Фестиваль опера
Герберт фон Караян хорошо понимал силу массмедиа. Уже в 1960-е он мечтал о том, что по телеканалам хотя бы раз в месяц будут транслировать оперную постановку. В 1967-м на первый Пасхальный фестиваль, открывавшийся "Валькирией", он пригласил 150 журналистов и критиков.
Полвека спустя журналистов уже никто специально не заманивает, они стремятся сюда сами. А "Валькирию" решили повторить — если не в прежней режиссуре Караяна, то хотя бы в прежних декорациях Гюнтера Шнайдера-Симсена.
Реконструкции сегодня в моде: например, в июне в "Ла Скала" покажут знаменитое "Похищение из сераля" в постановке Джорджо Стрелера (за пульт, как и в 1965-м, встанет Зубин Мета). Зальцбургская "Валькирия" изначально оказывается в тренде, хотя у нее новый режиссер — уроженка Софии Вера Немирова, учившаяся у Петера Конвичного и успевшая поработать ассистентом у Рут Бергхаус.
Режиссеры не любят работать с давно придуманными декорациями — они ограничивают свободу и делают заложником чужих идей. Впрочем, в случае с "Валькирией" дело облегчается тем, что сценическое решение Шнайдера-Симсена, аккуратно восстановленное и переосмысленное Йенсом Килианом (он же автор костюмов), настолько универсально, что оставляет воображению максимум простора. Огромный эллипс, почти во всю ширину 32-метровой сцены Большого фестивального дворца, высоченное дерево, символизирующее все земное, и космические, порой кроваво-красные декорации задника создают пространство для маневра. Так что решение нынешнего интенданта фестиваля Петера Ружички реконструировать постановку к полувековому юбилею выглядело не очень рискованным. Тем более что режиссерские тетради Караяна не сохранились, а французские кинодокументалисты запечатлели тогда лишь репетиции. Да и не был никогда Караян ярким постановщиком, как бы ни грезилось ему самому обратное. И как бы старательно ни охранял он "свой" (поскольку сам его придумал и организовал от начала до конца) фестиваль от чужеродных вторжений. Вплоть до 1975 года, когда наконец-то пригласили Франко Дзеффирелли, он вообще никому не давал ставить на Osterfestspiele, считая, что как дирижер не может найти своего двойника в режиссуре,— для этого, говорил Караян в интервью "Шпигелю", постановщику надо смотреть его глазами, слышать его ушами и думать его головой.
Нынешняя "Валькирия" — не просто "не вполне копия", это вообще не копия спектакля полувековой давности. Немировой, не так давно уже поставившей отмеченное критиками "Кольцо нибелунга" во Франкфурте, удалось передать эстетику космических масштабов и при этом не поддаться караяновскому искушению бежать от скучной реальности, его отторжению от земных проблем. Ее герои — дети свежерожденного мифа, и в то же время в них много человеческого, неожиданно прорывающихся эмоций, мгновенных проблесков сострадания, мучительных переживаний жертвы, оказавшейся в ловушке между давно сформулированным долгом и требованиями собственного сердца. Финальный дуэт Вотана (отличная работа украинско-швейцарского баса Виталия Ковалева) и Брунгильды (Аня Кампе) — апофеоз отцовской любви к дочери, он сделал бы честь итальянской опере о любви; да и в целом подбор голосов отличный (Зигмунд — Петер Зайферт, Хундинг — Георг Цеппенфельд, Зиглинда — Аня Хертерос, Фрика — Криста Майер), октет валькирий же завораживает и музыкально, и актерски. "Валькирия" Немировой — дань старому, "дорежиссерскому" театру, построенному на декорациях, которые во многом заменяли собой всю концепцию, но в этой старомодности в Зальцбурге обнаружили не просто милые черты прошлого, но и что-то по-прежнему живое, далекое от архаики.
Дирижер Кристиан Тилеман создает певцам комфортные условия, что не мешает ему самому пристально заниматься деталями, извлекать из дрезденского оркестра такое звучание, такие оттенки, что приходится лишь жалеть, что полного "Кольца нибелунга" в Зальцбурге сейчас не будет. Петер Ружичка настаивает на реконструкции одной "Валькирии", уточняя, что это именно "ре-конструкция", то есть создание нового на основе старого. Затея удалась: валькирии выглядят посвежевшими, дух мифа не отдает амбарной затхлостью, а музыка по-прежнему способна погружать в неведомое как в первый раз.
Бывший ассистент Караяна Тилеман вряд ли мог всерьез мечтать о том, что когда-либо тоже возглавит Пасхальный фестиваль в Зальцбурге. В дело вмешался случай — отказ от участия в фестивале Берлинского филармонического оркестра совпал с расцветом Дрезденской государственной капеллы, которой руководит Тилеман. Теперь и дирижер, и дрезденский оркестр — не просто хозяева фестиваля, но и любимцы публики и критиков. Конечно, считать Тилемана реинкарнацией Караяна смешно — времена не те, сама фигура дирижера-диктатора, эгоцентрика, финансового фокусника и (порой) самодура безвозвратно ушла в прошлое. Но то лучшее, что прорывается в личности Караяна, можно увидеть и в работе Тилемана. А вот новое — это гордость за своих музыкантов. Возможно, главное здесь — определение "свои", но когда дирижер на финальных поклонах выводит на сцену весь оркестр и сам встает посреди него, словно равный среди равных, здесь-то и видишь воочию, что это такое — театр как мир, сцена как дом. Даже при том что актеры, собственно, уже ушли в этот момент со сцены.