пантомима. Природа и быт созерцаемы в своей вечной сути, а человек с его безумствами — лишь песчинка этого космоса.
Президент кинофестиваля "Золотой апельсин" Элиф Дагдевирен
Фото: International Antalya Film Festival
Мне не пришлось мобилизовывать свой патриотизм, чтобы выбить "Золотой апельсин" для "Испытания": в первом же туре жюри единогласно за него проголосовало. Как единственному критику, мне поручили написать формулировку решения. Вот что получилось: "Фильм награждается за отражение конфликтов атомной эры, за визуальное богатство и аскетизм формы, возвращающие кинематограф к его истокам".
После того как дело было сделано, наше жюри, которое уже успело сдружиться, поехало на экскурсию по Анталье и ее окрестностям. До этого большую часть времени мы проводили в кинозале, и самым сильным впечатлением остался, пожалуй, отель с разноцветными фонтанами, построенный бывшим хозяином московского Черкизона Тельманом Исмаиловым. В этом восточном дворце чудес, напоминающем сказки "Тысячи и одной ночи", проходил фестивальный прием, и гости могли полюбоваться не только роскошью архитектуры и отделки, но и вывешенным в холле портретом родителей магната — скромных людей, немного испуганно взирающих на весь этот миллионерский пафос.
При ближайшем рассмотрении Анталья оказалась не только приятным, но и очень живым, многолюдным городом, где есть что посмотреть. Однако быстро выяснилось, что не только мы смотрим — на нас тоже смотрели во все глаза. Люди останавливались и преграждали нам путь. Причиной повышенного внимания стал турецкий член жюри — актер Халит Эргенч.
Видный, чуть раньше положенного облысевший мужчина за сорок — любимец турецкого народа. Где бы мы ни появлялись, в античном ли Аспендосе или в огромном молле Антальи, всюду к нему устремлялись толпы преданных поклонников. Они жаждали сделать селфи со своим идолом, и разве можно их за это осуждать? Сериалы, где Эргенч играет главные роли, ежедневно крутят по главным турецким телеканалам. В общем, он оказался самым звездным членом жюри, и даже видавший все виды Джерри Шацберг слегка занервничал, когда на закрытии его чуть не смяли фаны Халита Эргенча.
Самое удивительное — это невероятная скромность нашего звездного друга. Пообщавшись поближе, мы узнали, что его предки приехали в Турцию из Албании и Ливии. Польский коллега спросил: а разве, чтобы играть героев, не нужно принадлежать к титульной национальности? Халит ответил: достаточно иметь черные глаза и бородку (глаза у него, кстати, голубые). Еще нам рассказали, что его жена — самая красивая актриса Турции. А вернувшись в Москву, я в Facebook выложил нашу с Халитом фотографию. Компьютер был открыт на этой странице, и ее случайно увидела женщина, которая пришла сделать уборку в моей квартире. Она обомлела и долго не могла поверить, что я знаком с Халитом Эргенчем. Похоже, ее уважение ко мне резко возросло: только что у нас прошел "Великолепный век" — исторический сериал с участием актера, так что Эргенч стал кумиром и российских женщин.
Элиф Дагдевирен
Президент кинофестиваля "Золотой апельсин"
Прошлый год для нашего фестиваля был непростым: политические проблемы и ситуация в стране могли повлиять на решение участников, мы боялись, что многие гости откажутся приехать в Анталью. И тогда я разослала всем 250 приглашенным письмо. Я никого не уговаривала, лишь написала, что весь наш мир сегодня — далеко не безопасное место: в любом городе, в любой стране, где бы вы ни находились, может что-то случиться. Анталья не исключение. Вы можете отказаться, мы поймем, писала я. Но, отказываясь от своих планов, вы тем самым поддерживаете террористов, действуете по их сценарию. К нам приехали все приглашенные участники, среди которых были Одри Тоту, Харви Кейтель, Энди Макдауэлл — 13 мировых звезд. И фестиваль состоялся.