В Музее личных коллекций ГМИИ им. А. С. Пушкина при поддержке Московского дома фотографии открылась выставка фотографий Бориса Игнатовича. Масштабная экспозиция авторских отпечатков из собраний Пушкинского музея, кельнской галереи Алекса Лахмана (Alex Lachmann Gallery), а также частных коллекций пытается увидеть в профессиональном советском репортере оригинального художника.
Первое признание к Борису Игнатовичу пришло рано, в 1927 году, когда он, 28-летний репортер, руководил отделом иллюстраций ежедневной газеты "Беднота". Снимал проявления материального неблагополучия: коммуны, заросших крестьян, бездомных детей. Но в бедняцком существовании фотограф умел найти что-то позитивное, жизнеутверждающее: вот крестьяне пьют чай и читают газету, а вот бухают и играют на гармошке. Понятно, что таково было редакционное задание, но ведь в умении его выполнять зачастую и состоит репортерский профессионализм. Тогда на первой всесоюзной фотовыставке Борис Игнатович получил свою первую медаль.Формалистские увлечения (какое-то время он вместе с Александром Родченко, Сергеем Эйзенштейном, Александром Дейнекой, братьями Весниными и другими входил в авангардистскую группу "Октябрь") познакомили Бориса Игнатовича с новыми героями, физически более пригодными для диагональных ракурсов и крупных планов. Дремучих крестьян сменили рабочие, футболисты, гимнасты. Это уже для других изданий: "СССР на стройке", "Советское фото", "Правда", "Даешь". Фотографии публиковались сериями, выстроенными по только что открытым законам монтажа в кино: объектив Игнатовича двигался от общего заводского вида через антураж цехов к портретам рабочих и крупным планам гаек. От трибун стадионов — к профилям футболистов. От советского пафоса — к простым эмоциям. От пропаганды — к мечте.
Работа в главных газетах и журналах давала фотографу заказы, от которых не принято отказываться. Как, например, на съемку Ленинграда с воздуха, или маршала Жукова на подписании капитуляции Германии, или товарища Сталина, прижимающего к груди хлопковую ударницу Мамлакат Нахангову. Но не будь этого госзаказа, у Бориса Игнатовича не оказалось бы такого богатого портфолио. В нем мелькают снимки, выводящие автора в ряд классиков другого, не советского масштаба. Фотографу повезло снять беспризорников, затесавшихся в пионерский строй, и стать, хотя бы одной этой карточкой, советским Робером Дуано. В 1937 году разглядеть молодую непринужденную пару, как это удавалось Анри Картье-Брессону. А в посетителе мужской душевой увидеть эротического исполина, на каких сделал карьеру Роберт Мэплторп.
Борис Игнатович снимал так много и талантливо, что при желании из его портфолио можно сложить любую историю. И так уже поступали: были персоналки к 60-летию революции, 30-летию окончания войны, 150-летию фотографии, 90-летию со дня рождения. В начале 90-х фотографии Бориса Игнатовича часто выставляли за рубежом, но исключительно как авангардиста. Пару лет назад его снимки прокатились с российско-американской выставкой фотографии 30-х годов "Пропаганда и мечты", развенчивающей идеологические мифы Америки и СССР.
Нынешняя выставка выводит творчество фотографа за идеологические рамки: репортаж сильно разбавлен пейзажем, реализм — конструктивизмом, штампы — оригинальными находками. И в таком ракурсе Борис Игнатович смотрится скорее трагической фигурой — послушным репортером, но тонким художником. Благо сам автор позаботился о формате своей посмертной славы, саморучно отпечатав лучшее.